Восстание на «Св. Анне» - Лебеденко Александр Гервасьевич (читаем книги онлайн .txt) 📗
— Как не знаю? Мы ведь с Николай Львовичем прошлись по его бумагам обстоятельно. Там такие перлы нашли. Настоящий авантюрист.
— Вот что? Вы бы нам завтра рассказали обо всем. Все, что разыскали в бумагах. Да перед всей бы командой. Пусть знают!
— Кстати, и новый капитан пусть сообщит, куда идти намерен и что делать со «Святой Анной» будем, — подхватил Гринблат.
— Верно, ребята. Давай завтра устроим еще одно собрание. А?
— Что ж, я согласен, — сказал я. — Пусть и Андрей тоже выступит.
— Да мы вместе, Николай Львович. А как вы думаете, когда мы в Сан-Винценте будем?
— Думаю, завтра к вечеру или послезавтра утром.
Там — суток двое, да и дальше. Я думаю, в Сан-Винценте угля много не брать, лишь бы добраться до Гибралтара, а там уж погрузим на весь путь, куда идти решим.
— Ну, ладно, — сказал Андрей, — пока за работу. Судно-то все еще — как разбитая баржа. Надо малость приукраситься. Пошли, ребята!
Сигнал, созывавший команду на общее собрание, звучал весело и задорно. В кубриках и каютах не осталось никого, отсутствовали только вахтенные да раненый кок. Тут же были и кочегары Степанов и Ионин. Оказалось, что они бессменно работали в машинном под угрозой расстрела все время, пока продолжалась осада матросского кубрика. Они с радостью присоединились к восставшим. На баке установили стол, натянули над ним тент, и команда расселась на чистых досках палубы, на подостланных брезентах. Некоторые примостились у лебедки. На длинной скамье, принесенной из кубрика, у небольшого стола уселись Андрей, Гринблат, Кованько, старший механик и я. Кованько выглядел именинником.
Всю долгую ночь накануне мы сидели с ним над бумагами капитана. Расстегнув воротники рубах и наполняя пепельницы горами окурков, мы рылись по всем ящикам капитанских столов и шкафов, уничтожали ненужный хлам, личные письма, непонятные записки и отбирали в сторону все, что проливало свет на деятельность капитана, его планы и тайные замыслы, — словом, все, что так или иначе имело отношение к судьбе «Св. Анны» и ее команды. Сначала мы изумлялись каждой новой мелочи, читали друг другу вслух записки, телеграммы, счета, заметки, возмущались, кричали, но потом попривыкли и, деловито разбирая ворохи корреспонденции, мало-помалу восстановили ясную картину всех подвигов капитана.
Больше всего помог нам дневник капитана. Это была тетрадь с лаконическими сухими записями. Можно было без труда усмотреть в этих немногих размашисто написанных строках, что тетрадь появилась на свет с исключительной целью держать в порядке все личные и служебные дела, иметь под рукой даты всех примечательных событий, личные обязательства, чужие обещания, долги и т. п. Несмотря на это, дневник сослужил нам немалую службу, — он был схемой всех событий, имевших место на «Св. Анне».
Под утро мы уговорились с Кованько, что доклад о деятельности капитана и о нынешнем положении «Св. Анны» будет делать он. Я не люблю и не умею выступать перед большими собраниями. У меня нет ораторского таланта, и самую интересную, волнующую мысль я передаю вслух сухо и беспомощно. Мне не пришлось долго уговаривать Кованько. Он согласился без колебаний. Мало того, я чувствовал, что он рад этой неожиданной обязанности. Ему льстило, что он первый растолкует всей нашей команде всю сложную историю скитаний белого русского корабля с красной командой и авантюристом-капитаном.
Кованько деловито разложил на столе все свои записки, капитанский дневник, пачку телеграмм и документов и один из первых занял место у стола.
— Ребята, товарищи! — начал Андрей, открывая собрание. — Вот мы теперь на своем, отвоеванном у белых корабле. Сейчас от штурмана Кованько вы услышите обо всем, что вытворял наш капитан. Вот вы не верили мне. Теперь полюбуйтесь сами!
— Товарищи, — неожиданно робким, почти замирающим голосом начал Кованько. — Сколько лет я живу...
— Много? — усмехнулся кто-то из матросов. — Годков, поди, семьдесят!..
Кованько смутился еще больше. Андрей строго посмотрел на смеявшегося.
— Ну, пусть немного, но все равно... Никогда я не видал такой подлости, такого предателя, как наш капитан! Теперь нам в руки попали все его документы и даже дневники, и мы можем с его собственных слов узнать обо всем, что он затевал и что сорвалось только случайно.
— Не совсем случайно, — сказал Гринблат. — Так и должно было случиться.
— Ну, пусть так. Не умею я говорить, ребята! Вы уж лучше меня не перебивайте.
— Ну, ладно, ладно! Не будем, — сконфузился и Гринблат. — Валяйте, Сергей Иванович!
— Так вот, я постараюсь рассказать вам обо всем по порядку. Начну я с нашего прихода из Архангельска в Норвегию. Уже в Тромсе капитан получает одну за другой три телеграммы от марсельской конторы с категорическим приказанием идти немедленно в Марсель и оттуда дальше в Крым. По-видимому, наше оружие хотели переслать Врангелю. Капитан отвечает на эти телеграммы сообщением о том, что у нас во время ледяного похода сломалась лопасть винта, поврежден руль и имеются пробоины в бортах, а потому мы вынуждены, кое-как починившись в Тромсе, идти в Берген или в Гамбург и там стать в док для большого ремонта. На ремонт он требует у хозяев крупную сумму денег. В качестве доказательства аварии он посылает марсельской конторе какой-то подложный акт осмотра судна в Тромсе. Сначала в деньгах ему отказывают, но потом высылают 30, затем еще 70 тысяч рублей в иностранной валюте. Вот почему он так бегал в Тромсе на почту и в банк, чуть ли не ежедневно, не доверяя никому получения денег и всей своей корреспонденции. Одновременно он ведет переговоры с местными торговцами и берет по очень низкой цене фрахты на перевозку грузов между норвежскими портами. Цены были такие низкие, что никто конкурировать с ним не мог. Это ведь и понятно. Судно было чужое, жалованье команде он не платил и не нес почти никаких расходов. Уголь был куплен еще правительством Северной области, и в кассе капитана лежали 100 тысяч рублей наличными. Так! Затем добрались мы до Бергена. До этого времени, если верить записям капитана, он только мечтает заработать на фрахтах и сэкономить на ремонте. Затем, по-видимому, в Бергене, ему приходит в голову мысль сбежать в Гамбурге со 100 тысячами рублей, присланными марсельской конторой. Он уже готовится к бегству, но случайно встречает в этом огромном порту приятелей — морских капитанов и торговцев, с которыми он был знаком еще со времени довоенных рейсов на различных русских пароходах, и эти друзья внушают ему мысль, что он легко может получить выгодный фрахт в Южную Америку и там, в какой-нибудь второстепенной республике, вроде Уругвая, продать «Святую Анну» со всем ее грузом, а деньги присвоить себе. В Южной Америке легко сговориться с властями при помощи взятки. После этого нетрудно будет ссадить команду на берег и заменить ее американскими моряками. На такой груз, каким были заполнены трюмы «Святой Анны», в любой южноамериканской республике найдутся любители. Английские и французские винтовки легко найдут себе применение в Парагвае или Чили. План — дерзкий, но ставка была соблазнительной, и капитан решился. Он заплатил команде часть денег, погрузил на «Святую Анну» грузы на Южную Америку и двинулся в Атлантику. Когда мы были в Гамбурге, ему казалось, что возбуждение на корабле затихает, что Андрей теряет авторитет и от него со временем можно будет избавиться. Тогда же он решил не платить всех следуемых матросам денег.
Но уже в Северном море и в Ла-Манше он понял, что просчитался. Тогда он решил, что лучше заплатить побольше некоторым из матросов, чтобы не платить всем. Он наблюдает за командой день за днем, заносит в свою книжку фамилии матросов и кочегаров, внушающих ему доверие. Записывает, потом вычеркивает, потом опять записывает. Наконец в Ла-Манше ночью он посылает Глазова за Шатовым, Сычевым, Фоминым, Жиговым и другими и таинственно у себя в каюте разговаривает с ними, стараясь окончательно установить, можно ли их подкупить или нет. С Жиговым у него дело не вышло. Ничего не подозревавший Жигов говорил с капитаном прямодушно, начистоту, и капитан немедленно вычеркнул его из списков своих сторонников. Зато в других случаях клюнуло: Шатову, Сычеву и другим он сразу заплатил сполна жалованье за три месяца и за три месяца вперед. Через несколько дней, убедившись в правильности своего выбора, капитан делает своим сторонникам предложение участвовать в захвате судна, сулит часть добычи при дележе. Мы видели, что капитанский отбор оказался удачным. Рыжий черт попал в точку и ожегся только на Сычеве. Сычев сразу согласился на капитанское предложение, но про себя затаил далеко не дружественные капитану намерения. Из командного состава капитан решил привлечь в свою компанию одного Чеховского. Нам с Николаем Львовичем он не доверял чуть ли не с самого начала. О нас в его дневнике имеются самые недоброжелательные и даже ругательные записи. В одном месте он пишет, что намерен отдать нас, как бунтовщиков и красных, под суд по приходе в какой-нибудь английский или французский порт. Сначала он не открывает заговорщикам все свои замыслы. Когда же команда «Святой Анны» опять начинает бузить, угрожая отказом в повиновении, он готовит свою партию к настоящему бою. Он вооружает всех своих сторонников револьверами и обещает продать судно в Южной Америке и поделить деньги между всеми участниками заговора. Ему без труда удалось получить согласие от всех компаньонов. Но, как видно из дневника, бурной ночью, во время плавания у берегов Англии, перед выходом в Бискайю, он договорился с Чеховским и Сычевым, что на самом деле дележ будет произведен только между тремя, остальным же, то есть Шатову, Глазову, Фомину, можно будет дать по шапке.
