Время освежающего дождя - Антоновская Анна Арнольдовна (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Вместо дворов перед хижинами простираются обширные луга, где пасется скот. Луг окружен глубоким рвом и плотной высокой изгородью, посредине которой возвышаются большие ворота, украшенные грубо вырезанными фигурами животных. На одном краю луга тенистые деревья, под ними располагаются жители в месяцы летнего зноя.
«Зачем рвы?» – спросил Димитрий. Мегрельцы разъяснили ему, что только глупец может надеяться на добрую совесть соседей. Подобно шакалам, они рыщут в поисках лазейки, чтобы ворваться в дом, пленить и продать захваченных пленников в рабство османам.
Въехав в одну из таких деревень, Эрасти открыл рот от изумления, оглядывая почти голых крестьян: ни рубах, ни шаровар, ни чувяков; грубый шерстяной плащ, подпоясанный веревкой, – вот вся их одежда.
У ворот толпились женщины в длинных шальварах, стянутых тесьмой у щиколотки, и в балахонах, заменяющих рубашку и платье.
Когда изредка турецкие корабли, блистая полумесяцем на корме, пристают к зеленым берегам, мегрельцы устремляются к морю, таща коноплю, мед, воск и льняные семена.
Но часто гонят на обмен османам и собственных детей и закованных невольников – будь то пленные соседи или захваченные в стычках имеретины и гурийцы. У въезда в Намусу по обочинам дороги выстроилась многочисленная почетная стража. Ударами копий о щиты всадники приветствовали Моурави. Вперед выехал красивый мегрелец-азнаур с курчавой бородой, обрамляющей смуглое лицо. На его широком кожаном поясе, унизанном серебряными пуговками, висел моток грубой веревки.
Он ловко осадил коня, звенящего позолоченным убором, спешился и, передав высокие пожелания Левана Дадиани, важно протянул Моурави, в знак приязни светлейшего, охотничий нож в дорогой оправе.
Саакадзе поблагодарил придворного вестника и согласился провести ночь под его кровлей, а на заре проследовать в Зугдиди.
Красные ковры земляники покрывали поляны. Табуны коней паслись под тенистыми грабами. Сквозь ветви струились сумерки, высыпая из темно-синего кисета золотые звезды. Запахи душицы, лимонной мяты и медовой мелиссы наполняли влажный воздух.
Мегрельский азнаур, развлекая знатных гостей, рассказывал об удачных вторжениях в Абхазети, где водятся зубры; о бесснежной Цаишской горе, куда ходят облавой на медведя; о больших стрелах с железными наконечниками, прикрепленных к стенам Илорской церкви, коими угрожает святой Георгий нечестивцам, желающим отбить быка, украденного святым и укрытого за священной оградой; о том, как зорко стерегут мегрельцы своих быков от святого Георгия; о кознях луны, задабриваемой низким поклоном или взмахом кинжала; о храмах, увешанных рогами оленей, клыками кабанов и крыльями фазанов; о лодках, чующих рыбу, как собака зверя; о чародеях, излечивающих от дурного глаза.
Автандил рассеянно слушал, косился на пояс мегрельца и мысленно повторял: на что ему веревка? Оказывается, тем же вопросом мучился и Эрасти.
Мегрелец удивился: как на что? Ни один мегрелец не отправится в дорогу, не запасшись веревкой. Для крестьянина веревка необходима ежечасно – ею он связывает сено или привязывает лошадь, если посчастливится украсть, или тянет буйвола через реку. А азнауру веревка – верный друг в битве: заарканить врага, пленить имеретина, или вора наказать, волоча его за конским хвостом, или изменника, привязав его к дереву.
Пояс мегрельца отягощали до самой земли спускающаяся трапезундская сабля, колхидский кинжал с точильным камнем, маленький кисет с монетами; на левой стороне – ковровый мешочек с кремнем, серой и трутом, а рядом – другой, с иглами и нитками разных цветов. Между всем этим болтались гребешок, шило, бечевка, тонкий нож для кровопускания у лошади. Дополнялось это рядом кожаных сумочек с толченой солью, перцем, острой приправой и двумя восковыми свечами – на случай, если темнота застанет в дороге.
Ночь, едва шевеля листву, скользила по отрогам и, подсинив журчащую воду родника, исчезала в зарослях папоротников, над которыми уже нависали беловатые хлопья тумана.
Мегрелец снял с пояса восковую свечу и высек из кремня огонь. Мутные отсветы упали на ворота.
Утомление не помешало азнауру продолжать учтивую беседу, а Саакадзе, точно после хорошего сна, продолжал расспрашивать, воздавая хвалу воинской доблести мегрельцев.
Тридцать тысяч вооруженных всадников, готовых на любое дело, было у князя Левана. От каждого дыма шел под знамя владетеля только один конник. Когда же война требовала усилий, то каждый дым выставлял по два, а то и по три всадника. Что же касается азнауров, то нельзя было удержать их и на цепи, ибо война и набеги являлись их любимым развлечением.
Азнаур хвастал набегом на Имерети, когда мегрельцы, на всем скаку ворвавшись в Кутаиси, угнали на глазах царя коней и скот. Светлейший Леван щедро одарил смельчаков.
Выведал Саакадзе и о стычках с Абхазети, по сей день выплачивающей дань Левану, и о беспрерывных раздорах с Гурией, и о междоусобицах владетелей, и о состоянии азнауров. Вскоре он уже знал, чего стоит Самегрело на весах войны и политики.
Конные барабанщики беспрестанно ударяли палками по барабанам, перекинутым через седла. Пышно разодетые тавади – на воротниках и полах их шелковых рубашек блестели каменья и жемчуг на золоте вышивки – спешились, придерживая турецкие сабли. Стремительно спешились и картлийцы и, следуя обычаю мегрельцев, также преклонили колени.
Мегрельцы, почтительно склонив головы, провозгласили:
– Благодарение богу, мы видим гостей здоровыми!
– Благодарение богу, мы видим хозяев здоровыми! – дружно ответили картлийцы.
Смешавшись в одну пеструю группу, всадники направились в Зугдиди. Автандил разбил свою сотню на звенья и вплотную придвинул охрану к Моурави.
Вскоре за раскинувшимися вправо и влево садами показался трехэтажный дворец, обложенный каменными плитами и украшенный узорчатыми балконами. К главному зданию примыкали вытянувшиеся в ряд бесчисленные башенки и постройки – то низкие, то высокие, с лесенками и сводчатыми крылечками.
Надменный Леван Дадиани встретил Великого Моурави не в тронном зале, где обычно принимал светлейших князей и чужеземных владетелей, а на первой площадке у главного входа. За поясом владетеля торчал золоточеканный кинжал, на цепочке свешивалась сабля, а левой рукой он придерживал мантию, на высокий ворот которой ниспадали блестящие кудри. Три драгоценных султана увенчивали корону. Безбородый и безусый, с остро очерченным носом и крутым лбом, походил Леван на древнего эллина. Он приветствовал Моурави поднятием руки. И в тот же миг звучно ударил колокол.
Не наклоняя головы, не опуская глаз, Моурави ответил тем же приветствием. И так же гордо подняли правую руку Зураб, Вахтанг, Димитрий и Автандил…
Много пиршеств видел на своем веку Димитрий, но такого сумасшедшего не припомнит. Скатерть лежала только перед светлейшим владетелем. Остальные столы, покрытые черными кожами, походили на лежащих буйволов. В стороне тянулись простые, ничем не покрытые столы, образуя как бы длинный узкий мост.
Двенадцать прислужников бегом внесли на палках огромный котел с гоми, за ними спешили с лопатками на плече раздевальщики. Не успел смолкнуть грохот опущенного котла, как из ниши выбежали старшие слуги, таща на носилках целиком сваренную свинью и полузажаренную корову. Ударил в нос запах перца и крови, стекавшей с носилок. Раздался перестук железа, в зал ввалилась процессия стольников, вздымая торжественно, как дружинники копья, шампуры с нанизанными на них зайцами, фазанами, каплунами, утками. Следом, словно тяжелый обоз за легкой конницей, проследовали повара, неся на вертелах барашков, телят, кабанов. И тотчас, как гонцы, во все стороны разбежались поварята с маленькими котлами, наполненными ореховым соусом и острыми приправами.
По мановению жезла гостеприимца раздавальщики хватали из котла лопатками гоми и, обегая зал, наделяли каждого гостя большой долей, бросая гоми перед ним прямо на кожу. Гости делали в гоми ямку, куда поварята быстро вливали соуса. Не дремал и главный повар посреди зала, – он лихо разрубал топором корову, свинью, овец, бросал большие куски в решето и гаркал. Подбегали прислужники, хватали решето и, как безумные, носились между столами, швыряя гостям сильно проперченное мясо. Стольники, как в лихорадке, стягивали дичь с шампуров. На деревянные столы, где разместились менее почетные гости, продолжали лететь куски коровы.
