Кенилворт - Скотт Вальтер (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗
— Его зовут Тресилиан, — неохотно сказал Роли, по тону королевы не предвидя для своего друга ничего хорошего.
— Тресилиан! — воскликнула Елизавета. — А, Менелай нашего романа! Ну что ж, он одет так, что вполне можно оправдать его прекрасную и вероломную Елену. А где Фарнем, или как там его зовут?.. Я имею в виду слугу милорда Лестера… Париса этой девонширской повести.
Еще более неохотно Роли указал на Варни и назвал его имя. Портной вложил все свое искусство в костюм Варни, чтобы сделать приятной его внешность. И в самом деле, Варни не отличался изяществом, но недостаток этот отчасти искупался тактом и умением держать себя.
Королева переводила взгляд с одного на другого.
— Могу поручиться, этот поэтичный мистер Тресилиан слишком учен, чтобы помнить, в чьем присутствии он находится, — произнесла она. — Но я опасаюсь, как бы ему не оказаться в числе тех, о ком Джеффри Чосер остроумно заметил: «Мудрейшие ученые — не всегда самые мудрые люди на свете». Да, припоминаю, этот Варни — красноречивый плут. Боюсь, что прекрасная беглянка имела некоторые основания нарушить свое слово.
Роли не посмел ответить, понимая, какую плохую услугу окажет Тресилиану, если начнет противоречить королеве. К тому же он вообще не был уверен, не лучше ли будет для его друга, если Елизавета своей властью раз навсегда положит конец этому делу, которому, по его мнению, Тресилиан с бесплодным и утомительным упорством отдавал все свои мысли.
Живой ум Роли был еще занят этими размышлениями, когда распахнулась дверь и Лестер, сопровождаемый своими родственниками и приверженцами, вернулся в залу.
Фаворит королевы теперь был одет во все белое, даже башмаки его были из белого бархата. Белые шелковые чулки, короткие белые бархатные панталоны, подбитые серебряной парчой, сверкавшей сквозь разрезы на бедрах; камзол из серебряной парчи и жилет из белого бархата, расшитый серебром и мелким жемчугом. На белом бархатном поясе с золотыми пряжками висела шпага с золотой рукояткой, ножны которой были тоже обтянуты белым бархатом. Кинжал, как и шпага, был отделан золотом. На плечи графа был наброшен богатый, свободно спадающий плащ из белого атласа, отделанный золотой каймою в фут шириной. Цепь ордена Подвязки и сама лазурная подвязка, охватывающая его колено, завершали наряд графа Лестера, который так шел к его статной фигуре, его изящным движениям и мужественному лицу, что все присутствующие вынуждены были признать его красивейшим человеком в мире. Сассекс и другие вельможи были тоже роскошно одеты, но Лестер далеко превосходил их своим великолепием и изяществом.
Елизавета встретила его с величайшей благосклонностью.
— Нам еще предстоит, — сказала она, — совершить акт королевского правосудия. Дело это интересует нас и как женщину и как мать и покровительницу английского народа.
Невольная дрожь пробежала по телу Лестера, когда он низко склонился, выразив готовность выслушать приказания королевы. Варни тоже похолодел; в течение всего вечера он не спускал глаз со своего господина и теперь по его изменившемуся лицу мгновенно понял, что имела в виду королева. Но Лестер уже принял твердое решение действовать так, как ему подсказывала его бесчестная политика, и когда Елизавета добавила: «Мы говорим о деле Варни и Тресилиана… Здесь ли леди, милорд?» — граф не колеблясь ответил:
— Всемилостивейшая государыня, ее здесь нет.
Елизавета нахмурила брови и сжала губы.
— Наше приказание было строгим и определенным, милорд.
— И оно было бы исполнено, государыня, — ответил Лестер, — будь оно выражено даже в форме простого пожелания. Но… Варни, подойди… Вот этот джентльмен сообщит вашему величеству причину, по которой леди не могла предстать перед вашим величеством, — граф так и не смог заставить себя произнести слова «его жена».
Варни выступил вперед и с готовностью привел оправдания, в истинности которых сам был твердо убежден. Он заявил, что «названная особа», ибо и он не осмеливался в присутствии Лестера назвать Эми своей женой, решительно не в состоянии предстать перед ее величеством.
— Вот, — сказал он, — свидетельства одного из ученейших врачей, искусство и честность которого хорошо известны лорду Лестеру, и достойного и набожного протестанта, человека уважаемого и состоятельного, некоего Энтони Фостера, в чьем доме она сейчас находится. Оба подтверждают, что она тяжело больна и не имеет возможности совершить столь трудное путешествие из окрестностей Оксфорда в Кенилворт.
— Это другое дело, — сказала королева, взяв в руки свидетельства и пробежав их глазами. — Пусть подойдет Тресилиан. Мистер Тресилиан, мы весьма сочувствуем вам, тем более что вы, по-видимому, всем сердцем привязаны к этой Эми Робсарт, или Варни. Наше могущество благодаря господу богу и покорности нашего преданного народа достаточно велико, но есть дела, нам неподвластные. Например, мы не можем распоряжаться чувствами легкомысленной молодой девушки или заставить ее предпочесть ум и ученость изящному камзолу придворного. Мы не в силах также исцелить недуг, препятствующий этой леди явиться к нашему двору, как мы того требовали. Вот свидетельства врача, который ее лечит, и джентльмена, в доме которого она находится.
— С позволения вашего величества, эти свидетельства ложны! — поспешно воскликнул Тресилиан, так как под влиянием страха за последствия обмана, жертвой которого могла оказаться Елизавета, он забыл обещание, данное им Эми.
— Как, сэр! — вскричала королева. — Вы сомневаетесь в правдивости милорда Лестера? Но мы вас все-таки выслушаем. В нашем присутствии даже самый скромный из наших подданных может предъявить обвинение самому знатному и самый безвестный — самому почитаемому. Итак, мы выслушаем вас беспристрастно, но берегитесь, если вы говорите без доказательств! Возьмите эти свидетельства, прочтите их внимательно и объясните нам — на каком основании вы подвергаете сомнению их достоверность.
В это время несчастный Тресилиан вспомнил обещание, которое дал Эми, и сумел подавить в себе, естественное стремление разоблачить ложь, — а в том, что это ложь, он убедился собственными глазами. Однако, пытаясь овладеть собой, он не сумел скрыть свою нерешительность. Его растерянный вид произвел крайне неблагоприятное впечатление как на Елизавету, так и на всех присутствующих. Он вертел в руках взятые им бумаги, как круглый дурак, неспособный разобраться в их содержании. Королева уже начинала терять терпение.
— Вы человек ученый, сэр, — сказала она, — и, как я слышала, ученый выдающийся; и в то же время вы удивительно медленно читаете рукописи. Отвечайте — достоверны эти свидетельства или нет?
— Ваше величество! — ответил он с явным замешательством, не зная, как уклониться от признания справедливости доказательств, которые ему, быть может, придется впоследствии опровергать, и в то же время желая сдержать слово, данное Эми, и предоставить ей, как он обещал, возможность самой защищать свое дело. — Ваше величество, вы предлагаете мне установить достоверность этих свидетельств, тогда как она должна быть доказана теми, кто строит на них свою защиту.
— Ну, Тресилиан, ты, оказывается, не только поэт, но еще и критик! — воскликнула королева, бросив на него недовольный взгляд. — По-моему, документы, предъявленные в присутствии нашего благородного хозяина, честь которого служит порукой их достоверности, должны убедить тебя. Но раз ты настаиваешь на соблюдении всех формальностей… Варни… или нет… милорд Лестер, ибо дело это теперь уже касается вас, — при этих словах, сказанных без всякой задней мысли, дрожь пронизала графа до мозга костей, — скажите, чем можете вы подтвердить достоверность этих бумаг?
Варни поспешил ответить, опередив Лестера:
— С позволения вашего величества, молодой лорд Оксфорд, присутствующий здесь, знаком с почерком и репутацией мистера Энтони Фостера.
Граф Оксфорд, молодой кутила, которому Фостер не раз давал взаймы деньги под ростовщические проценты, заявил, что знает Фостера как человека богатого и независимого, видимо обладающего большим состоянием, и подтвердил, что представленное свидетельство написано его рукой.
