Дитя Всех святых. Цикламор - Намьяс Жан-Франсуа (полные книги .TXT) 📗

Сколько других мужчин на его месте уже поддались бы? Если Анн оставался холоден, как мрамор, то лишь потому, что подобный тип женской красоты совершенно не привлекал его. И все обернулось бы совсем иначе, если бы она соответствовала его идеалу, если бы была, например, некоей злокозненной Теодорой или Ночной Дианой! Его прошиб пот от одной только мысли об этом…

Теодора, Диана! Он только что, сам того не желая, объединил их обеих. Его вдруг охватило ужасное смятение. На мгновение Анн закрыл глаза, чтобы прийти в себя, но перед его внутренним взором предстал образ молодой женщины в черно-белом платье, а вовсе не «волчьей дамы».

– Ааааа!

Внезапно Лилит испустила ужасающий вопль, настоящий крик демона. Поспешно вскочив с постели, снова повесила на грудь свой герб с черными и золотыми слезами.

– Не удостоил меня даже взгляда! Деревяшка, чурбан! Никогда еще мужчина не сопротивлялся мне так, как ты. Ты – настоящий Вивре!

Она застучала в дверь, чтобы ей открыли.

– Я не отрекаюсь от того, что сказала: я хочу тебя. Что бы ты ни делал, ты в моей власти. Только я могу заплатить за твое освобождение. Когда я вернусь с деньгами, тебе придется выбирать: либо мое ложе, либо дыба!

– Благодарю вас…

Одилон Легри вошел в комнату. Лилит посмотрела на Анна с нехорошей улыбкой.

– Можешь иронизировать сколько угодно, это ничего не изменит. Мое предложение остается в силе.

– Я вовсе не иронизирую. Вы же сказали, что я – настоящий Вивре. Вот за что я вас и благодарю.

Лилит пожала плечами и исчезла.

Оставшись один, Анн возликовал и принялся возбужденно мерить широкими шагами свою темницу. Сначала муж, а теперь и жена! Он одолел их, одного за другим, и не слишком-то много трудов она доставила ему, эта пресловутая ужасная царица Ночи! Напротив, она принесла ему огромную радость, сказав, что он – настоящий Вивре. Анн снова почувствовал себя достойным своего отца, деда, Франсуа, этого рода героев, из которого был так долго исключен. Впору поверить, что Виргилио д'Орта оказался прав, предрекая ему, что он снова станет одним из Вивре.

Виргилио д'Орта! Анн застыл, словно громом пораженный. Как же он не вспомнил о нем раньше? В памяти всплыли слова: «Если когда-нибудь я смогу сделать что-то для вас, то буду счастливейшим из смертных. Не забудьте, что мне доступно многое. Я ведь богат, очень богат…»

Вот оно, решение! Лилит права: если не найдется больше никого, кто заплатит выкуп, то Анн окажется в полной ее власти. Пленнику следует убедить Эсташа де Куланжа отправить посланца в Орту. Вот его единственная надежда на спасение…

Анн заговорил об этом в тот же день. Сир де Куланж воспринял предложение Анна с неподдельной радостью.

После визита дамы де Сомбреном проблема выкупа встала особенно остро. Но если синьор д'Орта даст денег, Эсташ получит полное право отклонить предложение англичан, не навлекая на себя их гнев.

Некий монах, направлявшийся в Рим, согласился отнести письмо, которое Анн написал собственноручно. Чтобы лучше напомнить Виргилио о проведенном вместе времени, он изъяснялся по-латыни. Теперь оставалось лишь вооружиться терпением, ибо, учитывая расстояние, ответ придет очень не скоро.

Вскоре Эсташ де Куланж согласился значительно улучшить содержание своего пленника. По настоянию сестры он разрешил доставить в камеру книги, которые Диана привезла с собой, равно как и письменные принадлежности.

Завидев Одилона Легри и стражников, явившихся к нему с охапками книг, Анн испытал неподдельную радость. Все присланные Дианой тома оказались посвящены древнеримской истории и мифологии – его излюбленное чтение. Еще немного, и скука вместе с отчаянием рассеются как дым.

Но радость узника возросла еще больше, когда славный начальник замковой стражи сообщил ему, что это – библиотека барышни де Куланж. Как только они ушли, Анн принялся лихорадочно перелистывать страницы, надеясь найти там послание от девушки. Напрасно. Немного разочарованный, он взял историю, посвященную богине Диане, и погрузился в чтение.

От этого занятия его отвлек чей-то странный голос:

– Сеньор Анн… Анн…

Он огляделся. Звук доносился не из-за двери и не из окна. Звучало гораздо ближе, где-то в самой комнате, но при этом будто издалека.

Голос повторил:

– Сеньор Анн… Анн…

– Кто говорит?

Отозвалось глуховато:

– Камин… ин…

Анн подошел к камину и догадался, наконец, откуда доносится звук. Справа виднелось жерло дымохода, тянущегося с нижнего этажа. Труба была слишком узка для побега, вот почему ее не закрыли решеткой. Проскользнуть туда могла разве что собака.

Анн склонился к отверстию.

– Кто там?

– Диана де Куланж…анж… [19]

– Где вы?

В этот момент открылась дверь, и заглянувший стражник подозрительно осведомился у пленника, с кем это он тут разговаривает. Анн ответил, что сам с собой, и добрый малый удалился, ворча под нос. Когда дверь закрылась, Диана де Куланж опять подала голос, отдававшийся эхом:

– Не говорите… ите… Отвечайте письмом… ом…

Анн схватил перо, и началась самая необычная из бесед.

К нему долетали очаровательно заикавшиеся слова. Он отвечал на них, бросая в дымоход клочки бумаги с еще непросохшими чернилами – белые мотыльки, исчезавшие, порхая, в темноте…

Еще ребенком Диана обнаружила эту трубу, выходившую в нижнюю комнату. Так она общалась с детьми стражников и слуг, с которыми вместе играла.

Затем она спросила о той странной женщине в красном, и в вопросах девушки Анн почувствовал жало ревности. Он объяснил ей, что это – колдунья и смертельный враг его семьи.

И молодые люди заговорили о самих себе. С волнением обнаружили они сходство своих судеб: оба потеряли отцов при Азенкуре, а матерей – когда те произвели их на свет. Они обменивались историями о своей повседневной жизни. Диана много смеялась, рассказывая, как благодаря Зефирину отшивала молодых бургундских дворян и описывала их раздосадованные физиономии, когда те из-за птицы были вынуждены сдерживать свои порывы.

Что касается Анна, то долг обязывал его сделать признание. Два слова начертал он на клочке бумаги: «Я женат». Глядя, как белый мотылек исчезает в жерле трубы, Анн был недалек от отчаяния. Ну вот, все и кончено! Конец их тайному диалогу, волшебному эху. Может даже, у него заберут книги, и он опять останется во тьме – еще более одинокий, чем прежде…

Действительно, сначала его записку встретило долгое молчание, но потом вдруг посыпались, тесня друг друга, вопросы. Кто она? Где она? Почему он скрыл ее существование от брата? Анн отвечал, как прежде Этьенетте де Дре: она больна, находится в эрменонвильском лепрозории. Однако на сей раз эффект был совершенно противоположным: Диану это не только не оттолкнуло, но даже еще больше приблизило к нему. Девушка обещала молиться за несчастную и сделать все, чтобы помочь Анну в этом испытании, – если он захочет.

Потом Диана сменила тему и вновь обрела свою веселость, а вместе с собеседницей развеселился и Анн… Они вспомнили свою первую встречу.

Он захотел поделиться с ней тем, что его тогда поразило. Быстро нацарапал: «Как странно! Вас зовут Дианой, и вы наткнулись на меня спящего, как на Эндимиона…»

Внизу снова наступило молчание. Потом она поинтересовалась, каким чудом он уже успел прочесть об этом в ее книге. Он ответил, немного задетый за живое, что знает историю Дианы и Эндимиона уже очень давно.

И услышал:

– Значит, вам открыта и моя тайна… айна…

Да, он знал. Но ему вдруг захотелось, чтобы она произнесла это сама. И безжалостно написал: «Я видел ее, но не слышал».

И стал ждать. Ответ пришел – дрожащим, едва слышным голосом:

– Я вас люблю… люблю…

Послышался звук поспешных шагов. Девушка убежала…

Той ночью он не спал. Спать не давал голос. Стоило ему смежить веки, как он слышал: «Диана де Куланж… анж… Я вас люблю… люблю…» Анн уже был готов умереть от тоски и вот – переживает самое безумное из приключений! Диана-охотница, явившаяся ниоткуда со своим соколом на плече, любит его. И с какой силой! Она не отступилась, когда он сказал ей, что женат. Она без колебаний открылась ему, когда он попросил. Значит ли это, что он тоже любит ее? Неужели он разлюбил Теодору? Нет, конечно, но это не мешало ему восхищаться Дианой.