Пираты - Рис Селия (список книг .txt) 📗

— Нет, спасибо. Можешь идти.

Ее как ветром сдуло. Мой придирчивый осмотр вогнал в краску бедную девушку. Ей наверняка было не по себе, и я устыдилась собственной бесцеремонности, хотя изначально не имела намерения смутить или обидеть Минерву и разглядывала ее из чистого любопытства. Подумав хорошенько, я дала себе слово никогда так больше не поступать. Если она как рабыня обязана выполнять любые капризы хозяйки, не смея ни словом, ни жестом выразить свое недовольство, тогда я как хозяйка обязана считаться с чувствами рабыни, иначе навсегда утрачу моральное право называться человеком.

11

Первая неделя в «Источнике» показалась мне вечностью. Я понятия не имела, чем заняться в свободное время. Филлис и Минерва так и продолжали бегать вокруг меня на цыпочках, избегая смотреть мне в глаза и не смея проронить лишнего слова. Как будто меня не живые люди обслуживают, а бесплотные призраки! Все мои попытки завязать с ними дружеские отношения наталкивались на пассивное, молчаливое сопротивление, и я подозревала, что они лишь еще сильнее настораживали мать и дочь. В их представлении все белые были кем-то вроде детей-переростков, готовых с детской бессердечностью убить, искалечить или избавиться от любого, кто перестает удовлетворять их прихоти или просто угрожает вызвать их недовольство. Поэтому они очень старались не только исполнить, но и предвосхитить любое мое желание. Порой у меня складывалось впечатление, что они знают меня гораздо лучше, чем я сама. Им хватило нескольких дней, чтобы прочно усвоить, что мне нравится и что не нравится, от чего я прихожу в восторг и что внушает мне отвращение, тогда как я по-прежнему не знала о своих служанках ничего, кроме их имен.

Стоит ли удивляться, что я чувствовала себя ужасно одинокой и отчаянно нуждалась в друзьях. Необходимость, как известно, мать изобретения. Думаю, именно эта неутоленная потребность в нормальном человеческом общении и подсказала мне способ сломать возникшую между нами стену отчуждения.

Один день походил на другой, как две капли воды. Я спала, ела, читала, бесцельно бродила вокруг дома и умирала от скуки. Джозеф застрял где-то в Порт-Ройяле и до сих пор не появлялся, так что мне и поговорить было не с кем. Но как-то раз, во время прогулки, в голову мне пришла счастливая мысль. Если мое имение столь велико и обширно, что простирается до самых гор, то почему бы мне его не объехать? Заодно и на лошади покатаюсь. Льюк предложил сопровождать меня, но я это галантное предложение отклонила, не находя в себе достаточно христианского терпения, чтобы выдержать в его обществе более часа. Вместо него я попросила отпустить со мной Минерву. Дьюк не возражал.

— Девчонка умеет ездить на муле, — кивнул он, когда я посвятила его в свои планы. — Черномазые все умеют. Это у них в крови.

Лошадей для поездки я выбирала сама. Отец знал в них толк, и на плантации имелась неплохая конюшня. Будучи его наследницей, я без зазрения совести выбрала лучшую пару.

Минерва сидела на лошади по-мужски, засунув в стремена голые до колен ноги. Прочно, удобно, практично и никаких нареканий не вызывает. Я невольно позавидовала ей и твердо решила последовать ее примеру, как только отъедем подальше [23].

В седле она держалась великолепно, с врожденной грацией и изяществом, и скакуном своим управляла искусно и твердой рукой. Проложенные между квадратными делянками прямые проходы позволили нам сразу пуститься вскачь и не останавливаться, пока не достигли последней.

Спрыгнув с лошади, Минерва одолжила мачете у одного из рубщиков и одним ударом срубила верхушку ближайшего ствола. Ловко орудуя острым как бритва клинком, она несколькими взмахами срезала верхнюю кожицу, под которой обнаружилась нежная сахаристая мякоть.

— Попробуйте, — протянула она мне очищенную сердцевину. — Вкусно. И рот освежает.

Я пожевала истекающее соком лакомство, оказавшееся совсем не таким сладким, как я ожидала, но действительно хорошо утоляющим жажду.

— Вкусно! — кивнула я и улыбнулась.

Минерва улыбнулась в ответ и очистила еще один кусок для себя, после чего мы продолжили путь. Бескрайние поля кончились, и дорога пошла в гору. Густо поросшие лесом склоны предгорий давали нам тень и укрывали от палящего зноя, а выше было уже прохладней. Плантация осталась далеко позади и внизу, а вскоре и вовсе скрылась из виду за нагромождением скал. Чем дальше в глушь мы углублялись, тем короче становилась дистанция между нами. Сам собою завязался разговор, часто прерывающийся смехом — особенно в те минуты, когда мы скакали вдоль берега быстрой речки, широкой, но мелкой, и брызги из-под копыт обдавали наши ноги ледяным душем.

Вскоре река совсем обмелела и через некоторое время привела нас к окруженному лесом живописному горному полукруглому озеру, упиравшемуся в отвесную гранитную стену. Из широкого отверстия центре скалы изливался мощный поток воды, в пене и брызгах низвергавшийся в озеро. Оно было глубоким, но таким чистым и прозрачным, что просматривалось до самого дна. По берегу над водой нависали ажурные ярко-зеленые зонтики гигантских папоротников. Стайки рыбешек сновали в разные стороны. Их чешуя отражала солнечные лучи, подобно серебряным монетам.

— Это и есть тот самый источник, — указала на водопад Минерва, — в честь которого получила свое название ваша плантация. — Боязливо оглянувшись, она понизила голос и прошептала: — Это обеа. Жилище духа.

Я склонна была согласиться с нею. Алмазный водопад. Хрустальное озеро. Изумрудный лес. Ну чем не заколдованное место? Вскоре выяснилось, что не мы одни так считаем. Минерва показала мне большой черный валун, на гладкой поверхности которого были вырезаны две примитивные человеческие фигуры — мужская и женская, — и пояснила, что это бог и богиня.

— Им поклонялись те, кто жил здесь задолго до нас.

Я заметила прибившийся к берегу венок из лесных орхидей, но Минерва так и не ответила на мой вопрос, кто мог оставить его здесь? Склонившись над водой, она напилась из сложенных ковшиком ладоней, а остаток выплеснула себе в лицо. Затем, без тени стеснения, сбросила свой балахон и осталась полностью обнаженной. Она уходила все дальше от меня, погрузившись сначала по пояс, потом по грудь, а я смотрела на нее с восхищением и завистью, потому что никогда в жизни не делала ничего подобного. Дома, в Англии, это было бы просто немыслимо. Стоп. Но я же не в Англии, не так ли. И здесь меня никто не увидит. Я решительно слезла с лошади и последовала примеру Минервы.

Вода оказалась такой холодной, что у меня перехватило дыхание. Минерва подплыла ко мне и со смехом обрызгала. Ее мокрые волосы ниспадали на плечи волнистым каскадом. Внезапно я почувствовала, что не могу больше на нее смотреть. Отвернувшись, я успела заметить, как радость и веселье на ее лице сменяются недоумением и разочарованием. Вероятно, она подумала, что я стесняюсь, что она обидела или оскорбила меня нескромным взглядом, но проблема заключалась отнюдь не в стыдливости или чьей-то наготе, а совсем в другом. На левом плече Минервы темнел выжженный круглый знак размером с шиллинг. В детстве я считала его изображением плакучей ивы. Это клеймо стояло буквально на всем: сахарных головах, бочках, ящиках, мешках, документах, мебели и даже над входом нашего дома в Бристоле. Но увидеть его навсегда запечатленным на плоти другого человеческого существа… Я вспомнила разглагольствования Дьюка о преимуществах серебряного клейма над железным, и мне сделалось дурно.

Минерва коснулась плеча рукой:

— Мне не больно.

Я молча покачала головой, не в состоянии выразить словами обуревавшие меня чувства, и отступила на шаг назад, застигнутая внезапным приступом головокружения и ослепленная отраженным от водной глади нестерпимым блеском солнечных лучей. Острый камень врезался мне в пятку. Я поскользнулась, потеряла равновесие и плюхнулась в воду с головой. Беспорядочно барахтаясь, я попыталась выплыть на поверхность, но попала, должно быть, на глубокое место, потому что после всех моих усилий продолжала оставаться под водой. Нащупать ногами дно тоже не получилось. Я поняла, что тону, и запаниковала. Остатки воздуха пузырями вырывались из легких. Я начала задыхаться и уже всерьез испугалась за свою жизнь, но в этот момент гибкие коричневые руки ухватили меня за запястья и вытащили наверх.