Зеленые созвездия (СИ) - Белов Алекс Владимирович (бесплатные версии книг .txt) 📗

Боюсь только, как бы они её не шокировали. А пока… мне очень хотелось подготовить маму к встрече. И я смотрю на амулет воды и распятого Иисуса на ладони. Слева знак Природы, подаренный дедушкой, то есть — Володькой, но первый подарил именно дед. И с ним всё понятно. Когда-то мальчиком он стал свидетелем силы зелёных детей, и в порывах купил мне амулет. Может, ассоциировал меня с Игнатом?

А во что верит мама? Они с отцом крестили меня, когда я был ещё младенцем, но назвать мою маму боговерующей сложно. А что если я ошибаюсь, и завтра тётю Свету с Володькой выкинут за шкирку за дверь?

Я встаю, едва слышно, шурша по полу босыми ногами, подкрадываюсь к маминой двери, что напротив моей, и прислушиваюсь. Работает. Я сажусь на пол. Протягиваю руку к ручке, поворачиваю и чуточку толкаю дверь, а потом быстро отдёргиваю руку.

Из-за стола мама не увидит меня, потому что он прикрывает нижнюю половину проёма. Слышу, как ручка перестаёт шуршать по бумаге, и мама замирает. Я медленно толкаю дверь, которая чуть поскрипывает на определённых углах.

— Что это за доброе привидение стучится ко мне? — тихо спрашивает она. Я улыбаюсь, едва сдерживая смех, и осторожно ползу по паркету к столу. Полы новые, поэтому не скрипят, но мама конечно слышит шуршание одежды.

— Ой-ёй! — наигранно восклицает мама. — Я слышу, кто-то ползёт ко мне! Неужто, это злобное существо с Марса пришло за мной?

Я прислоняюсь к обратной стороне стола. Не перестаю улыбаться, но сердце бьётся часто, будто я действительно на сверхсекретном задании в тылу врага. Несколько секунд в комнате тишина. Потом я падаю на спину и втаскиваю тело в прорез между ножками и ящиками стола.

Передо мной два холмика маминых коленей, а в прорези между ними и планкой стола виднеется сияющее лицо. Вверх ногами, а я всё улыбаюсь.

— Какой милый монстрик с Марса, — улыбается мама.

А я уже смотрю на испещрённое дерево обратной стороны планки стола. Полы рубашки раскинулись по паркету, мои амулеты, щекоча, ползут по груди и устремляются на пол, но цепочка натягивается, и они виснут в районе подмышки.

— Скучаешь? — слышу я голос мамы, и её ручка снова скользит по бумаге, выписывая какие-то необходимые определения из книги. Готовится так, будто не в лагере детям читать будет, а на научном симпозиуме.

— Немножко, — отвечаю я. — Я просто сейчас много думал… и решил прийти.

— И о чём же думал мой маленький монстрик с Марса? — спрашивает мама.

Я хмурюсь, стараясь подобрать нужные слова. Запах мамы, такой близкий, умиротворяющий. Но и настораживающий.

— Мам, я с детства ношу дедушкин амулет и твой крестик, — сказал я.

— Ага.

— Мам, скажи, а зачем ты мне его подарила? — никак иначе я не могу сформулировать свой вопрос.

— Я тебе его не дарила, глупенький, — улыбается голос мамы. — Я тебя крестила, а когда крестишь ребёнка, ему нужно купить крестик. Вот мы и купили.

— А зачем ты меня крестила? — спрашиваю я.

— Ну как зачем. Так положено. Мне тогда на работе некоторые подружки говорили, что стоит крестить малыша, пока он маленький. Вдруг ты умрёшь, тьфу-тьфу, конечно. Мне сказали, что все некрещёные дети обязательно попадают в ад, в такое местечко, которое называется Лимб. Представь. Вот я и крестила.

Я снова ищу формулировку. Есть одна, но какая-то она резкая, поэтому я опять начинаю издалека:

— То есть, вы с папой так решили, потому что вокруг все говорили о Лимбе?

— Ну да. Просто, так положено. Все люди так делают. Ну знаешь, как праздник новый год. Собираются, наряжают ёлку, отмечают, дарят подарки. Вот и новорожденных детей положено крестить.

Я опять думаю и задаю прямой вопрос:

— Мам, как ты думаешь, Бог и правда есть?

Ручка на секунду замирает, и мама молчит, а потом произносит с улыбкой:

— Какие серьёзные вопросы тебе в голову пришли. — Потом снова молчит. — Ты задумался над этим вопросом после кораблекрушения?

Я ловлю эту ложную догадку и принимаю за основу.

— Ага! — отвечаю. — Мне просто интересно, во что ты веришь? Ты меня крестила, но в доме нет ни одной иконы. Поэтому я не понимаю. Дедушка с бабушкой же не верят, да?

— Да, — говорит мама. — Они росли в такое время, когда верить нельзя было, вот поэтому и неверующие. А что касается меня… Я никогда не задумывалась над этим вопросом. То, что я крестила тебе в детстве — не показатель моей веры. Я сделала этот обряд скорее… из любопытства. Положено было, вот и сделала. Если ты хочешь знать, как часто я обращаюсь к Богу в трудные минуты, вот отвечу что ни разу. Я как-то больше надеюсь на свои силы.

Я испытываю облегчение.

— То есть, ты думаешь, что после смерти нас ничего не ждёт?

Мама снова молчит, прежде чем ответить, а я играю пальцами с проводом от светильника, чьи лучики под стол почти не проникают.

— Ну почему же. Может, и ждёт. Ты не отчаивайся. Умрём — и увидим. Я думаю, что какое-то продолжение всё-таки есть.

Но я чувствую, что мама говорит это лишь потому, что боится меня напугать, разочаровать, разбить надежду. Сама она вряд ли верит в продолжение жизни. Шестое чувство зелёного ребёнка подсказывает мне.

— Мам, — осторожно спрашиваю я. — Можно я сниму крестик и оставлю только амулет?

— Это твой крестик. Ты вправе делать с ним всё что хочешь, — твёрдо отвечает мама, и мне становится ещё легче.

— И ты нисколько не расстроишься? — спрашиваю я.

— Почему я должна расстроиться? — почти смеётся мама.

— Ну не знаю. Подарок же.

— Это не подарок. Это просто амулет, который я купила тебе в церкви. Я не придаю ему столь серьёзного значения, чтобы ругаться за его исчезновение. Ты можешь верить во что хочешь. В Бога, в Будду, в Аллаха, можешь не верить ни во что. Это твоё право.

Мне становится легко на душе.

— Я люблю тебя, мам, — говорю я. И эти слова могу произнести только одному человеку на земле. Если бы папа был жив, то — двум.

— Иди сюда, мой маленький монстрик с Марса, нежно произносит мама и отодвигается в кресле. Я подтягиваюсь за планку стола и оказываюсь прямо у неё на коленях. Она обнимает меня и целует в щёку рядом с носом.

Мне хорошо, и я не стесняюсь.

Никто же не видит.

Позже в комнате я отцепляю с шеи крестик и убираю его в шкатулку, где храню все старые и важные для меня вещи.

На мне остаётся лишь амулет Природы.

Когда Володька входит в дом, он с отвращением морщится. Ещё бы, повсюду разливается вонь жарящейся курицы. Мне тоже не по себе. Со ступенек слетает мама, видит тётю Свету и Володьку, и впопыхах произносит:

— Здравствуйте! Проходите к диванам. Мы сейчас будем накрывать на стол. Извините, я тут всё бегаю. Но через минуту буду ваша! Никита, усади пока гостей.

С этими словами мама скрывается за дверью в кухню. Я вижу растерянное выражение лица тёти Светы и закрываю за ней дверь.

— Так, ребята, — тихо шепчу я. — Играем по их правилам. Если сказали — обед, значит — обед. Вы пришли рано, они не успели толком ничего приготовить, но думают, что целью сегодняшней встречи будет именно обед. Нажраться, посмеяться и разойтись.

Тётя Света снимает обувь и проходит на диванчик за стол в гостиной. Она немного адаптируется к обстановке, и садится.

— Ты должен был сказать, что есть серьёзный разговор, — говорит она. — И что обеды всякие не нужны.

— Это вы сами ей всё скажете, — говорю я. — Я вчера еле-еле поведал о вашем визите.

— Да ты говоришь как галантный кавалер, — улыбается тётя Света.

Я смущённо улыбаюсь и плюхаюсь в кресло, мысленно слышу, как Володька здоровается с Каштаном, хотя рассматривает сервиз на столе.

— Как вы собираетесь начать разговор? — шепчу я.

— Увидишь, — подмигивает тётя Света.

— Ох, — я откидываюсь на спинку и тревожно смотрю в потолок. — Она не поймёт. Особенно, когда вы скажете, что зелёные дети часто умирают.

— Они не просто часто умирают, — хмуро заявляет Володька. — Они вообще редко доживают до шестнадцати лет.