Пират Её Величества - Курочкин-Креве Николай (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
Зверья и птиц здесь было даже не изобилие. Просто они были непуганными и подпускали человека с оружием на десять шагов. Муни обнаглел и придумал небывалую охоту: на зайца с… дубинкой! И наколотил их за три часа двадцать две штуки. Из мяса он оставлял одну только филейную часть, наиболее нежную. Остальное использовал как приманку для более крупного зверя. Федор же упражнялся с луком, ловчась убить двух зайцев одной стрелой. Пока не выходило, но могло, кажется, выйти.
Пирамиды испражнений гуанако, похожие на груды темных фиников, высились то тут, то там — но самих животных покуда видно не было. В заводи, где течения почти не было, ковром покачивались дикие утки всевозможных расцветок. Они беспрерывно клохтали. Люди не стали их тревожить. Оживление вызывали только прилет новых птиц да отлет здешних: утки проделывали это с шумом; при взлете помогали себе лапами и оставляли на воде белопенный след…
Высоко в небе парили стервятники. Красиво парили, по-королевски величественно. Хотя вблизи эти трупоеды, насквозь провонявшие дохлятиной, были мало симпатичны. Но их неспешные воздушные хороводы были непередаваемо изящны…
День кончился. В сумерках ветер посвежел и вдруг, около полуночи шквал с юга сорвал и унес палатки. Потом сорвал с людей одеяла и с тарахтеньем покатил по гипсовидной земле котелок и сковородку, которые хозяйственный Муни взял с собой. Еле англичане собрали свое имущество — и стали в дальнейшем обвязываться поверх одеял, да еще и друг к другу себя — на всякий случай — привязывали. Местность ровная, укатит в реку и все — в ледяной воде, да связанный, потонешь прежде, чем товарищи помочь смогут. Да и прежде, чем остальные поймут, что же случилось…
На второй день, впервые на этих берегах, им встретились гуанако. Две самочки, вожак и один малыш («чуленго» по-испански). Они спустились к реке ярдах в двадцати от англичан. Первым шел вожак — красивый, высокий, с длинной бело-коричневой шерстью. Он поднял голову и напряг уши, глядя по сторонам. Приостановился. Англичане замерли, стараясь не дышать. Не обнаружив ничего угрожающего, самец лениво, как бы нехотя, двинулся далее.
Все гуанако, каких до сего дня видел Федор, либо скакали бестолково, либо уж двигались медленно, глядя на мир равнодушно и даже не без презрения. Вожак подошел к воде, а самки стояли неподвижно, дожидаясь приказа или разрешения. Англичане застрелили из луков самца и одну из самочек. На сей раз не ради мяса, а ради шкур: ночи здешние очень уж холодны, да еще и ветрены. Будь на тебе хоть два шерстяных одеяла — продует насквозь! А неровный, но густой мех гуанако отлично защищал и от ветра, и от мороза…
Поднимаясь все выше по реке, англичане достигли места, где река сузилась до сотни ярдов с четвертью, а течение ускорилось настолько, что от воды слышался глухой шум. Это по дну течение перекатывало камни!
Мух здесь не было — зато нигде Федор во всю жизнь не встречал такого великого множества мышей! Они здесь были особенные: грациозные, тоненькие, проворные и большеухие.
На второй день около полудня встретили впервые здешних туземцев. Язык их на слух сильно отличался от языка тех патагонцев, что встречались в окрестностях залива Святого Юлиана. По-испански они понимали только отдельные слова и даже — самые из них смелые — отваживались говорить. Но этот их «испанский» был едва понятен. Отдельные существительные, не связанные предлогами, иногда глаголы. К тому же у них не было доброй трети звуков, какие есть в испанском, вообще богатом звуками.
Зато туземцы эти более всего на свете любили принимать гостей. Особенно незнакомых, дальних. А тут белые люди, да такие белые, какие не воротят носа от туземцев и их нехитрой пищи! Англичанам, в общем-то, пришлись по вкусу печеные яйца диких птиц, вяленое на солнце подкопченное мясо, грибы и какие-то сладковатые коренья… Туземцев это привело прямо-таки в восторг. И тут было подано главное блюдо! Птичья ножка прямо в перьях, печенная в глиняной обмазке (белые вспомнили детство, когда каждый таким именно образом готовил птиц или хотя бы, если детство в городе провел, птичек). Размером ножка была в обыкновенный свиной окорок! Конечно, это была баснословная птица, которую на Руси, по еще византийской традиции, именовали «строфокамил», а в Англии — «страус». Здесь эту птицу именовали «нанду». Ничего, съедобно, хотя очень уж прочно мясо на кости сидит…
Дрейк загорелся: покажите ему, как охотятся на этого нанду! Патагонцы согласились хоть сегодня!
Оказалось, что страусы бегают с такой скоростью, что их не могут настичь даже собаки. По слухам, у северных патагонцев, в междуречье рек Черной и Красной (их устья корабли Дрейка прошли незадолго перед той бурей, в которой потерялся «Лебедь»), есть якобы специально обученные лошади, способные подолгу мчаться с тридцатимильной скоростью по каменистым косогорам, внезапно останавливаться и моментально менять направление. И они якобы могут догнать страуса, не сбросив седока, если он сидит крепко. Некрепко сидящие при такой охоте частенько ломают себе шеи, вылетая вперед при резких остановках.
Но это на севере. А тут охотятся на страусов совсем иначе. Никто не пытается их догонять, а делают вот как: готовят чучело страуса, изнутри пустое: неощипанная шкура, натянутая на плетенный из лозы каркас, в шею вставлена палка, чтобы голова не болталась. Охотник надевает это чучело на голову и плечи, выбирает стаю страусов, пасущуюся в более высокой траве, чтобы ног видно не было, и подбирается сзади.
У страусов есть одна привычка, которую используют при такой охоте: стадо движется гуськом вслед за вожаком — совсем как утки за селезнем по воде. Если кто уклонится в сторону — вожак окликнет. Если предупреждение не подействовало — вожак, а за ним и все стадо, отклоняется в сторону, противоположную той, куда отклонился строптивый отщепенец!
Ну вот, индеец, несущий на себе чучело, наклоняется, изображая страуса, увлекшегося собиранием травки. Потом начинает отклоняться от пути вожака — и делает это несколько раз, каждый раз до тех пор, пока вожак не повернет стадо. В конце концов вожак заводит все стадо в заранее подготовленную засаду. Обычно это ущелье, по склонам которого прячутся вооруженные охотники с собаками. Мясо убитых страусов раскладывают на скалах в солнечную погоду и едят потом до весны.
Поначалу индейцы дичились — потом вдруг осмелели и начали прямо-таки приставать к англичанам. Люди Дрейка впрямую спросили: чем вызвано такое изменение отношения? Индейцы ответили, что они спрашивали совета у своего великого бога Сеттебоса, а тот долго не давал ответа, зато потом благословил общение с чужеземцами… После возвращения экспедиции Дрейка в Англию — и особенно после выхода в свет записок преподобного Флетчера — в стране стали очень популярны словечки, анекдоты и сюжеты этих записок. Так получил известность и Сеттебос, «…который есть дьявол, но которого они почитают за верховное существо», по словам пастора. У великого Шекспира в «Буре» дикарь Калибан поклоняется своему богу Сеттебосу!
Итак, завязалась, наконец-то, дружба. Патагонцы охотно рассматривали и принимали все, что им предлагали белые люди: бусы, колокольчики, карманные зеркальца, перочинные ножички. Однажды некий патагонец восхитился красотой шляпы самого адмирала, снял ее с головы мистера Фрэнсиса и надел на свою. Затем подумал, что Дрейк мог обидеться, схватил стрелу и глубоко вонзил ее себе в икру. Полилась кровь. Индеец собрал в ладонь кровь — и протянул адмиралу — точно хотел показать, что готов отдать свою кровь за адмирала, так что не стоит обижаться на такую мелочь, как захват шляпы.
Но я как-то перепрыгнул к событиям, произошедшим уже после возвращения отряда Муни из глубины страны.
А во время похода произошло такое: однажды туземцы подошли к матросам, выпивающим утреннюю чарку согревающего. Один из патагонцев тоже захотел погреться. Ему поднесли чарку наравне с матросами. Он показал мимикой, что польщен и ценит такое отношение, отпил глоток, выпучил глаза, крякнул, выдохнул и залпом проглотил… И тут же свалился замертво! Индейцы взволновались и напряженно взялись за оружие, но не шевелились, ожидая явно разъяснений от англичан. А что те могли им разъяснить? «Опьянел» — для них ничего не означающее слово…
