Непотопляемый «Тиликум» - Гильде Вернер (книги онлайн полные версии .TXT) 📗

Вульф сидел на приподнятом наветренном борту и ухмылялся. «Если это и есть спорт, — подумал я, — то не очень-то он, прямо скажем, отличается от работы на „Доре“. Только на „Доре“ куда как надежнее». Впрочем, грех жаловаться, и теперь нам в общем-то тоже ничего не угрожало, даже при сильном ветре мы оставались практически сухими. Я убедился, что, покуда площадь парусности соответствует силе ветра, ничего с нами не случится.

Расмус взъярился на балл выше, принялся посвистывать в вантах.

— Штормовой стаксель! — крикнул Вульф.

Через каюту я пробрался в форпик [36]. Здесь, под палубой, рывки и толчки судна ощущались резче и казались более нерегулярными, чем наверху. От самого люка я со всего размаха хлопнулся на подветренную койку. Вода так и брызнула из мокрого матраса. И тут же меня швырнуло на другой борт так, что я резанулся бедром о край стола. Столешница не выдержала моего натиска и сорвалась с крепежных болтов. Осколки разбитых чашек посыпались на упавшую со стола одежду. Разжиженная трюмной водичкой мука из лопнувшего пакета превратилась в клейстер. Посреди этой липкой лужи плавал капитанский выходной сюртук. Господи, как хорошо, что у меня, скромняги плотника, всей одежки с собой — рубаха да штаны, и те на мне!

Я выдернул из-под койки парусный мешок со штормовым стакселем.

Покуда я спускал большой стаксель и ставил маленький, штормовой, штаны мои промокли выше колен. Но в общем-то ничего сложного в этой работе не было. Парусность поубавилась, ветровые нагрузки уменьшились, и бот больше не заливало.

Каждые полчаса мне приходилось откачивать помпой трюмную воду. Вода проникала в трюм частью в виде дождя и брызг из кокпита, а частью сквозь швы обшивки. При хорошей погоде, на солнышке, швы выше ватерлинии потрескались и разбухнуть как следует пока еще не успели. А может, из-за качки судна раздалась конопатка и кое-где в подводной части корпуса.

Итак, парусность мы сократили до минимума, однако скорость от этого почти не убавилась, потому что ветер разыгрался теперь до настоящего штормового. Дул он все еще со стороны суши, так что оказаться выброшенными на берег нам не грозило.

Только вот кренило нас очень уж сильно. Я посмотрел на Вульфа. Лицо — довольное, значит, непосредственной опасности нет.

— Стаксель налево!

Я послушно травлю подветренный шкот и выбираю наветренный. На крохотный лоскуток наваливается колоссальное давление. Вульф сейчас же приводится, покуда стаксель не заполаскивает. Еще чуток подвыбрать шкот, так, можно закладывать. Все, стаксель стоит с наветра.

Вульф травит гика-шкот и перекладывает руль до упора под ветер. Бот резко разворачивается и, почти потеряв ход, дрейфует лагом. Прямо на нас катится огромный вал. Пена клочьями срывается с его гребня. Перед самой пузырчатой дорожкой, тянущейся вслед за дрейфующим судном, вода успокаивается. Удивительное явление! До нас и позади нас бегут огромные, гороподобные волны с длинными, обрушивающимися гребнями. Но стоит им приблизиться к нам, и они сразу смиряют свой нрав, обращаясь в спокойную зыбь.

Много нового открылось мне тогда. Оказывается, маленькое судно куда надежнее большого, надо только по-умному подобрать паруса и сноровисто управлять ими.

А пока я наводил порядок на боте, откачивал трюмную воду и оттирал мокрой тряпкой остатки клейстера в каюте. Капитанский сюртук я снова запихнул в шкаф, откуда он выпал.

Качать нас теперь стало как-то помягче. В бот не поступало больше ни капли воды. Дождь прекратился, а ветер утихать не хотел. Напротив, он становился еще сильнее.

Вульф позвал меня с собой в каюту, и мы предались главнейшему занятию яхтсменов — ожиданию. Любой человек, ходящий под парусами, целиком зависит от природы и ее сил, и ежели ветру и погоде не угодно, не помогут ни проклятия, ни молитвы — одно только терпеливое ожидание. К счастью, у нас было чем занять время вынужденного простоя. Мария приготовила нам с собой целую корзину всевозможной снеди и две бутыли «вино тинто».

Снаружи бушевал шторм, свистел в снастях, срывал с волн пенные гребешки. Медленно стекала вода со штанов и рубашки, на подушках, уложенных поверх сидений, образовались маленькие лужицы. В остальном же все шло самым наилучшим образом. Вино согрело тело и душу. И все же, на мой вкус, здесь, в каюте, явно недоставало еще печки, маленькой печурки с конфорками. На малых судах, где команда вечно мокрая, такие печурки особенно необходимы — и обсушиться надо, и горячую пищу приготовить. Тропики? И в тропиках печка вовсе не помешает, потому как тело там куда чувствительнее к охлаждению, чем, скажем, в зоне с умеренным климатом.

В последующих плаваниях у меня постоянно булькало что-нибудь в котле, и по меньшей мере раз (а чаще — два раза) в день я ел горячее. Но у Вульфа на боте никакого нагревательного устройства, разумеется, не имелось: это было сугубо спортивное судно, рассчитанное лишь на однодневные выходы.

Время от времени Вульф выглядывал из люка.

— Кажется, поутихло немного, — с надеждой в голосе сказал он.

Я в ответ только широко улыбнулся. Однако неожиданный рывок бота вывел нас из этого приятного заблуждения.

— Нет, если и утихло, то самую малость…

Ветер все еще дул от берега. Ничего страшного, стало быть, случиться с нами не могло. Мы схарчили второй (или, может, уже третий) завтрак и еще раз проверили уровень жидкости в бутылках.

— Погода малость получше, только вот темнеть уже начинает.

Тропическая ночь наступила, как всегда, в шесть часов, и сразу, почти без сумерек. Ну и темень, ни одной звездочки на небе. Когда глаза не видят, слух обостряется. Вот и сейчас отчетливо слышно, как волны рушатся с плеском, с шипением. До чего же гнетущие звуки… На душе у меня было неспокойно.

Вульф положил на колени оторванную столешницу и огрызком карандаша начертил на ней карту.

— Вот здесь мы легли в дрейф. Сносит нас в этом направлении, примерно узла два делаем. Если ветер уляжется, где-нибудь в час ночи попытаем счастья. Повезет — к утру будем возле острова.

Нам повезло. К полуночи ветер и в самом деле утих, и около часа мы легли на крутой бейдевинд и пошли встречь ветра. Перед тем Вульф определил направление ветра по своему карманному компасу. Компас хранился в сюртучном кармане, так что пришлось доставать из шкафа сюртук. К счастью, густых клейстерных разводов на нем капитан в темноте не разглядел. Он безмятежно накинул сюртук на плечи, и я облегченно вздохнул, решив, что до утра соленые брызги успеют смыть с него всю мучную кашу. На мне были только рубаха и штаны, и я отчаянно замерз. Делать нечего, пришлось мне закутаться в сырой стаксель. По крайней мере хоть ветром не продует.

Бот лихо взлетал с волны на волну и укачивал меня, погружая в сладкую полудрему. Наконец взошло солнце. Тучи с неба исчезли, ветер стал тише. Мы давно уже поставили все паруса, и перед нами был наконец тот самый вожделенный остров. Вместе с солнышком поднялось и настроение. Вульф осмотрел свой сюртук:

— Все, мир праху его…

— Кэптен, дон Педро справа.

— Пустяки, мы идем лучше.

Что значит какой-то там сюртук, когда регата выиграна!

Мы опередили дона Педро и Мануэля почти на целый час. Для меня эти гонки оказались отличной школой. Я многому научился и стал разбираться в особенностях вождения малых судов, и прежде всего уверился в их высоких мореходных качествах.

12

Последний визит к «Шюдеру и Кремеру». «Дж.У.Паркер». Капитан Педерсен. Я добиваюсь признания. Сломанные ноги.

По окончании военной службы я мог сразу же, в любое время уйти в море. В Африку или Америку — куда пожелаю. Но только как пассажир, за свои любезные. В гамбургском порту, у причальных свай, обрастая мидиями и водорослями, стояли без фрахта десятки парусников. Зато пароходов на Эльбе заметно прибыло. Из их высоких труб валил густой, жирный дым. На железо, сталь и пар перестраивался не только флот его кайзеровского величества. Коммерческие компании тоже отдавали явное предпочтение судам, которые почти не зависели ни от ветра, ни от погоды.