Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмен - Ларссон Бьёрн
— Нет, сэр. Тут самое важное, каким обращаешься тоном. Они же вроде собак. Вы никогда не пробовали разговаривать с собакой? Посмотрите, они даже повеселели.
— Возможно, — пробормотал капитан. — Выглядят они действительно неплохо. Считайте, что вам повезло. И помните: я не спускаю с вас глаз, Сильвер.
— Конечно, сэр. Не беспокойтесь, сэр, я умею держать людей в узде.
— Только себя не умеете держать, — отрезал Баттеруорт и, повернувшись на каблуках, заспешил прочь.
Сразу после его ухода я принялся действовать. Прежде всего я рассказал Джеку, что они должны восстать сегодня же, но что открыть кандалы можно не раньше, чем Скьюдамор совершит очередной обход и будет роздан ужин. Через Томпкинса я послал весточку матросам-заговорщикам. Когда вспыхнет мятеж, им надо собраться на баке и не рыпаться, пока я не скажу. Это был единственный способ — иначе неграм нипочём не отличить законную добычу от незаконной. Как только появился с обходом Скьюдамор, я посвятил его в наши планы и посоветовал, если он хочет завтра увидеть свет божий, тоже не покидать бака. Он поблагодарил меня, но не проявил ни малейшего воодушевления. Впрочем, я и не ожидал ничего такого.
Вечером, после того как пробили восемь склянок, туземцы принялись отпирать свои цепи. Надо было видеть их лица, когда они садились и растирали затёкшие ноги. Это было зрелище, достойное богов… и меня.
Спустя ещё четыре склянки я, стоя в люке, услышал, как первый помощник тихонько даёт команду лезть на реи. Я торопливо спустился обратно, у самого трапа меня встретил стоявший наготове Джек. У кормовой переборки тряслись от страха трое надсмотрщиков. В предвкушении грядущих событий у них явно поубавилось спеси, что было очень даже хорошо.
Я кивнул Джеку, и в следующий миг чёрная людская масса пришла в движение. Мне же не оставалось ничего иного, кроме как ждать. Я лёг на нары и закрыл глаза. До меня донеслись первые выстрелы и крики боли, и я радовался им, пока перед глазами вдруг не разлилась сплошная чернота.
Когда я пришёл в себя, было ещё темно, но я, даже не открывая глаз, заподозрил неладное. И дело было не только в том, что у меня трещала и раскалывалась голова, что я вдыхал запах потных тел, испражнений и чего-то непонятного и было странное ощущение, будто я не один, хотя из звуков, которые может издавать человек, до моего слуха доносилось лишь невнятное бормотание… нет, скорее всего меня насторожило то, что мы находились в открытом море, в чём я, Джон Сильвер, готов был поклясться. Одерживаемый парусами, «Беззаботный» мягко покачивался на зыби то ли начинающегося, то ли затухающего волнения; ветер дул с траверза. Это было неоспоримо. А ведь мы не должны были уйти в море, если восстание удалось.
Что случилось? Где я? Я попробовал встать, но одна нога оказать словно зажатой в тиски, а когда я попытался сесть, то стукнулся головой о деревяшку. Мало того, что башка заболела ещё больше, у меня потекла кровь, тёплая, противная кровь, которая заструилась по лбу и, огибая нос и рот, закапала с подбородка. Внезапно до меня дошло, какой запах я не смог сразу распознать. Это был запах крови. Я дёрнул зажатую ногу, и что-то вроде поддалось, однако я тут же услышал рядом идущий откуда-то из глубины, безутешный голос.
— Ложитесь, сэр! Всё кончено.
Я пощупал место около себя и наткнулся на голое тело. С самыми страшными предчувствиями я дотянулся до ног и обнаружил вокруг одной щиколотки кандалы, идущие от меня к соседнему телу.
— Какого чёрта!.. — вскричал я.
— Любой может быть раб, — услышал я тот же голос, шедший словно из подземелья. — И сакалава, и белый человек.
Я откинулся обратно на деревянные нары, единственной подстилкой на которых служил тонкий слой подкожного жира у самого человека. Тут только я сообразил, что я тоже обнажён. Я стал рабом, Господи, спаси и помилуй… и пропади всё пропадом! Меня превратили в невольника, меня, Джона Сильвера, который стремился к свободе больше всех знакомых мне людей.
Обезумев, я истошно заорал. Протянутая рука встряхнула меня.
— Хватит. Ты не просто ты, — настойчиво произнёс прежний голос и безрадостно засмеялся. — Теперь мы братья, я и ты. Ты тоже.
— Какие ещё братья? — вспылил я.
— Ты раб, я раб, мы рабы. Нет разницы, — сказал Джек, потому что рядом со мной лежал он.
— Разрази меня гром, я не раб! Заруби это себе на носу.
— Подожди — увидишь, — отозвался Джек.
Что он имел в виду? Я раскинул мозгами. Как бы то ни было, я жив. Самое главное всегда — сохранить жизнь. Восстание подавлено, в этом можно не сомневаться. Как и почему, узнаю после. Меня оглоушили чем-то тяжёлым и пока что, за неимением лучшего, приковали среди невольников. Я оказался на подозрении, потому что, когда разразился мятеж, внизу оставался один я. Неудивительно, что теперь меня держат на положении пленника, уговаривал я себя, радуясь, что не подписал круговую грамоту. При таком раскладе нет ни малейших доказательств моего участия в заговоре, и мне удастся защитить своё доброе имя своим длинным языком, если только я пошевелю мозгам и не дам себе вспылить. Но почему меня раздели догола?
— Джек! — позвал я. — Что случилось?
— Случилось? — повторил он безжизненно.
— Вот именно, что случилось? Почему мы лежим тут? Почему всё сорвалось?
Мне стоило немалых трудов и уговоров заставить его рассказать о происшедшем, настолько глубоко он ушёл в свою печаль. Во-первых, кто-то проболтался и на палубе хорошо подготовились к встрече бунтовщиков. Троим надсмотрщикам и двоим рабам позволили завладеть пушками и дать знак остальным, чтобы те вываливались из трюма и заполняли огороженное частоколом пространство. Когда туда битком набилось человек сто, пятерых пушкарей мгновенно обезвредили (вот какие выстрелы и крики я слышал, пока не впал в беспамятство), а прочим доходчиво объяснили, что с ними будет, если они шевельнут хоть пальцем. Одновременно вторая половина экипажа занималась теми, кто пролезал в собственноручно мною выпиленные дыры, что было весьма просто, поскольку они лезли и возникали в поле зрения по двое. Наконец, партия вооружённых мушкетами матросов спустилась в трюм через носовой люк и напала на оставшихся внизу с тыла. Один из этих моряков, по мнению Джека, и огрел прикладом меня, лежачего. Ну а того, что нас сковали вместе, добился сам Джек, воспользовавшись суматохой.
— Но почему всё кончилось так быстро? — удивлённо спросил я. — Ещё даже не светает, а всех уже водворили на места и мы в открытом море.
— Вторая ночь, — ответил Джек.
Ага, значит, я провалялся в бессознательном состоянии целые сутки.
— Теперь только ад, — прибавил мой сосед. — Ты сам сказал.
Вид у него, прямо скажем, был невесёлый.
— Клянусь своим именем, со мной дело не кончено, — отозвался я и снова лёг на нары.
Мне надо собрать воедино все силы, свои и чужие, чтобы в конечном счёте выйти победителем, думал я. И я действительно приложил к этому немало сил, хотя и не совсем так, как рассчитывал.
