Нострадамус - Зевако Мишель (полные книги .txt) 📗
Тринкмаль погладил свою шпагу, складки его жирного брюха колыхались.
В этот момент со стороны ристалища послышался глухой ропот, который становился все сильнее и в конце концов взорвался криком… Обращенные в телохранителей королевы разбойники, побледнев, переглянулись, и их глаза ясно сказали: дело сделано!
— Внимание! — прошептал кто-то из них, и все схватились за шпаги.
Прошла минута… Что творилось на ристалище! Оттуда доносились крики ужаса, вопли, призывы на помощь, громкие мольбы: «Сжалься! Помилуй, Господи!», голоса сливались в один кошмарный вой, в глухой рев толпы… А в шатре звякнула сталь…
— Вот и он!
Они ворвались вчетвером и, зажав в кулаках рукоятки шпаг, окружили живые доспехи, которые в этот момент остановились и застыли — молчаливые, таинственные…
— Господин капитан, — вкрадчиво начал Тринкмаль, — нам поручено… хотя мы и не достойны такой чести… одним словом, мы должны арестовать вас!
Доспехи пошевелились. Заключенный в них человек принялся освобождаться от тяжелых стальных щитков. Полетели на землю наколенники, поножи, наручи… Настала очередь кирасы…
— Пойдемте! — жестко приказал Тринкмаль. — Вам следует подчиниться, Монсеньор!
Он протянул руку и тронул Монтгомери за плечо. И в ту же секунду, попятившись, откатился на три шага, почти к стенке шатра, получив между глаз удар такой силы, от которого у кого-нибудь другого голова просто раскололась бы надвое. Трое остальных, взревев: «Ах, так! Он еще дерется!» — ринулись в атаку.
Они бросились вперед и… резко остановились, обалдев от изумления, мгновенно опьянев от радости, не веря своим глазам, потому что внезапно увидели того, кого так долго оплакивали. Монтгомери снял шлем, швырнул его на пол и воскликнул таким знакомым, таким родным голосом:
— Ну-ка! Ну-ка, идите сюда, мои ягнятки! Подойдите поближе, дворцовые прихвостни! Кто из вас осмелится поднять руку на Руаяля де Боревера?!
— Святые ангелы, это он!
— Святой Бахус, это он!
— Черт побери, волчонок! Наш львенок! Наш голубчик!
— Дьявол меня побери, мсье де Боревер!
А Боревер прогремел, заглушая этот нестройный хор:
— Идите же, идите, арестуйте меня!
Арестовать! Его! Но ведь так и есть! Они пришли сюда ради этого! Ха! Ха! Да они арестуют саму королеву на глазах у всего двора, они арестуют великого прево, и коннетабля, и всех придворных, они…
Все тем же нестройным хором, с выпученными от нежданного счастья глазами, взъерошенные, они повторяли:
— Пусть они явятся! Да, пусть они только придут!
Каким образом Руаяль де Боревер попал сюда, в этот шатер, почему на нем были доспехи Монтгомери, по наущению Сатаны или по божьему благословению произошло все то, что произошло, они не знали. Они ничего не понимали и не хотели понять. Они просто чуть не плакали от радости. .
И в этот патетический момент в шатер вошел Нострадамус.
Увидев, что маг направляется прямо к нему, Боревер вздрогнул. Никогда еще он не видел чародея таким бледным, никогда еще глаза его так не метали молнии, никогда так ярко не сверкал знак Розы и Креста на его роскошном черном костюме.
Руаяль де Боревер почувствовал, как в его душу проникает какой-то священный ужас, он смотрел, смотрел и видел… сияющий ореол вокруг головы Нострадамуса!
Маг остановился рядом с Боревером и сказал:
— Я пришел, чтобы выполнить обещанное тебе у постели умирающего Брабана… Сейчас ты узнаешь имена твоего отца и твоей матери…
В одно мгновение все мысли, переполнявшие голову Боревера, испарились, исчезли, он забыл даже о произошедшем несколько минут назад на ристалище.
— Кто же мой отец? — прошептал юноша.
— Генрих II, король Франции!
Молодой человек согнулся, будто ему нанесли в грудь страшный удар, в его воспаленном мозгу всплыло одно только слово: отцеубийство! Но почти сразу же перед его внутренним взором молниеносно, как призрак бури, промелькнуло кровавое облако, невыразимо горькая усмешка раздвинула бледные губы, ненависть набатом прозвучала в сердце… Потом он расхохотался и прогремел:
— Так и должно было случиться! Я понимаю! Ах, теперь я понимаю, почему родился в темнице! Почему с самого рождения был предназначен палачу! Почему мой отец, не успел я родиться на свет, пожелал моей смерти! Королевский сын! Да! Я опасен! Еще бы — сын короля!
Он скрипнул зубами, встряхнул головой, словно отгоняя черные мысли. И вдруг на его сведенном судорогой лице появилось выражение неутешного горя. Из налитых кровью глаз потекли слезы. Он тихо спросил:
— А моя мать?
— Ты должен оплакивать ее, как оплакиваю ее я сам… — тяжело вздохнув, так же тихо ответил Нострадамус. — Твоя матушка умерла больше двадцати лет назад…
— Умерла! — в отчаянии воскликнул Боревер.
— Да. Ее звали Мари де Круамар, — сказал Нострадамус.
Душераздирающий крик вырвался из груди рухнувшего на колени молодого человека. Но это не был крик острой боли, горестный вопль. Мари де Круамар! Его матушка! Дама без имени! Та, что теперь заменила мать Флоризе! Нет! Нет! Она не умерла! Она жива! Жива и невредима!
Ему казалось, что он выкрикнул все это, но губы его на самом деле едва шевелились, пока мысли роем кружились в голове. Господи, как хорошо он представлял себе теперь ее полную страданий жизнь! Но теперь у Мари есть сын! Теперь у нее есть он, Руаяль де Боревер! И он сделает все, чтобы исцелить ее боль, утешить ее, вернуть к жизни! И первое, что он скажет ей, будет:
— Матушка, вы отомщены! Король Франции мертв, он убит своим собственным преступлением, потому что Судьба вложила оружие в руку его сына!
Он был растерян, он был вне себя от радости. Ему казалось, что от клубящихся мыслей голова его вот-вот взорвется. Руаяль хотел было крикнуть: «Нет, вы ошибаетесь, матушка жива, она не умерла, нет!» — но, посмотрев в сторону выхода, он увидел, что Нострадамус уже приподнял полотнище и что он мрачен и угрюм, как никогда прежде. Юноша снова задрожал. «Кто все-таки этот человек? — вдруг подумал он. — Я должен узнать это любой ценой, я узнаю!»
Правда, почему Нострадамус вложил ему в руки копье, чтобы он убил своего отца? Почему говорит, что Мари де Круамар умерла двадцать лет назад? Что это за таинственный путь, по которому движется маг? Куда ведет эта дорога? Руаяль де Боревер поднялся с колен и направился к Нострадамусу. В этот момент тот исчез за отброшенным полотнищем, прошептав только одно слово:
— Прощай!
Юноша в смятении, в полубреду, с перевернутой душой, ринулся было вслед. Но в этот момент полотнище, служившее дверью, снова поднялось, и в шатер хлынули лучники…
Руаяль де Боревер, вмиг придя в себя, вытащил из притороченных к поясу ножен короткий кинжал и бросил на четырех телохранителей взгляд, в котором ясно читалось: «Вы готовы умереть со мной?» Корподьябль, Страпафар, Тринкмаль и Буракан двинулись вперед… Но не прошло и секунды, как чья-то тяжелая рука опустилась на плечо молодого человека. Руаяль, вздрогнув, обернулся и занес свой кинжал…
— Именем королевы, — произнес схвативший его за плечо человек, — ты арестован!
Рука Боревера бессильно повисла, кинжал выпал из нее, звеня, покатился по земле. Он опустил голову и пробормотал:
— Отец Флоризы…
— Уведите его! — приказал Роншероль.
