Моби Дик, или Белый Кит (др. изд.) - Мелвилл Герман (книги бесплатно .TXT) 📗

— Нет, не знаю, — отозвался капитан, — обратитесь лучше к его матушке; он родился с этим. Ах ты, чёртов Кляп, негодяй ты этакий. Ну найдётся ли на свете второй такой Кляп, чтобы заткнуть чёрту глотку? Ты, сукин сын, Кляп, скажи, когда будешь подыхать, мы сунем тебя в рассол; нужно сохранить тебя для грядущих веков, подлец ты этакий.

— А что сталось с Белым Китом? — не выдержал наконец Ахав, нетерпеливо дожидавшийся финала интермедии, которую разыгрывали два англичанина.

— О! — воскликнул однорукий капитан, — да, да! Он нырнул тогда, и мы надолго потеряли его из виду; дело в том, что я ведь не знал в то время — я уже говорил, — что это был за кит, сыгравший со мной такую штуку. И только потом, когда мы снова спустились к экватору, мы услышали рассказ о Моби Дике — как его называют некоторые, — и тогда я понял, что это был он.

— Встречал ли ты его потом?

— Дважды.

— Но не мог загарпунить?

— А я и не пытался; хватит с него одной моей руки. Что бы я стал делать без обеих? Что попало на зуб Моби Дику, то пропало, я так полагаю. Уж он если схватит, то заглотает.

— Что же, отлично, — вмешался Кляп. — Дайте ему вместо наживки вашу левую руку, чтобы добыть правую. Известно ли вам, джентльмены, — он отвесил точно по поклону каждому из капитанов, — известно ли вам, джентльмены, что пищеварительные органы кита столь непостижимо устроены божественным провидением, что он не в состоянии переварить полностью даже одну человеческую руку? Ему-то это известно отлично. То, что вы считаете кровожадностью Белого Кита, это всего лишь его неловкость. Ведь у него и в мыслях не бывает проглотить вашу руку или ногу, он делает это, просто чтобы припугнуть вас. Но иногда с ним случается то же, что произошло как-то с одним старым цейлонским факиром, моим бывшим пациентом; он делал вид, будто глотает ножи, но в один прекрасный день действительно уронил себе в желудок настоящий нож, и он пролежал там целый год, а то и больше; потом я дал ему рвотного, и нож вышел из него, по кусочкам, понятное дело. Он не в состоянии был переварить нож и включить его в состав тканей своего организма. Так что, капитан Вопли, если вы проявите расторопность и готовность заложить руку за то, чтобы честь честью похоронить вторую, в таком случае, рука ваша. Только дайте киту в ближайшем будущем приступиться к вам ещё раз, и вся недолга.

— Ну нет, Кляп, благодарю покорно, — отозвался английский капитан. — Пусть угощается на здоровье той рукой, что ему досталась, раз уж тут всё равно возражать бесполезно, ведь я тогда не знал, с кем имею дело; но вторую он не получит. Хватит с меня белых китов; однажды я за ним погнался, и больше не хочу. Убить его, конечно, большая честь, я знаю; и спермацета в нём одном — целый трюм, но поверьте мне, лучше всего держаться от него подальше, вы согласны со мной, капитан? — и он скользнул взглядом по костяной ноге.

— Да, это было бы лучше всего. И всё же охота за ним не прекратится. Есть такие проклятые вещи, от которых держаться подальше хоть и лучше всего, но, клянусь, не легче всего. Он влечёт и притягивает, словно магнит! Как давно видел ты его в последний раз? Каким курсом он шёл?

— Спаси меня бог, и да сгинет подлый дьявол! — вскричал Кляп и, пригнувшись, забегал вокруг Ахава, по-собачьи принюхиваясь, — ну и кровь у этого человека! скорей принесите градусник; да она на точке кипения! а пульс такой, что доски трясутся!.. сэр! — и, выхватив из кармана ланцет, он потянулся к руке Ахава.

— Прочь! — взревел Ахав, отшвырнув его к борту. — Гребцы по местам! Каким курсом он шёл?

— Боже милостивый! — воскликнул английский капитан, к которому был обращён последний вопрос. — Что же это происходит? Он шёл на восток, мне кажется, — и шёпотом Федалле: — Что ваш капитан, он помешанный?

Но Федалла, приложив палец к губам, скользнул за борт, чтобы сесть в лодке за рулевое весло, в то время как Ахав, притянув к себе огромный блок, отдал приказание чужим матросам приготовиться к спуску талей.

В следующее мгновение он уже стоял на корме своего вельбота, и матросы-манильцы взмахнули вёслами. Напрасно окликал его английский капитан. Повернувшись спиной к чужому судну, а лицом, застывшим, точно гранит, к своему собственному, Ахав неподвижно стоял на корме, пока не поравнялся с «Пекодом».

Глава CI. Графин

Прежде чем скроется из виду английский корабль, следует рассказать здесь, что шёл он из Лондона и что он был назван в честь покойного Сэмюэла Эндерби, лондонского купца, основателя китопромышленного дома Эндерби и Сыновья — торгового дома, который, по моему скромному китобойскому мнению, мало в чём уступает объединённому королевскому дому Тюдоров и Бурбонов, с точки зрения их исторической роли. В течение какого времени, предшествовавшего лету господню 1775-му, существовал упомянутый торговый дом — на этот вопрос многочисленные рыбные документы, которыми я располагаю, не дают ясного ответа; но в том самом году (1775) он снарядил первые в Англии суда, предназначенные для планомерного промысла на кашалотов; хотя ещё лет за сорок-пятьдесят до этого (начиная с 1726 года) наши храбрецы Коффины и Мэйси из Нантакета и Вайньярда большими флотилиями охотились на этих левиафанов, правда, только в Северной и Южной Атлантике и нигде больше.

Да будет здесь членораздельно сказано, что рыбаки из Нантакета первыми среди людей начали охоту на спермацетового кита с помощью цивилизованного стального гарпуна и что в течение целого полустолетия они оставались единственными на всём земном шаре, кто охотился на него таким способом.

В 1778 году красавица «Амелия», снаряжённая специально для этой цели на средства предприимчивых Эндерби, отважно обогнула мыс Горн и первая среди наций спустила вельбот в водах великого Южного моря. Плавание было умелое и удачное; и когда «Амелия» вернулась восвояси с полными трюмами драгоценного спермацета, её примеру вскоре последовали и другие суда, как английские, так и американские; отныне ворота к обширным промысловым областям Тихого океана были широко открыты. Но неутомимые дельцы не успокоились на этом добром деле. Сэмюэл и все его Сыновья — а сколько их было, о том ведает только их мать, — и под их непосредственным руководством и частично, я полагаю, за их счёт, британские власти послали в промысловое плавание по Южным морям военный шлюп «Шумный». Под командованием некоего флотского капитана первого ранга «Шумный» наделал много шуму и принёс кое-какую пользу, но какую именно, остаётся неясным. Однако и это ещё не всё. В 1819 году всё тот же торговый дом снарядил собственное поисковое китобойное судно и отправил его в пробное плавание к далёким берегам Японии. Это судно, удачно названное «Сиреной», проделало превосходное опытное плавание; с тех пор приобрела широкую известность великая Японская Промысловая область. Командовал «Сиреной» в этом плавании некий капитан Коффин из Нантакета.

Честь и слава поэтому всем Эндерби, чей торговый дом, я полагаю, существует и по сей день; хотя основатель его Сэмюэл, несомненно, давно уже отправился в плавание по Южным морям того света.

Носивший его имя корабль вполне достоин был такой чести; то было быстроходное и во всех отношениях отличное судно. Я побывал один раз у них на борту как-то в полночь у берегов Патагонии и пил у них в кубрике превосходный флип [308]. Чудесное у нас с ними вышло повстречанье, все они оказались отличными собутыльниками, все до единого. Да будет жизнь у них короткая, а смерть весёлая. Кстати, заведя речь об этом случае, происшедшем через много-много лет после того, как старый Ахав коснулся их палубы костяной пяткой, я не могу не сказать об их достославном солидном саксонском хлебосольстве; пусть мой пастор обо мне позабудет, а дьявол вспомнит, если я когда-нибудь сброшу со счётов это их превосходное качество. Флип, я сказал? Да, да, и мы пропускали его со скоростью десяти галлонов в час; когда же налетел шквал (ибо там шквалистое место, у берегов Патагонии), и все — в том числе и гости — были вызваны наверх брать рифы на брамселях, мы к этому времени так нагрузились, что пришлось нам тросами подтягивать друг друга на реи; а там мы, сами того не ведая, закатали вместе с парусами полы своих курток и, покуда не угомонился шторм, накрепко зарифленные, висели суровым предостережением для всех матросов — любителей выпивки. Как бы то ни было, но мачты за борт не снесло; и мы помаленечку-полегонечку освободились и слезли вниз, настолько трезвые, что пришлось снова пропустить по стакану флипа, хотя из-за кипящей морской пены, что врывалась через люк к нам в кубрик, он оказался, на мой вкус, чересчур разбавленным и пересоленным.