Капитан Хорнблауэр - Форестер Сесил Скотт (читать книги регистрация .TXT) 📗
— Легко проскочили, сэр, — заметил Буш.
— Да, — сказал Хорнблауэр.
Если б они ехали по дороге, их бы остановили и спросили паспорта, на несудоходной реке это никому не пришло в голову. Солнце садилось, сияя прямо в глаза, через час должно было стемнеть. Хорнблауэр присматривал место для ночевки. Он пропустил один длинный остров, потом увидел, что искал — высокий, заросший ивами островок с поляной посередине, окаймленный золотисто-бурой галькой.
— Мы пристанем здесь, — объявил он. — Шабаш. Правая на воду. Обе на воду. Шабаш.
Пристали они не то чтоб успешно. Хорнблауэр, несмотря на безусловное умение править большим кораблем, должен был еще учиться и учиться тому, как ведет себя плоскодонка между речных мелей. Их развернуло встречным течением — лодка едва коснулась днищем гальки, как ее понесло обратно. Браун, спрыгнув с носа, оказался по пояс в воде и вынужден был, схватив фалинь, с усилием удерживать лодку против течения. Вежливое молчание ощущалось почти физически. Браун тащил лодку к берегу. Раздосадованный Хорнблауэр услышал ерзанье Буша и представил взбучку, которая ждала бы допустившего подобную оплошность мичмана. Он улыбнулся, представив, как его первый лейтенант давит в себе раздражение, и улыбка помогла забыть досаду.
Он вылез на мелководье и помог Брауну тащить полегчавшую лодку к берегу, остановив Буша, который тоже собрался было вылезти — Буш все еще не привык сложа руки смотреть, как трудится капитан. Он позволил Бушу вылезти, когда воды осталось по щиколотку — они тащили лодку, сколько могли, потом Браун привязал фалинь к прочно забитому колышку, чтоб ее не унесло внезапным паводком. Солнце садилось на пылающем западе, быстро темнело.
— Ужин, — сказал Хорнблауэр. — Что будем есть?
Строгий ревнитель дисциплины просто объявил бы, что готовить, и не пригласил бы подчиненных к обсуждению, но Хорнблауэр прекрасно осознавал перекосы в команде и не собирался до такой степени сохранять видимость обычного распорядка. Однако Буш и Браун привыкли повиноваться и не смели советовать капитану, они стояли, молчаливые и смущенные, пока Хорнблауэр не остановил выбор на остатках холодного пирога и вареной картошке. Только распоряжение прозвучало, Буш, как и пристало хорошему первому лейтенанту, стал претворять его в жизнь.
— Я разведу костер, — сказал он. — Браун, на берегу должен быть плавник. Да, и мне понадобятся рогатины, чтобы подвесить котелок. Срежь мне три штуки с этого дерева.
Буш нутром чуял, что Хорнблауэр замыслил поучаствовать в приготовлении ужина, и противился этому всем естеством. Он посмотрел на капитана полупросительно, полупредостерегающе. Капитану не только противопоказано марать руки черной работой, ему еще положено пребывать в гордом одиночестве, затворенному в таинственных недрах своей каюты. Хорнблауэр смирился и пошел прогуляться по острову, оглядывая далекие берега и редкие домишки, быстро исчезающие в сумерках. Он быстро сделал неприятное открытие — заманчивая зелень, которую он издали принял за траву, оказалось крапивой, несмотря на раннюю весну вымахавшей уже по колено. Судя по выражениям, которые употреблял Браун на другом конце острова, тот, выйдя босиком на поиски дров, тоже это обнаружил.
Хорнблауэр некоторое время ходил по галечной отмели, а вернувшись, увидел идиллическую картину. Браун подбрасывал ветки в пылающий под котелком на треноге костерок, Буш, выставив вперед деревянную ногу, дочищал последнюю картофелину. Явно Буш рассудил, что первый лейтенант может без ущерба для дисциплины разделить низменные обязанности с единственным членом команды. Они ели вместе, молча, по-братски, возле угасающего костерка, даже холодный вечерний ветер не остудил ощущения дружества, которое каждый по-своему испытывал.
— Выставить вахту, сэр? — спросил Буш, когда они поели.
— Нет, — ответил Хорнблауэр.
Если бодрствовать по очереди, ночлег будет чуть безопаснее, но зато всем троим придется недосыпать по четыре часа каждую ночь — не стоит оно того.
Буш и Браун спали в плаще и одеяле на голой земле и, вероятно, в большом неудобстве. Хорнблауэру Браун нарезал и набил в лодочный чехол крапивы, вероятно, сильно при этом нажегшись, а получившийся матрац расстелил на самом ровном участке галечной отмели. Хорнблауэр спал на нем мирно, роса выпала на лицо, ущербный месяц сиял в звездном небе прямо над ним. Засыпая, он со смутной тревогой припоминал истории о великих воителях — Карле XII Шведском в особенности — которые делили с солдатами грубую пищу и спали, подобно им, на голой земле. Секунду или две он со страхом думал, не должен ли поступить так же, но здравый смысл поборол смущение и подсказал, что Браун и Буш любят его и без театральных жестов.
XII
Эти дни на Луаре были радостны, и каждый следующий день радовал больше предыдущего. Хорнблауэр наслаждался не только и не столько ленивым двухнедельным пикником, сколько деятельным дружеством этих дней. Десять лет он служил капитаном, и природная робость, подкрепленная необходимостью держать дистанцию, заставляла его все глубже замыкаться в себе, так что он перестал замечать, как остро нуждается в товариществе. Здесь, в маленькой лодке, где беда одного становилась общей бедой, он познал счастье. Он лучше прежнего оценил, какое сокровище Буш — тот втайне горевал об утрате ноги и вынужденной бездеятельности, тревожась, чего калеке ждать от будущего.
— Я добьюсь, чтобы вас назначили капитаном, — сказал Хорнблауэр, когда Буш один-единственный раз намекнул ему на свои сомнения, — даже если это будет последнее, что я успею сделать в жизни.
Он думал, что сумеет сдержать обещание, даже если суд признает его виновным. Леди Барбара должна помнить Буша до «Лидии», она не хуже Хорнблауэра знает о его достоинствах. Призыв к ней, написанный в нужных выражениях — даже от человека, осужденного трибуналом — может возыметь действие и привести в движение скрытый механизм протекции. Буш заслуживает капитанского звания больше, чем половина знакомых ему капитанов.
И здесь же был неизменно бодрый Браун. Никто лучше Хорнблауэра не мог оценить, как трудно Брауну жить в тесной близости с двумя офицерами. Однако Браун всегда находил верное соотношение между дружественностью и почтением. Он от души хохотал, когда поскользнулся на круглом камне и сел с размаху в Луару; сочувственно улыбнулся, когда то же случилось с Хорнблауэром. Он брался за любую работу и ни разу, даже спустя десять дней, когда у них сложилось нечто вроде привычного распорядка, не показал, что ждет от офицеров помощи. Хорнблауэр предвидел большое будущее для Брауна при разумной поддержке сверху. Он может легко дойти до капитана — Дарби и Весткот тоже начинали на нижней палубе. Даже если Хорнблауэра осудит трибунал, он сумеет помочь Брауну. По крайней мере, Болтон и Эллиот не отвернутся от него окончательно и возьмут Брауна мичманом, если их попросить.
Придумывая, как помочь друзьям, Хорнблауэр убедил себя смириться с окончанием путешествия и неминуемым трибуналом, в остальном же этими золотыми днями он сумел избежать мыслей о том, что будет после их окончания. То было неомраченное ничем путешествие. Мысли о постыдном обращении с Мари остались в прошлом, неприятности ждали где-то далеко в будущем; в кои-то веки можно было наслаждаться блаженным настоящим.
Продвижение вперед наполняли мелкие события — пустяковые сами по себе, они были в данную минуту очень значительны. Выбрать курс между золотистыми отмелями, вылезать наружу и тащить лодку, если ошибся, найти одинокий островок для ночлега и приготовить ужин, пройти мимо лодок, черпающих песок, или редких рыболовов, миновать город, не возбуждая подозрений — забот хватало. Две ночи шел дождь, и они спали рядом под натянутым между ив одеялом — забавно, какой радостью было, проснувшись, услышать рядом сопение Буша и обнаружить на себе его заботливую руку.
Пышной процессией проходили виды — Жьен со средневековым замком на высоком обрыве, Сюлли с большими полукруглыми бастионами, Шато-неф-сюр-Луар, Жеранд. Много миль подряд они видели огромные узорные шпили орлеанского собора — Орлеан оказался одним из немногих городов, раскинувшихся на самом берегу реки, пришлось с особой тщательностью пробираться под его трудными мостами. Только скрылся из глаз Орлеан, как начался Божанси с его бесконечным многоарочным мостом и странной квадратной крепостью. Река синела, золотилась и зеленела. Галечные отмели, сменившие в среднем течении перекаты Невера, теперь уступили место золотистым песчаным отмелям посреди искрящейся речной голубизны, зеленой за бортом лодки. Разнообразная зелень радовала глаз — зелень нескончаемых ив, виноградников, полей и лугов.
