Морские тайны - Голубев Глеб Николаевич (читаемые книги читать .txt) 📗
— А что именно? — с подозрением спросил Влошин.
Инспектор не выдержал и расхохотался вновь.
— О, прошу извинить, — наконец выговорил он. Эта милая птичка, как бы сказать, видимо, большую часть жизни провела в каком-то заведении известного сорта... Назовем его, скажем, пансионом для неблагородных девиц. И, видимо, там она часто слышала и затвердила одно весьма недвусмысленное предложение. Я никак не решаюсь повторить его при дамах.
Когда Володя перевел слова француза, посуда на столах зазвенела от общего дружного хохота, как во время хорошего шторма.
После обильного обеда гость начал торжественно прощаться со всеми и опять раскланиваться и благодарить. Особо он поблагодарил мосье Волошина за столь полное описание всех странностей и загадок, обнаруженных нами на шхуне, и за меры, принятые им, как сказал мосье Кушнеренко, для сохранения всего именно в том положении, в каком оно было найдено, но глаза инспектора при этом откровенно смеялись.
И тут Сергей Сергеевич торжественно протянул ему аккуратно перевязанный пакет.
Француз просиял, вероятно, подумав, что ему презентуют на память, по крайней мере, бутылку так понравившегося коньяка. И тут же сник, услышав слови Волошина, переведенные ему секондом:
— Мы сохранили в холодильнике пробы пищи, оставшейся на тарелках на шхуне. Анализ показал в них присутствие мышьяка.
— О! Благодарю вас, мосье! — перевел секонд ответ инспектора. Но при этом Гастон смотрел на пакет с таким отвращением, что не оставалось никаких сомнений: расставшись с нами, он немедленно вышвырнет его за борт.
А Волошин уже подавал ему довольно пухлую папку, говоря секонду:
— Володя, расскажите ему коротенько о конкурсе, который мы провели, и объясните, что здесь переведенные вами специально на французский язык краткие конспекты историй, сочиненных нашими фантазерами. Может, они ему пригодятся.
Секонд стал объяснять Гастону Рузе, что в папке. У того на лице появлялось выражение возраставшего удивления и тревоги. Посмотрев на папку с явным испугом, он начал что-то тревожно спрашивать у Володи.
— Что его пугает? — спросил Волошин.
— Он говорит: «Надеюсь, никаких историй о космических пришельцах и летающих тарелках, ставших так модными в болтовне об этих треугольниках?» Он не любит научной фантастики.
— Ну, во-первых, это уже фантастика не научная, — засмеялся Волошин. — Но вы успокойте его: все гипотезы, скажите, вполне достоверны.
Гастон Рузе выслушал ответ Володи, с явным сомнением покачал головой, подчеркнуто тяжко вздохнул, но все же сунул папку под мышку.
— Скажите ему также, Володя, что мы будем весьма признательны, если он найдет время хотя бы коротенько сообщить о результатах своего расследования, — добавил Волошин, наслаждаясь растерянностью полицейского. — Там указан мой ленинградский адрес.
Наконец веселый француз со всеми распрощался и направился к трапу вслед за негром-капитаном.
Придерживаясь за поручни, Гастон, смеясь, что-то сказал на прощание. Секонд перевел, тоже засмеявшись:
— Ну что же, как обычно говорят местные жители, когда их за какое-нибудь преступление уводят из зала суда в тюрьму: «Парахи оэ». Это можно перевести так: «Я ухожу, а вы остаетесь...» Счастливого плавания и поменьше загадочных встреч в океане!
Шлюпка отчалила и направилась к спасательному катеру. Мы махали веселому сыщику.
Удастся ли ему разгадать тайну «Лолиты»?
«Богатырь» дал басистый прощальный гудок, и мы двинулись вперед, рассекая форштевнем волны. Свежий ветерок развевал у нас на мачте бело-голубой вымпел с изображением двух перекрещенных якорьков, над которыми было написано: «Академия наук СССР».
А спасательный катер, прощально взревев сиреной, поплыл в другую сторону — туда, где прятался за горизонтом сказочный остров Таити, который мы так и не увидим.
И на буксире за катером, покачиваясь на волнах, уходила от нас «Лолита», так и не открывшая тайны.
Мы провожали её взглядами, пока она не исчезла сверкающей дали — там, где океан незаметно сливается с небом.
— Ну вот и конец детективщике, — с явным сожалением в голосе произнес Волошин. — Океанографы Лунин довольны, тщательно анализируют весь путь «Лолиты». Ее скитания в океане показывают, что система течений тут оказалась гораздо интереснее и сложнее, чем считали прежде. Так что, вполне возможно, «Лолита» наградит океанографов какими-нибудь новыми любопытными открытиями. А вот свою тайну она уносит с собой, её мы так и не узнали... Обидно. Остается только фантазировать и гадать...
На следующий день за обедом Волошин торжественно объявил, что вечером после ужина там же, на палубе, под вертолетной площадкой, будут заслушаны замечания и возражения по рассказанным историям, а затем состоится присуждение премии путем тайного голосования, так что он просит всех приготовиться.
Обед прошел в непривычной тишине. Я несколько раз ловил себя на мысли, что в кают-компании чего-то не хватает.
И вдруг понял: загадочного выкрика попугая! Он как бы то и дело напоминал нам о тайне «Лолиты». А теперь уплыл вместе с нею. Жаль, попугая нам явно не хватало.
После обеда все, конечно, размышляли, какой же из выслушанных нами историй отдать предпочтение за оригинальность выдумки. Решить это было не так-то просто.
Что касается оригинальности выдумки, я, пожалуй пальму первенства всё-таки отдал бы рассказу Бой-Жилинского, несмотря на его зловещую мрачность. Но уж больно драматичными были переживания кока, отравившего в припадке помрачения сознания всех товарищей, побросавшего их тела за борт и ничего не помнящего об этом, растерянно бродящего по пустой шхуне, удивляясь, куда же все могли подеваться, если шлюпка на месте. Не улетели же они в самом деле на небо и не побросались за борт в припадке массового сумасшествия?
Да, это было придумано неплохо. Но и рассказ профессора Карсона не уступит в оригинальности. И кроме того, ведь он в самом деле единственный, в котором так ловко мотивированы и объяснены решительно все загадки.
Интересно, какой истории отдадут предпочтение другие?
А какая из них ближе к истине? Это решить было, пожалуй, потруднее. Никто из нас ведь не знал пока, как и раньше, что же на самом деле произошло на «Лолите». Неужели Волошин прав, и мы в самом деле никогда не узнаем этого? Обидно.
Вечером все торопливо поужинали и поспешили на палубу. Волошин занял место за столиком, посреди которого гордо задирал нос сверкавший, словно и впрямь из чистого золота, бюст барона Мюнхгаузена. Кому он достанется?
— Ну что же, сначала выслушаем замечания по каждому рассказу, — предложил Волошин. — Итак, первая история, рассказанная профессором Луниным: о шаровой молнии, принятой суеверными моряками за дьявола. У кого есть по ней замечания и возражения, прошу.
— У меня, разумеется, — поспешно поднялся Макаров, раскрывая блокнот.
— Ну, разумеется, у тебя! Кто же ещё на «Богатыре» страдает в такой степени манией критиканства, — покачал головой Волошин.
Большие друзья, сейчас они предвкушали удовольствие поддеть друг друга, а мы — весёлое представление.
— Мои замечания, — продолжал между тем невозмутимо Иван Андреевич, — общие и примерно одинаковые сразу по двум историям — и по той, что сочинил Андриян Петрович, и, к сожалению, по твоей, Сергей Сергеевич. Так что разрешите выстрелить сразу, так сказать, по двум зайцам или, вернее, уткам.
— Одинаковые возражения против столь разных историй? — переспросил, поднимая брови, Волошин. — Любопытно. Ну что же, пожалуйста. Только не забыта ли вами, уважаемый Иван Андреевич, пословица о тех, кто пытается гнаться сразу за двумя зайцами?
— Нет, не беспокойся, у меня хорошая память.
— Прежде всего я хотел бы задать один вопрос. Андриян Петрович, рассказанная вами история произошла ночью? — повернулся Макаров к профессору Лунину — и зарницы, и сияющие в темноте огни святого Эльма, вся эта чертовщина.
