Повседневная жизнь российских подводников - Черкашин Николай Андреевич
Вдруг обмен койками лейтенанта Хрычикова и капитан-лейтенанта Полякова станет самым главным обменом в их жизни: черный жребий смерти выпадет тому, кто останется в момент тревоги в Восьмом отсеке.
И роковым для всех обернется обычная лотерея с назначением на вахты. В час беды и в миг ее начала на вахте в Девятом стоял матрос Кабак. Тот, кто придумал этот жуткий сценарий, обладал мрачным чувством юмора.
Кабак!
Девятый отсек
В Девятом, предпоследнем к корме, отсеке помимо всего прочего - камбуз. В то утро кок жарил оладьи, и на соблазнительный запах вылез из отсечного трюма вахтенный матрос Кабак. Пока шли сложные переговоры с коком. Кабак предлагал себя в качестве дегустатора готовой продукции, в трюме, наконец, прорвало злополучную микротрещину, и трубопровод лопнул. Масло, вырвавшееся из свинца под давлением, попало на фильтр очистки воздуха в отсеке, в котором рабочая температура элемента (ускорителя химической реакции) была выше 120°С.
Вот тут и заплясало пламя, повалил дым. Его еще можно было потупить, накинув одеяло, пустив из ВПЛа пенную струю… Заметь Кабак сразу, в первую же минуту, этот выброс… Но, должно быть, дым подгоревших оладий помешал сразу уловить запах гари. А когда уловил и стал докладывать вахтенному офицеру, тот, который за автономку не раз и не два получал доклады о самых разных источниках дыма, не поря паники, хладнокровно посоветовал разбудить старшину отсека Васильева и выяснить, откуда дымит и что. Кабак растолкал главстаршину, который досматривал последний сон в своей жизни, и уж Васильев-то, сиганув в трюм, и принял на себя огнеметный форс пламенной струи. За эти считанные минуты, которые прошли от доклада Кабака в ЦП и до прыжка Васильева в трюм, огнем выплавило фторопластовые прокладки в трубопроводах воздуха высокого давления, и пламя, раздутое струёй в двести атмосфер, загудело яростным ураганом…
Каждому из оставшихся в живых авария виделась по-своему: в зависимости от того, в каком отсеке он встретил беду. Мы же увидим эти отпылавшие события глазами командира Первого (носового) отсека, старшего минера «К-19» капитан-лейтенанта Валентина Заварина. Он первый, кто попытался воссоздать хронику того страшного дня. Главным же консультантом в его кропотливой работе, судьей, оценивающим деяния и поступки каждого в жестоком испытании, станет человек столь прямой и бескомпромиссный, сколь и самоотверженный, офицер, еще до похода попытавшийся обратить внимание начальства на опасные прорухи головоломной машинерии атомного ракетоносца (начальство, «выпихивавшее» «К-19» в море, сумело не услышать его), инженер-механик (командир БЧ-5) капитан 2 ранга Рудольф Миняев.
Первый отсек
О том, что происходило в корме, из Первого отсека можно было судить только по стрелке одного прибора - манометра станции ВПЛ. Стрелка все время клонилась к нулю, а это значило, что давление в системе падало, поскольку она непрерывно работала, выбрасывая пенную струю в очаг пожара. Если бы пожар был потушен, то систему в Девятом перекрыли бы, и стрелка остановилась где-нибудь выше. Но она неумолимо сползала к нулю. Пусто. Пены нет. Все израсходовано. Потушили?
Заварин: «Пожар страшен. Но страшней бездействие при пожаре. Там, далеко за стальными переборками, - огонь, от которого отступать некуда. Быстро спустились в трюм старшина отсека мичман Межевич, трюмный и я - командир Первого отсека. Спустились для перезарядки носовой системы, пожаротушения. Я водил пальцем по строчкам инструкции, выбитой на латунном листе, и смотрел на манометр. А давление все падало и падало. Кто-то расходовал ВПЛ - пенную жидкость системы пожаротушения. Затем мы перезарядили систему, но давление снова падало.
Прошло много лет, но это чувство досады и сострадания запомнилось навсегда. Когда в очередной раз мы перезарядили систему последними остатками пенообразующего раствора, поняли, что кому-то там, в очаге пожара, помочь уже больше не сможем…
Запросили Десятый отсек. Там ребята тоже израсходовали весь запас ВПЛ. Сколько же этой пены мы залили в очаг пожара! Неужели так и не перекрыли шланг пожаротушения? Неужели не хватило пены? Неужели уже некому было перекрывать кран системы ВПЛ?
Потом, спустя много времени, когда подводную лодку на буксире провели в Североморск, мы узнали, что старшина Девятого отсека Васильев принял огонь на себя. Он успел размотать шланг пожаротушения и направить струю в огонь пожара. Его нашли в трюме - там, где сноп огня из трубопровода гидравлики прожег трубопровод ВВД (воздуха высокого давления).
Ни Кулибаба, ни Миняев, никто из тех, кто находился в Центральном посту, еще не представлял толком, что именно случилось в Девятом. На пультах Центрального не было приборов, которые бы показывали, во сколько крат подскочили температура и давлении в аварийном отсеке. Все надеялись, что беду удалось отсрочить, наглухо задраив стальные переборки, что пожар затихнет сам собой, как предсказывали все инструкции, ибо самый, 'надежный способ тушения пожара на подлодках есть «метод герметизации отсека».
Восьмой отсек
Восьмой отсек - электротехнический. Здесь находятся жизненно важные механизмы, без которых невозможно остановить реактор и начать его расхолаживание.
Командир отсека, он же и командир электротехнического дивизиона, - инженер-капитан-лейтенант Лев Цыганков. Как и многие в момент аварии, он отдыхал в своей каюте. С первыми же звонками аварийной тревоги был на ногах. Выбираясь из тесной двери, слышал, как резко лязгнула переборочная дверь, и в клубах дыма отчаянно матерясь, перескочили в отсек несколько человек. Это были матросы из Девятого, которые успели спастись прежде, чем все отсеки на «К-19» наглухо замкнут свои двери. Среди перебежавших был и матрос Кабак…
Еще не отзвучали пронзительные рвущие душу трели, как барабанные перепонки больно хрустнули от скачка давления. Это напор горячих газов прорвался, из надутого баллонами ВВД Девятого отсека. В Восьмой ударили черные струи дыма и угарного газа. Цыганков сразу понял, что в Восьмом долго не продержаться.
- Центральный, - крикнул он в микрофон межотсечной связи. - Прошу разрешения убрать лишних людей из отсека.
- Добро! - крикнули ему из Центрального.
Он велел немедленно перебираться в Седьмой погорельцам из Девятого. Вслед за ними перескочили и лейтенанты-управленцы Сальников и Лешнев. Они тоже не нужны были Цыганкову в борьбе с прорвавшимися газами. Он оставил с собой лишь старшину Восьмого отсека мичмана Николаенко да несколько электриков, без которых невозможно было обеспечить всплытие…
Много позже летописец экипажа Заварин писал о нем так:
«О чем думал Цыганков в те несколько минут, которые судьба отвела ему на самое главное в жизни? О своей маленькой дочери Вике? Подумать о себе времени не было, потому что в той обстановке от его действий зависит судьба корабля, жизнь экипажа. Они обязаны обеспечить работу главных механизмов, иначе пучина океана навсегда может поглотить корабль.
Сквозь дым едва различимы шкалы приборов, горло раздирает кашель… Надо включаться в аппарат…
Цыганков переключает сам работу агрегатов от аварийных источников питания, выключает второстепенные потребители. Кружится голова. Израсходованы все средства пожаротушения.
Он один у щитов управления. Оборвалась связь. Погас свет».
Седьмой отсек
Смерть рвалась из отсека в отсек, пронзая броню задраенных переборок. Собрав обильную жатву в Девятом, пополнив ее в Восьмом жизнями Цыганкова, Николаенко и нескольких электриков, она, шипя угарным газом, просачивалась в Седьмой - турбинный - отсек.
Старшим здесь был инженер-лейтенант Вячеслав Хрычиков, родом из города Людиново Калужской области.
По свидетельству Заварина, все было так:
«В Седьмом не сразу поняли, что в отсек проник невидимый убийца - угарный газ. Они не сразу бросились к дыхательным аппаратам. Надеялись, глядя на глубомер: стрелка его отсчитывала последние десятки метров, которые оставались до поверхности океана. Еще несколько минут и - в отсеки ворвется свежий воздух.
