Железный пират (сборник) - Пембертон Макс (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗
— Он никогда не забывает, Гастон. Я приехал сюда, чтобы напомнить тебе об этом. Будь уверен в том, что они будут отомщены; самый смиренный слуга Франции — и тот не будет забыт при наших расчетах с Венецией. А расчеты эти ужасны, особенно если производятся таким человеком, как Бонапарт.
Он накинул свой плащ, и они вместе вышли из дома и сели в гондолу графа, которая быстро доставила их через канал на маленькую площадь, где находился ресторан, в который они направлялись. Хотя путешествие их длилось всего только несколько минут, но они успели услышать за это время и подавленные проклятия, посылаемые им гондольерами, и угрозы, сыпавшиеся с других гондол, когда они проезжали мимо. На площади встречавшиеся им люди плотнее закутывались в свои плащи, чтобы нечаянно не коснуться проклятых французов. Женщины при их приближении прятались в дверях и воротах дома, чтобы не видеть ненавистных им чужестранцев. Эта враждебность со стороны женщин сильно забавляла самоуверенного Вильтара.
— Как видно, здесь на розы нечего рассчитывать, Гастон, — сказал он, оскорбительно оглядывая с ног до головы своих хорошеньких врагов: — нас ждут здесь только один шипы; многие из нас, вероятно, уколются о них. А вот, кажется, и знаменитый Флориан? Надеюсь, мы будем себя чувствовать там, как дома. Ты, кажется, говорил, что мы увидим там Шатодена. Я буду очень рад повидаться с ним.
— Тише, — сказал Гастон, оглядываясь кругом, чтобы убедиться, что поблизости нет шпионов. Когда слуга подал им кофе и удалился, он небрежно облокотился на стол и, как бы внимательно разглядывая находящийся напротив собор, проговорил намеренно равнодушным тоном:
— Шатоден умер, разве ты не слышал об этом, Вильтар?
— Умер Шатоден? Неужели это правда, Гастон?
— Они пригвоздили его за горло к дому Фрари. Говорят, что за смерть его было заплачено сто серебряных дукатов. Все это знают и молчат. А Раппе? Его убили, как собаку, в турецкой лавке, и затем тело его похоронил какой-то великодушный рыбак. Севенн умер в церкви, и действие яда они приписали апоплексическому удару. Ришар убит среди бела дня в Риальто, а полиция говорит: что же мы могли сделать? Кровь кипит во мне, Вильтар, когда я вспоминаю все эти ужасы. Я удивляюсь тому, что генерал еще не разрушил этого проклятого города, я бы камня на камне не оставил в нем.
— Он находит нужным поступать так, а не иначе в настоящее время. Гастон, вспомни, что мы ведь состоим теперь в мире с республикой. Мир считается благом в каждой стране. Мы сжигаем фермы и съедаем их хлеб, и увозим их женщин на материк, а между тем мир еще не нарушен. Генерал не желает войны с Венецией — почему? — потому, что он является служителем народа, и народ должен царствовать. Но настанет время, и он проучит вашего дожа. Я уверен, что через три месяца все будет кончено; еще три месяца они будут царствовать здесь. А затем они перестанут существовать, они будут сметены с лица земли. И все те, которые теперь ведут войну против Франции: ваши Цезарии, ваши Фалиеры — сумасброд Лоренцо, Беатриса, — все они обречены умереть первыми. Как, ты, кажется, жалеешь их? Послушай, я перестаю понимать тебя, Гастон!
Вильтар лгал: наблюдая за Гастоном и заметив, как он побледнел, как сверкнули его глаза при имени Беатрисы, он сразу сказал себе, поняв все:
— Женщина найдена!
II.
Лоренцо Брешиа любил театральные эффекты, он остался совершенно доволен позой, принятой им в тот ясный февральский день, когда Беатриса, маркиза де Сан-Реми, должна была услышать от него знаменательные новости; ему казалось, что эта поза вполне соответствует занимаемому им в городе положению и его высокому сану. Усевшись на высокий резной стул посередине обширной комнаты дворца Бурано и разложив перед собой перья, чернила и книги в драгоценных переплетах на столе, сделанном из слоновой кости, он облачился в пурпуровые одежды и на голову надел маленькую бархатную шапочку того же цвета, покрывавшую его седину и скорее пригодную для двадцатилетнего юноши, чем для пятидесятисемилетнего старика, проведшего бурную молодость. Но сердце Лоренцо было еще молодо, и в голове его было столько мыслей, что они могли бы составить счастье целой страны. Невыносимо тщеславный, он сам, не сознавая того, находился всецело под влиянием леди Беатрисы, чего, однако, никогда не признавал, говоря даже с ней с глазу на глаз. «Вы много делаете для меня, — говорил он ей, — но вся суть все же здесь», и с этими словами он многозначительно указывал на свой лоб, а Беатриса, смеясь, отвечала на это: «это — ваша тайна, милорд, которую вы, вероятно, и сохраните до гробовой доски».
Нечего и объяснять, что она была права, говоря так.
Но все же, несмотря на этот самообман, старик Лоренцо сумел завоевать себе завидное положение в стране. Народ преклонялся перед ним, сенат накануне полного своего разложения охотно прислушивался к его мнению. В клубах и кофейнях его прославляли, как умного человека. Его красноречие, его остроумные статьи восхищали весь город, не подозревавший, что все это получено им извне и заимствовано у другого.
Его величественная голова, могущая служить моделью самого Тинторе, вместе с величественностью и очарованием его манеры держать себя, приобретенной им при итальянских дворах и особенно в Риме, — все это говорило в пользу его непогрешимости. Венеция, старающаяся ухватиться хоть за соломинку ввиду неминуемой гибели, призвала Лоренцо, чтобы он спас ее.
А Лоренцо, отведя леди Беатрису в сторону, спрашивал ее:
— Что мне написать им, как ответить им?
Лоренцо принял избранную им позу, чтобы встретить Беатрису в этот знаменательный февральский день, ровно в двенадцать часов; но она все не ехала, и ему пришлось поневоле слегка изменить свою позу и даже ленивой рукой набросать несколько строк на лежавшей перед ним бумаге; он снова и снова красиво драпировал складки своей пурпуровой мантии, чтобы она имела более величественный вид, а Беатриса все не ехала, он начинал сердиться, стал посылать к ней слугу за слугой, стал грозить всем им чуть ли не смертной казнью и так напугал всех, что даже его верный слуга Ноелло собирался уже улизнуть от него, чтобы избегнуть его гнева, как вдруг дверь отворилась, и на пороге неожиданно показалась Беатриса, а бедный Лоренцо как раз в эту минуту представлял из себя ужасный вид, он весь побледнел от злости и ярости топтал ногами свой пурпуровый плащ, при чем шапочка его давно упала с головы, и седые волосы растрепались и окружали неровным ореолом его лицо; он остановился, как вкопанный, при виде маркизы, а та громко рассмеялась и весело захлопала в ладоши.
— Прошу вас, продолжайте, милорд, — сказала она, — наши дела, вероятно, блестящи, так как я вижу вас танцующим.
Ноелло быстро поднял плащ с полу, а Лоренцо повел Беатрису к стулу около стола, извиняясь перед ней, как мог.
— Маркиза, — сказал он, — наступите ножкой на этот плащ, и я прижму его к своему сердцу. Я действительно был очень рассержен. Нечего и говорить, что причиной моего гнева была женщина. В вашем письме вы писали, что приедете в полдень, а теперь час. Судите сами, прав ли я.
— Никогда не доверяйте женщине, милорд. Я получила ваше письмо и приехала, когда мне это было удобно. Если я беспокою вас, я могу сейчас же ехать обратно. Если Лоренцо нравится изображать карнавал во дворце Бурано, то мне хоть позвольте напомнить о том, что моя гондола ждет меня внизу.
Он старался умилостивить и успокоить маркизу и стал собирать свои бумаги и перья, стараясь принять в то же время свой обычный величественный вид. Маркиза в это время, сидя на своем высоком стуле, с улыбкой наблюдала за ним и говорила себе в душе, что из всех пустых голов Венеции эта голова больше всего способна рассмешить ее. Но, несмотря на это, она все же сгорала от нетерпения узнать, зачем он просил ее приехать во дворец и какие важные новости он сообщит ей.
— Полиция донесла мне, что Жозеф Вильтар прибыл сегодня сюда из Маестре, — сказала она наконец. — Я получила это известие в одно время с вашим посланием. Мне кажется, связав оба эти факта вместе, я могу угадать причину, по которой вы пожелали видеть меня, не так ли? Или мы будем говорить с вами о синьорине Рицци или об артистах театра святого Луки? Говорят, они великолепны, хотя и французы. Я, кажется, уже видела их во Франции, когда недавно жила в этой счастливой стране. Итак, значит, мы будем говорить с вами об этих артистах?
