На морских дорогах - Бадигин Константин Сергеевич (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗

После обеда позвонил профессору Московского университета Н. Н. Зубову. Мне захотелось посоветоваться с Николаем Николаевичем, крупным ученым, ледовиком, выслушать его мнение. Зубов прекрасно знал условия плавания в Арктике. Мы познакомились с ним в 1940 году. Он редактировал мою книгу. Вместо с Н. Н. Зубовым мы написали статью о предварительных итогах научных работ, проведенных на ледокольном пароходе «Георгин Седов». Нам удалось в самом сжатом виде сказать основное, сделать некоторые теоретические и практические выводы note 15.

Николай Николаевич оказался дома и сразу пригласил к себе. В городе он был один, жена и двое детей жили на даче. Соображения о зимних перевозках Зубов выслушал со вниманием и одобрил. Я дал ему прочитать копию письма Верховному Главнокомандующему.

— Можно кое-что уточнить, расширить, но главное, по-моему, здесь написано, — сказал Николай Николаевич, возвратив мне мои три странички. — Хотел бы поработать на таком деле. Хотел бы повоевать. Я ведь старый русский офицер.

— Согласились бы вы работать на зимних проводках?

— Конечно.

Я был рад и растроган. Мнение Николая Николаевича было для меня весомо, он никогда зря не поддакивал, был прямым и благородным человеком. Среднего роста, коренастый, с военной выправкой. Волосы седые, высокий лоб. Темные проницательные глаза, небольшие усики. Юношей мичманом участвовал в знаменитом Цусимском сражении.

Домой я вернулся часов в десять и сразу заснул так крепко, что не слышал сигнала воздушной тревоги. Поднял с койки страшный грохот. Вскочил и, ничего не понимая со сна, бросился к окну. Темное небо было исполосовано лучами прожекторов. Стреляла зенитная артиллерия. Враг прорвался в центр, рвались фугасные бомбы. Над Москвой поднималось зарево пожаров… Незабываемо и страшно. Целый час не отходил я от окна.

Но вот все стало стихать, погасли прожектора. В репродукторе послышался спокойный голос диктора:

«Опасность воздушного нападения миновала, отбой».

По улице промчались санитарные машины с синими фарами. Они спешили к разрушенному взрывом дому.

Неожиданно зазвонил телефон.

— Докладываю, Константин Сергеевич, был на крыше, потушил две зажигательные бомбы, — радостно сообщил Николай Николаевич Зубов.

В эту ночь я уже больше не заснул…

Без пяти двенадцать дня я вошел в приемную наркома Военно-Морского Флота Николая Герасимовича Кузнецова. Ровно в двенадцать был принят. Николай Герасимович полностью согласился с необходимостью зимних перевозок в Белом море. Он задал несколько уточняющих вопросов и объявил, что назначает меня командиром ледокольного отряда Беломорской флотилии. Добавил, что весь ледокольный флот будет мобилизован и передан в этот отряд.

— Есть ли у вас вопросы? — спросил нарком.

Общая картина была для меня ясна. Ледокольный флот я знал хорошо. Как он будет работать в Белом море, тоже представлял. Одно беспокоило: не отдаст ледоколы Иван Дмитриевич Папанин, не выпустит их из ведения Главсевморпути. И я спросил:

— Какова позиция Папанина?

— Для меня его позиция не главное, вопрос будет решать товарищ Сталин. Что у вас еще?

— Есть просьба, Николай Герасимович: мобилизовать и назначить начальником штаба в ледокольный отряд профессора Зубова.

— Зубов? Знаю, согласен. — И тут же отдал распоряжение адъютанту. — Без моего приказа из Москвы не выезжайте, — сказал на прощание нарком.

Через час после беседы мне вручили пакет со штатным расписанием ледокольного отряда.

В тот же день у коменданта Москвы я получил пропуск на проезд по городу в любое время (после 24 часов и во время воздушной тревоги) и решил переночевать на даче в Малаховке, арендованной у Моссовета перед самой войной. Она так и осталась пустовать.

Вечером, в половине девятого, я выбрался из Москвы и через полчаса въехал в лесок, где находилась дача. Признаться, я был здесь всего два раза и с трудом нашел ее, тем более что сделалось совсем темно. Остальные дома, едва видимые среди густо разросшихся кустарников, тоже пустовали. Шумели в темноте вершины деревьев.

Я поставил машину во дворе и с фонариком вошел внутрь дома.

Запустение. Пыль, чьи-то газеты, расстеленные на полу, окурки, пустые консервные банки. Ехать обратно через лес в полной темноте не хотелось. Ладно, ночую на свежем воздухе в машине.

В 10 часов началась стрельба. На Москву летели вражеские бомбардировщики. Опять по небу заметались лучи прожекторов. В воздухе запылал один, потом другой бомбардировщик, сбитый нашими истребителями.

К двенадцати все затихло. Немного погодя послышались иные звуки, лес будто ожил: голоса людей, собачий лай. Я насторожился. Кто это мог быть? Не диверсанты ли, о которых уже наслышан? На всякий случай вынул пистолет и снял предохранитель. Теперь голоса слышались совсем рядом, у самого забора.

— Ломай, ребята, — услышал я начальственный голос, — пойдем напрямик, тут везде заборы.

— Кто идет? — крикнул я.

Забор затрещал. Солдаты с автоматами и собаками на поводках окружили машину.

— Документы!

Я предъявил документы. Старший лейтенант в кожаной куртке внимательно их просмотрел.

— Зачем вы здесь?

— Это моя дача, — показал я на деревянный домик. — Хотел переночевать.

— Не советую вам здесь оставаться. Все может быть. Фашисты сбрасывают своих людей. Вы и машина с пропуском — находка для них.

— Учту.

Лейтенант и его группа ушли, а я отсидел в машине часа два-три, пока немного рассвело, и поехал в Москву.

Весь день прошел в отделах наркомата Военно-Морского Флота. Только в шесть часов вернулся домой. Поставил на огонь чайник, стал проглядывать газеты. Позвонил телефон.

— Слушаю.

— Кто у телефона?

— Бадигин.

— Константин Сергеевич.

— Да.

— Вас сегодня примет товарищ Сталин. Просьба никуда не уходить из дома. За вами приедут. Когда пошлем машину — позвоним.

— Буду ждать.

Я еще раз перечитал свое письмо, снова продумал каждое слово.

Время шло, уже девять. Зазвонил телефон.

— Константин Сергеевич?

— Да.

— Машина выехала, будьте готовы.

Ждать пришлось недолго. Звякнул дверной звонок, пять минут езды, и машина затормозила у небольшого особняка на улице Кирова. Встретивший меня Поскребышев поторопил:

— Товарищ Сталин ждет.

Скорым шагом прошли по коридору, миновали переднюю, вошли в большую приемную, заполненную генералами всех рангов.

У высокой двери с медной литой ручкой Поскребышев остановился.

— Входите, — открыл дверь.

В продолговатом кабинете стоял стол из полированного дерева. За столом сидел Сталин. Я подошел к нему, Сталин привстал и молча подал мне руку. Однако садиться не предложил. Я сразу заметил на его столе свое письмо. У стены, вытянувшись во весь свой гвардейский рост, стоял Николай Герасимович Кузнецов. Направо и налево от Сталина сидели члены Политбюро. Я подошел к Кузнецову и встал с ним рядом.

— Вы считаете возможным регулярные и надежные перевозки через Белое море зимой? — сразу спросил Сталин, пристально рассматривая меня. — Вы уверены в этом, товарищ Бадигин?

— Да, уверен, Иосиф Виссарионович.

— Сколько один ледокол может провести за собой пароходов?

— В средних ледовых условиях нужен один ледокол на пять пароходов, — сказал я. — В тяжелых условиях один ледокол может провести только три.

— А если пароходы зажмет лед и «юнкерсы» забросают караван бомбами?

— Ледоколы должны быть хорошо вооружены, необходима защита с воздуха. Риск, конечно, есть.

— Сколько ледоколов смогут работать в Белом море? Сколько их числится в Архангельске?

— Два. Если в Белое море будет направлен «Красин», тогда будет три. Ледорез «Литке» может быть на подмоге. В Архангельске есть несколько ледокольных пароходов, они тоже принесут пользу.

— Сколько нужно времени для одного рейса во льдах?

— При средних условиях ледокол может за неделю вывести пять пароходов и вернуться в Архангельск с другими пятью.