Штурман дальнего плавания - Клименченко Юрий Дмитриевич (книги бесплатно полные версии txt) 📗

— Игорь Петрович… Вот что. Постарайтесь узнать у Бартона, не жил ли он в Австралии, в Сиднее, кажется, в тысяча девятьсот девятом году.

На следующий день, стоя на вахте, Микешин увидел лорда Бартона, гулявшего по палубе. Погода удерживалась хорошая, хотя стало значительно холоднее.

Походив около мостика и прочитав табличку на английском языке, гласившую о том, что пассажирам вход запрещен, англичанин решительно откинул заградительную цепочку и вошел на мостик.

В другое время Микешин сделал бы ему замечание, не посмотрев на его титул, но теперь, вспомнив поручение капитана, был даже рад визиту англичанина.

— Доброе утро, мистер Бартон. Великолепная погода! Надеюсь, вы чувствуете себя хорошо? — начал Игорь, приветствуя лорда как старого знакомого.

— Прекрасно, мейт. [8] Скоро ли придем в Ленинград?

— О, обычный вопрос всех пассажиров, и обычный ответ: придем раньше или позже. Даже сама овца не может ускорить рост своей шерсти, так, кажется, говорят в Австралии? — опасливо сказал Микешин, придумав на ходу эту несуществующую пословицу.

Бартон улыбнулся:

— Я очень хорошо знаю Австралию, жил там долго в молодости, но это выражение слышу в первый раз, мейт.

Этого было достаточно.

Сменившись, Микешин доложил Виталию Дмитриевичу о своем разговоре с англичанином.

Дрозд весело улыбнулся; фигура его выпрямилась, лицо помолодело.

— Игорь Петрович, дайте, пожалуйста, распоряжение ресторатору, чтобы он накрыл в салоне кофе на две персоны, ну и соответствующую закуску в русском стиле. Скажите, что я прошу его лично обслуживать моего гостя.

Стол был накрыт со знанием дела; даже изощренный гурман не мог бы придраться к чему-нибудь. Водка «со слезой», вишневая наливка, зернистая икра, розовая, источающая жир семга, осетровый балык, фрукты — одним словом, все, что так любят иностранцы, приезжающие в Россию.

Ровно в восемнадцать часов в салон вошел мистер Бартон и оценивающе оглядел стол. Виталий Дмитриевич усадил гостя, который что-то говорил о приятном путешествии и преимуществах парохода перед поездом.

Ресторатор Василий Иванович обслуживал капитана и гостя в отлично сидевшем на нем черном смокинге и хрустящей крахмальной сорочке. Просто не верилось, что этот элегантный и молчаливый «стюард» только что громил на собрании нерадивых корреспондентов (он был редактором судовой стенгазеты).

Сначала разговор шел вокруг торговли. Говорили о возможностях ввоза продукции фирмы, представителем которой, очевидно, был Бартон. Затем лорд похвалил английское произношение капитана. Виталий Дмитриевич усмехнулся:

— Я жил довольно долго в Англии и Австралии. Там и выучил язык…

Мистер Бартон повеселел:

— Самые лучшие годы своей жизни я провел в Австралии. Невозвратимая молодость…

Англичанин прикрыл глаза, как бы переносясь на минуту в далекий Сидней. Потом с сожалением вздохнул.

— Хорошее время было. Если бы скинуть лет двадцать! Даже десять! Не правда ли, мистер Дрозд?

Дрозд набивал трубку, дружелюбно посматривая на лорда Бартона:

— Да, хорошее время. Боевое. Но я не очень люблю Австралию.

Бартон сделал протестующий жест:

— Как это можно?! Чудесная богатая страна, великолепный климат. Кстати, в каком году вы жили в Австралии?

— В тысяча девятьсот девятом, в Сиднее. Как раз в тот год, когда там вспыхнула стачка овцеводов.

Англичанин поморщился:

— Да, да, как же; эту историю с овцеводами я хорошо помню. Надо сказать, глупейшая стачка.

— Вы находите?

— Безусловно. Разве нельзя было сделать все иначе, мирным путем? Нет, нет, все было плохо задумано и организовано.

— Ну, я не сказал бы этого. Ведь овцеводы все-таки добились своего!

— Добились! Добились потому, что власти не хотели кровопролития…

Мистер Бартон нервно налил себе рюмку водки и залпом выпил ее. Видимо, эти воспоминания раздражали его.

— Все же, если мне не изменяет память, кровопролитие и избиения были! — смотря в упор на Бартона, сказал капитан. — Между прочим, вы не помните, мистер Бартон, человека по прозвищу Лонг Билли? [9]

Добродушное выражение исчезло с лица англичанина:

— Этого проходимца? Одного из организаторов стачки? Отлично помню.

— Его, кажется, судили?

— Судили.

— И какой же приговор вынес суд?

Мистер Бартон нахмурился, потом высокомерно бросил:

— Он не заслуживал ничего больше, как быть повешенным.

Виталий Дмитриевич затянулся из трубки:

— Значит, повесили?

— Нет. Этому негодяю удалось бежать из тюрьмы.

— Видно, здорово насолил в Австралии. Лонг Билли? — усмехнулся Дрозд. — Ловкий, верно, был парень.

Лорд Бартон, скрывая досаду, примиряюще сказал:

— Я понимаю, капитан, что у нас разные точки зрения, но если бы вы знали этого бродягу, то, вероятно, присоединились бы к моему мнению.

— Негодяй, проходимец, бродяга… — Дрозд задумчиво крутил в пальцах пустую рюмку. — Нет, Билли был искренне предан борьбе за улучшение жизни рабочих. Он отдал ей много лет своей молодости…

— Вы говорите так, капитан, как будто бы хорошо знали этого человека, хотя…

Но Виталий Дмитриевич не дал ему договорить. Он наполнил рюмку гостя и сказал:

— Оставим эту тему. Поговорим лучше о женщинах.

Бартон облегченно вздохнул и с удовольствием выпил.

— Я помню одну очень красивую женщину в Сиднее, — начал Дрозд. — Может быть, вы тоже помните ее? Лола Рик. — Дрозд испытующе посмотрел на лорда. — Знаменитая танцовщица из кабаре «Золотая подкова».

Мистер Бартон пошевелился в кресле и кисло ответил:

— Припоминаю. Вы знакомы с Лолой Рик?

Он взглянул на часы, как это делают, когда торопятся. Ему уже хотелось уйти. Лорд почему-то чувствовал себя неловко с этим спокойным и вежливым капитаном.

— Нет, — засмеялся Дрозд. — Я видел ее фотографию в газетах. Хорошая была девушка. Дело в том, что после этого несправедливого приговора над организаторами стачки их судил какой-то Бартон, — видимо, ваш однофамилец. Так вот, этот молодой судья поехал с приятелями кутнуть в «Золотую подкову», и Лола Рик публично влепила ему там такую пощечину, что ее слышали по всей Австралии. «За брата!» — крикнула она; ее брата, Джемса Рика, приговорили к каторжным работам…

Лицо Бартона побледнело, он нервно комкал салфетку.

— Вы, оказывается, осведомлены о всех сиднейских сплетнях, — сказал он, с ненавистью смотря на капитана.

Облизнув сухие губы, лорд налил себе еще водки, сердито отстранив склонившегося к нему ресторатора Василия Ивановича.

— Вот видите, мистер Бартон, мы даже нашли с вами общих знакомых, — делая вид, что не замечает волнения англичанина, спокойно проговорил Дрозд. — Вы правы, я хорошо знаю и Лонг Билли, и тюрьму в Мельбурне, и тамошних молодчиков с дубинками. Вот этот шрам — их работа. — Капитан провел рукой по щеке. — Этот удар мне нанес один из особо рьяных помощников судьи Бартона. Вы, очевидно, согласитесь, что шрам не украсил моего лица? Но вообще я очень доволен, что не был повешен. Товарищи помогли мне бежать. Так выпьем же за жизнь! — и Виталий Дмитриевич поднял рюмку.

Бартон сидел пунцово-красный, с выпученными глазами и открытым ртом. Затем он быстро встал, по привычке промямлил «гуд бай» и, не подняв упавшей салфетки, проследовал к выходу.

Ресторатор вежливо поклонился…

Мистер Бартон до самого Ленинграда не выходил из своей каюты: вероятно, он боялся мести.

Но с лордом ничего не случилось.

«Тифлис» средним ходом шел по каналу. На мостике неподвижно стоял Дрозд в обычном своем сером плаще и кепке. Облокотившись на планширь, капитан посасывал неизменную трубку. Казалось, его совершенно не интересовали город, чудесный вечер и близкое свидание с родными. Микешина же, наоборот, волновало все. Приятное, ни с чем не сравнимое волнение благополучно оконченного рейса, радость предстоящей встречи с Женей и знакомые строения порта — все радовало Игоря. По левой стенке канала стояло множество судов.