Федька-Зуек — Пират Ее Величества - Креве оф Барнстейпл Т. Дж. (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
И матросы в кубрике бывали только по ночам, а остальное время околачивались на баке, разглядывали недоступный берег, сочиняли небылицы и пересказывали друг другу — причем случалось, и даже не один раз, что история обходила по кругу всю команду и возвращалась в уши того из матросов, из чьего рта впервые вышла, не узнаваемая даже тем, кто ее придумал или впервые поведал. Наконец к исходу третьего дня северо-восточный пассат слабо задул вновь. Матросы Хоукинза торопливо подняли фор-марсели, чтобы вернее поймать ветер, более ощутимый на высоте, — и корабли начали медленно отдаляться от архипелага…
И тут на севере, за кормою, кто-то из младших офицеров увидел каравеллу, которую какой-то упрямец-капитан гнал, лавируя, против ветра. Она стояла на месте… Нет, ее даже сносило к югу! И судя по зеленому кресту святого Иакова на фоке каравелла была португальской!
Хоукинз созвал военный совет с участием тех кандидатов на должности, что служили на флагмане. И, открывая заседание, без обиняков сказал:
— Господа, что там за кормой по левому борту? Там португальская каравелла, вопреки очевидности пытающаяся пройти на северо-восток, против пассата. Еще Колумб догадался, что этого лучше не делать. Почему она так стремится на северо-восток? Одно из двух: либо ее капитан — идиот, давший обет бороться с ветрами, либо на борту скоропортящийся груз, который нужно срочно доставить. Какой скоропортящийся груз может везти португальская каравелла из Гвинеи? Естественно, черных рабов. Их ведь нужно как можно скорее доставить на рынок, потому что рабы в цене только живые. А дохнут они у португальцев каждодневно. И у этого бедняги-капитана каждый час на счету, ибо каждый час несет убытки ему и его хозяевам. Какие будут мнения?
Ему ответил дружный хор:
— Захватить каравеллу!
— И я так считаю. Как говорит в таких случаях некоторым из вас знакомый мой молодой друг Фрэнсис Дрейк, «надо облегчить португальцам непосильное бремя, избавить их от прискорбной необходимости бороться с пассатом». Не так ли?
Господа офицеры загоготали, а Федор подумал: «А они до дна знают друг друга — Хоукинз и Дрейк. Точно слова живого капитана Фрэнсиса Дрейка!»
— Есть предложение: поворотить на норд, идя на таком расстоянии, чтобы не терять каравеллу из виду. А через несколько часов, когда португалец уморит своих матросов непрерывными перекидками парусов с галса на галс, — увеличить ход и идти на сближение! — сказал кто-то — Федор не уследил, кто именно.
— Но наши матросы тоже устанут, нам ведь тоже лавировать придется, — возразил первый помощник капитана Эндрю Реджиннес.
— Не столько, если мы не станем повторять каждый их маневр, а сначала отойдем мористее, идя не против ветра, а в пол-ветра, почти на чистый вест, а потом свернем на сближение, забирая круче к осту, чем португальцы. Практически в таком случае нашим матросам всего-то и придется один раз перекинуть паруса с галса на галс. А португальцы это сделают за то же время десять раз, и у них не будет сил нам сопротивляться, — возразил капитан Лэпсток. На том и порешили.
Расчет оказался верным: португальцы не сделали ни выстрела, ни клинками не махали — и были, кажется, только рады избавиться от своего ценного груза. Хоукинз заполучил сто семьдесят здоровых негров с Перцового Берега — загрузили в устье реки Святого Жоана двести невольников из племени кру, но тридцать уже отдали Богу душу за девять дней в море.
Адмирал англичан, мистер Джон Хоукинз, заявил, довольно почесывая средним пальцем левой руки бородку, что такая бескровная удача — добрый знак и теперь все пойдет на лад. Португальцев ради доброго почина решили отпустить без обид, даже не выясняя, кто из экипажа был прикосновен каким-либо образом к инквизиции либо на ком кровь англичан. Но португальцы и этому акту редкого милосердия не особо обрадовались.
— Вы что все как сонной мухой укушенные? — возмутился Хоукинз. И португальцы, перетолковав между собой, вытолкнули темно-бронзового, как араб или цыган, «нового христианина», то есть попросту крещенного еврея:
— Вот, пускай Переш расскажет. Он лучше знает и болтать горазд.
Ну, Переш так Переш. И англичане услышали такую историю без конца:
— Наш король, его величество Себастиан Первый, хочет жениться. И была у него невеста — красавица, роду преславного, веры католической. Блядища, правда, на всю Европу знаменитая сызмала — принцесса Марго Валуа французская. По матери — Медичи, итальяночка, то есть. Да знаете вы ее.
— Королеву Марго? Да уж наслышаны. Но… Погодите, она же как будто уже замужем за Генрихом Наваррским. Притом протестантом. Или не так?
— Да нет, все так. Но числилась она невестой нашего бедного короля чуть не до своей свадьбы. И когда француженка отказала нашему королю — бедняга с горя помешался. Потому что уже не первый случай, когда ему дают слово, а потом в самый последний момент возвращают колечко. Ну, а в Марго он, видимо, всерьез втюрился и после ее свадьбы, да еще с еретиком, стал задумываться, уединяться, книжки читать… И внезапно сходил пешком в Белемскую обитель и там объявил, что готовится в крестовый поход! Нет, вы подумайте! В наше время и крестовый поход! В шестнадцатом веке!
— А против кого? Турок ему не победить, это заранее. ясно…
— Против марокканцев, мавров по-нашему. И вроде идти должны не одни желающие, а все мужчины страны поголовно.
Впрочем, наш король давно уж со странностями, чтобы не сказать похуже. И не спорьте со мною, что это не так: я-то собственными глазами видел, как у него начиналось. В шестьдесят девятом году, в самую жару, значит, в конце июля, нашла на Португалию чума. Ну, я, как и многие, ушел спасаться от мора в святое место — в монастырь Алковаша. Слугой при звоннице. Тут прибывает его величество дон Себастиан. Его величеству взбрело в голову немедленно полюбоваться прахом великих своих предков. Сначала на отца, потом на Мануэла Счастливого (своего деда). И так до Ависского магистра… Ах да, вы же иностранцы и не знаете нашей истории. Это, в общем, основатель нынешней династии. Посмотрел дон Себастиан на своих предков, пригорюнился и говорит этак тоскливо: «Нет, это не великие государи. Вскрывайте гробницы королей Бургундской династии!» Ну, сами понимаете: слово короля — закон, перечить никто не стал. И как дошли до Аффонсу Третьего — король наш ожил, взволновался, аж покраснел. И завопил во всю мочь: «Вот! Вот он, истинно великий государь! Во всех отношениях гигант! Семеро законных детей, да пятеро бастардов, и сам четыре с половиной локтя ростом: И воитель величайший — ибо он отвоевал у мавров королевство Алгарви! Вот на кого желаю я быть похожим!»
А между прочим, в нашем монархе — да хранит Господь его дни и жизнь его! — более австрийской крови, нежели испанской и более испанской, нежели португальской. И воитель из него аховый, ибо все свое детство он тяжко и длительно хворал. И после всех перенесенных болезней стал кривобок, разнорук, косолап и чуть-чуть хром. Так что навряд ли ему удастся походить на великого завоевателя Аффонсу Третьего хоть чем-нибудь.
Вот с тех пор он, прямо на моих, можно сказать, глазах, и рехнулся. Подавайте ему войну с сарацинами — и точка. А какие сарацины, где? Их из Европы последних выгнали за полвека да его рождения! Какие же мавры, я вас спрашиваю? Этот безумец твердо решил загнать всю славную португальскую нацию в африканские пески и положить ее там! И сам во главе ляжет! И ради чего — непонятно.
Облегчив португальцев, освободив их от тяжкого труда — пробиваться против пассата, англичане оказались перед трудным выбором: возить рабов в трюмах, идя в Гвинею, пока наберешь достаточное для прибыльности дела количество рабов — отобранные у португальцев невольники перемрут в трюмах; отправить одно судно в Вест-Индию для срочной продажи этих ста семидесяти, или, вернее, тех, кто останется в живых из ста семидесяти, — риск. Отберут испанцы товар, еще и экипаж схватят и на галеры отправят, а судно конфискуют. Нельзя идти в испанские моря на одном корабле. Риск слишком большой.
