Непотопляемый «Тиликум» - Гильде Вернер (книги онлайн полные версии .TXT) 📗
Йохансен тихонько застонал. Ну, значит, не помер, и то ладно. Франц побежал за капитаном. Из каюты появился Педерсен с бутылкой джина в руке и, подойдя к нам, молча уставился на распростертого перед ним боцмана. Что и говорить — зрелище не из самых красивых. Лицо залито кровью и обезображено, левая нога неестественно подвернута. Педерсен ухватился за ногу, пытаясь развернуть ее как полагается. Йохансен отозвался отчаянным криком.
— Скажите плотнику, пусть принесет две тонкие планки, а у парусного мастера возьмите ленту из самой тонкой парусины.
— А про жидкую смолу плотнику тоже напомнить, сэр?
— О, да вы, оказывается, в этом разбираетесь, — согласно кивнул Педерсен.
Франц принес лубки и бинт. Я стянул с Йохансена сапоги и штаны. К счастью, матросские штаны широкие, а сапоги моряки носят обычно размера на два больше. Ноги у Йохансена густо поросли волосами, как у обезьяны.
Он пришел в сознание и едва слышно лаялся. Несмотря на жалкое свое состояние, ругался он по-прежнему виртуозно, в выборе выражений нисколько не затрудняясь, и замолкал лишь в те мгновения, когда Педерсен всовывал ему в рот горлышко бутылки с джином. Быстренько упоив боцмана до бесчувствия, Педерсен скомандовал:
— А ну, Восс, держите его покрепче за плечи.
Раз, два, и нога развернута, как ей и положено. Я крепко прижимал к палубе туловище пациента, а тот лишь слабо сопротивлялся да слегка постанывал. Педерсен прочно стянул лубками поломанную голень. Пришел парусный мастер с котелком разогретой смолы и старательно пропитал ею бинт. Закончилась операция как раз под команду:
— Свободная вахта, разойдись!
В кубрик, конечно, никто не пошел. Все сгрудились у шканечного трапа и ждали, что будет дальше.
— Кто знает, как это случилось? — обратился к команде Педерсен.
Парни переглянулись.
— Должно быть, не поостерегся он, сэр.
Кто это сказал, в наступивших сумерках сверху было не разглядеть.
— Ну ладно, прикажите отнести боцмана в его каюту, штурман.
— Иес, сэр.
— Запишите о несчастном случае в вахтенный журнал.
В кубрике происшествие не обсуждалось. Каждый держал свои думы про себя.
Пошумев немного, свободная вахта залегла в койки. «Дж.У.Паркер» выиграл у Атлантики очередной раунд.
По простоте душевной все мы полагали, что теперь-то уж от боцмана избавились. Избавились? Как бы не так! Всего через несколько дней, кряхтя и сквернословя, он снова вылез из своей берлоги. Плотник сделал ему пару костылей, в нижние концы которых вбил острые шипы, чтобы не поскользнуться на мокрой палубе. Йохансен медленно доковылял до шканцев, ухватился могучими ручищами за поручни и подтянулся. Из широкой штанины высунулась наружу смоленая нога. Покряхтывая от натуги, он уселся, свесив ноги, на шканцах, возле самого трапа. Он сидел там словно злой, старый орангутан и зыркал сверху на нас своими глазками-буравчиками. Эту позицию Йохансен занимал теперь каждое утро. Глаза его зло посверкивали из-под кустистых бровей и недоверчиво ощупывали каждого, кто показывался на палубе.
Несколько дней спустя боцман, не сходя со своего места, начал уже отдавать распоряжения. Штурмана его не пресекали, и нам оставалось их исполнять. Дело свое Йохансен знал безупречно, так что, покуда кулаки в ход пускать он был неспособен, мы против него ничего не имели.
Особенно внимательно следил Йохансен за мной и тремя шведами. Определенно подозревал, что злосчастные кливершкоты раздернулись не святым духом. А мы четверо были теми самыми парнями, что пресекли террор и насилие внутри вахт.
Спустя несколько недель боцман, видимо, пришел-таки к определенному выводу. Случилось так, что Веннард работал как раз неподалеку от Йохансена, а тот выкрикивал ему свои приказания и все время подгонял. По тону или еще как, только Веннард почуял, что Йохансен замыслил что-то недоброе, и старался поэтому не выпускать боцмана из поля зрения. И не напрасно, как оказалось. Не отреагируй он мгновенно да не бросься плашмя на палубу, с силой пущенный костыль угодил бы ему не в голову, так в спину. Тяжелая палка с острым шипом на конце — оружие грозное, что твой дротик. Короче говоря, костыль просвистел мимо и с грохотом покатился по палубе. Веннард кошкой бросился к костылю, схватил его и выбросил за борт.
— Ваше приказание выполнено, боцман. Больше он вам не нужен? Второй тоже за борт?
Йохансен взревел от ярости, однако второй костыль метать не стал. Вахтенный штурман с подчеркнутым равнодушием взирал на небо. Не заметил ничего, значит, и вмешиваться не надо.
Вечером боцман еле добрался с одним костылем до своей каюты. Там он закатил грандиозный скандал нашему плотнику. Тот отказался делать ему новый костыль.
— Не имеешь права мне приказывать, — орал плотник. — Скажет штурман — сделаю, а так не буду!
Плотник был швед и норвежца-боцмана недолюбливал.
Йохансен быстро выучился передвигаться с одним костылем. Жалостливых на всем корабле не нашлось. Четыре или пять недель спустя капитан Педерсен, по-прежнему редко появлявшийся на палубе, остановился возле сутулившегося на своем обычном месте боцмана.
— Ну что же, пора снимать лубок.
Йохансен тотчас закатал повыше штанину, оперся рукой о релинг и вытянул перед капитаном свою ногу. Задранную вверх оголенную ногу держали двое парней, сам же Педерсен острым ножом вспарывал бинты. Не простое это дело — разрезать каменной твердости смоляную повязку на корабле, испытывающем и бортовую, и килевую качку. Страшно — а ну как нож сорвется? Губы у Йохансена побелели, даже сквозь волосню заметно было. Но деваться-то ведь некуда. За операцию взялся сам капитан, а уж ему лучше не перечить. И то сказать, брякнешь что под руку, а рука-то и дрогнет. Но нет, капитан оказался ловким хоть куда. С одного раза он лихо располосовал весь лубок вдоль шины от колена да ступни, и ни разу нож не соскользнул. Потом просунул пальцы в образовавшуюся щель, рывок — и смоляной панцирь с треском разлетелся. В тот же миг Йохансен дико вскрикнул, схватил свой костыль и ахнул им капитана. Боцман сидел, а Педерсен стоял, поэтому удар пришелся прямо по капитанской голени. Завопив от боли, капитан повалился на палубу, а боцман, изрыгая проклятия, ухватился за свою освобожденную от лубка ногу. На какой-то момент штурмана и оба матроса оторопели, но быстро пришли в себя и всем гуртом навалились на боцмана.
Нас эта операция страх как занимала. Кому другому, а нам крайне важно было знать, как теперь Йохансен себя поведет. Превращение операции по снятию лубка в неистовую драку нас, разумеется, очень поразило. Я тут же ринулся по трапу на шканцы и, взбежав, увидел, что первый штурман молотит костылем Йохансена. Тот еще шевелился, покуда очередной удар, прямо по черепу, не лишил его сознания. Второй штурман от души угощал боцмана пинками. Оба матроса благоразумно держались в сторонке, оказывая помощь тщетно пытавшемуся подняться на ноги капитану.
Понемногу страсти улеглись, и мы принялись зализывать раны. Боцманский костыль перебил капитану ногу. Плотник, парусный мастер и я имели уже в таких делах довольно приличный опыт и лубок капитану наложили что надо.
Потом занялись Йохансеном. Удары костылем его голова перенесла вполне удовлетворительно, и кости почти все оказались целы. Пострадала лишь здоровая прежде нога, павшая жертвой не то пинка, не то удара костылем. Так или иначе, но у самой щиколотки она была переломана. Когда мы стянули с него штаны, чтобы наложить лубок, глазам нашим предстала редкостная картина. Только что перебитая нога поросла густой, черной, курчавящейся шерстью, а та, что поломалась прежде, сверкала белизной, и волос на ней почти не было. Зато вся она была в мелких капельках крови: капитан разом вырвал с корнем все волосы, прилипшие к смоляной повязке. От адской боли Йохансен очумел и, ничего не соображая, принялся крушить кого ни попадя. В итоге на корабле — две поломанные ноги.
На следующий день капитан отстранил Йохансена от должности за наглое нападение на судового офицера. Боцманом вместо него назначили нашего судового плотника, а плотником стал я.
