Капитан Хорнблауэр - Форестер Сесил Скотт (читать книги регистрация .TXT) 📗
Обходить рассыпавшийся караван — слишком долго, это лишит его преимуществ внезапности. Хорнблауэр тихо приказал рулевому править в сужающийся просвет между двумя судами. На «Лорде Монингтоне» увидели, что к ним несется двухпалубник, и повернули — Хорнблауэр на это и рассчитывал.
— Приготовиться у пушек! — прогремел он. — Мистер Джерард! Дадите бортовой залп по люггеру, когда будем проходить мимо.
«Лорд Монингтон» остался позади, теперь впереди «Европа» — она только что повернула и, казалось, сейчас врежется в «Сатерленд».
— Чтоб ей лопнуть! — орал Буш. — Чтоб…
«Сатерленд» срезал «Европе» нос, ее ватерштаг чуть не проехал по их бизань-вантам. В следующую секунду «Сатерленд» проскочил в сужающийся просвет между двумя другими судами. Вот и «Уолмерский замок» — люггер, не ожидающий увидеть «Сатерленд» так близко, уже взял его на абордаж.
В наступившей тишине слышен был лязг оружия — французы карабкались на низкую палубу индийца. Тут они увидели несущийся на них линейный корабль. Матросы попрыгали обратно в люггер, и объединенными лихорадочными усилиями двухсот рук подняли громоздкий марсель. Люггер развернулся, как волчок — но поздно.
— Обстените крюйсель, — бросил Хорнблауэр Бушу. — Мистер Джерард!
«Сатерленд» замер, готовясь нанести сокрушительный удар.
— Цельсь! — завопил Джерард, вне себя от возбуждения. Он был у баковой секции пушек, которой предстояло первой поравняться с люггером. — Ждите, пока пушки укажут на него! Пли!
Корабль медленно разворачивался, пушки стреляли одна за другой — время для Хорнблауэра замедлилось, и ему казалось, что это длится минут пять. Выстрелы шли неравномерно, некоторые канониры явно поджигали раньше, чем их орудия поравнялись с люггером. Углы тоже были выбраны неверно — ядра падали по обоим бортам люггера и далеко за ним. И все же кто-то попал. От люггера полетели щепки, порвались несколько вант. На людной палубе возникли как бы водовороты — это там, где пролетело ядро.
Свежий ветер мгновенно развеял пороховой дым, открыв взорам люггер в сотне ярдов от «Сатерленда». Расправив паруса, он быстро скользил по воде — он еще мог спастись. Хорнблауэр велел рулевому спуститься под ветер — он хотел дать еще один бортовой залп. В это мгновение девять клубов дыма над бортом люггера возвестили, что французы стреляют из своих пушечек.
Целили они метко. Коротко пропело в ухе пролетевшее над головой ядро, затрещали доски — еще два ядра угодили в корпус. Дистанция большая — толстая деревянная обшивка должна выдержать.
Хорнблауэр, перегнувшись через поручень, услышал, как грохочут катки — на «Сатерленде» снова выдвигали пушки.
— Цельте лучше! — прокричал он. — Ждите, пока пушки поравняются с люггером!
«Сатерленд» продолжал уваливаться, пушки гремели по одной, по две. На каждую из семидесяти четырех пушек приходилось лишь по одному опытному матросу, и, хотя офицеры, распоряжающиеся батареей левого борта, отослали часть своих людей на правую, опытных канониров они, естественно, на всякий случай приберегли. А в старой команде и не было семидесяти четырех опытных наводчиков — Хорнблауэр вспомнил, как трудно было составлять вахтенное расписание.
— Запальные отверстия закрыть! — прокричал Джерард. Голос его звенел от волнения. — Отлично! Молодцы, ребята!
Большая грот-мачта люггера вместе со стеньгой и вантами наклонилась к борту и зависла на несколько мгновений, прежде чем рухнуть. Однако французы отстреливались — один раз выпалило ближайшее к корме орудие. Хорнблауэр повернулся к рулевому. Он собирался подвести «Сатерленд» на расстояние пистолетного выстрела и добить противника. Волнение обуревало. В последнюю секунду он вспомнил про свои обязанности: он дал другому люггеру время подобраться к каравану, и теперь дорога каждая секунда. Приказывая положить «Сатерленд» на другой галс, он отметил свое возбуждение как занятный психологический феномен. Вдогонку им с люггера выстрелили еще раз — грохот дико прокатился над бурным морем. Черный корпус люггера походил на искалеченного жука-плавунца. На палубе кто-то размахивал трехцветным флагом.
— Прощай, мусью, — сказал Буш. — Придется тебе попотеть, пока доползешь до Бреста.
«Сатерленд» мчался новым курсом; индийцы развернулись и, словно овечье стадо, подгоняемое псом-люггером, устремились к «Сатерленду». Увидев, что тот несется навстречу, капер вновь метнулся в сторону и повернул оверштаг, чтоб вновь атаковать «Уолмерский замок». Хорнблауэр развернул «Сатерленд», и «Уолмерский замок» бросился под его защиту. Отбиваться от одного врага несложно было даже неповоротливому «Сатерленду». Через несколько минут это поняли даже французы — бросив преследование, они двинулись на подмогу покалеченному товарищу.
Хорнблауэр наблюдал, как развернулся и наполнился большой люггерный парус, как суденышко накренилось и пошло в бейдевинд; другой капер, тот, что лишился мачт, уже пропал из виду. Приятно было видеть, как удирает последний француз. На месте его капитана, Хорнблауэр бросил бы товарища — пусть выбирается, как знает — а сам преследовал бы конвой до темноты; глядишь, ночью кто-нибудь из торговцев и отстанет.
— Можете закрепить пушки, мистер Буш, — сказал Хорнблауэр наконец.
Кто-то на главной палубе закричал «ура!»; вся команда подхватила. Матросы размахивали шапками, словно только что выиграли Трафальгарское сражение.
— Молчать! — заорал Хорнблауэр вне себя от ярости. — Мистер Буш, пошлите матросов ко мне на корму.
Они подошли, ухмыляясь, толкаясь и дурачась, как школьники, даже новички в пылу сражения позабыли про морскую болезнь. При виде такого идиотизма у Хорнблауэра закипела кровь.
— Молчать! — рявкнул он. — Чем это вы таким отличились? Отпугнули пару люггеров не больше нашего барказа! Двумя бортовыми залпами с семидесятичетырехпушечного корабля сбили одну-единственную мачту! Да вы должны были разнести его в щепки! Два бортовых залпа, приготовишки несчастные! К настоящему сражению вы научитесь стрелять — об этом позабочусь я и девятихвостая кошка. А как вы ставите паруса! Португальские негры и те управляются лучше!
Нельзя отрицать, что слова, идущие от чистого сердца куда действеннее любых риторических ухищрений. Матросов глубоко впечатлил неподдельный гнев капитана, раздосадованного их бестолковостью и неповоротливость. Они повесили головы и переминались с ноги на ногу, осознав, что не совершили никаких особенных подвигов. Надо быть справедливым — столь бурное ликование больше чем наполовину было вызвано последним отчаянным маневром, когда они неслись между близко идущими судами. В последующие годы они приукрашивали и приукрашивали эту историю, ставшую излюбленной матросской байкой, пока не стали уверять, будто Хорнблауэр в ревущий шторм провел двухпалубный корабль сквозь эскадру в сто судов, причем все сто в это время двигались разными курсами.
— Прикажите играть отбой, мистер Буш, — сказал Хорнблауэр. — А когда матросы позавтракают, можете устроить парусные учения.
Теперь возбуждение сменилось реакцией, и ему хотелось поскорее укрыться на кормовой галерее. Но вот Уолш, врач, рысцой подбежал по палубе и козырнул.
— Докладываю, сэр, — сказал он. — Один уорент-офицер убит. Никто из офицеров и матросов не ранен.
— Убит? — У Хорнблауэра отвисла челюсть. — Кто убит?
— Джон Харт, мичман, — отвечал Уолш. Харт был способным матросом на «Лидии», Хорнблауэр сам выхлопотал ему уорент-офицерский патент.
— Убит? — повторил Хорнблауэр.
— Если хотите, сэр, я помечу его «смертельно ранен», — сказал Уолш. — Ему оторвало ногу девятифунтовым ядром, влетевшим в орудийный порт номер одиннадцать нижней палубы. Он был еще жив, когда его принесли вниз, но в следующую минуту умер. Разрыв подколенной артерии.
Уолш был назначен недавно и под началом Хорнблауэра не служил — не то воздержался бы от таких подробностей.
— Прочь с дороги, черт вас подери, — рявкнул Хорнблауэр.
Желанное одиночество испорчено. Позже предстоят похороны — флаг приспущен, реи в знак траура наклонены. Уже это раздражало. И погиб Харт — улыбчивый долговязый юноша. Всякая радость улетучилась. Буш на шканцах счастливо улыбался, довольный недавним успехом и предстоящими учениями. Он охотно побеседовал бы с капитаном, Джерард — он стоял рядом — похоже, рвется обсудить свои драгоценные пушки. Хорнблауэр посмотрел на них сурово, подождал — не заговорят ли. Однако они не зря служили с ним столько лет — оба разумно промолчали.
