Анж Питу (др. перевод) - Дюма Александр (первая книга .txt) 📗
– А сами-то вы успокоились, услышав наши с графиней объяснения?
Шарни прикусил губу.
От удивления и испуга Андреа подняла голову: она удивилась тому, что услышала, и испугалась того, что, кажется, поняла.
Несколько секунд назад, после первого вопроса Шарни причиною всеобщего молчания была она; теперь такое же молчание последовало за словами королевы.
– Нет, в самом деле, – с какою-то яростью продолжала Мария Антуанетта, – думать о предмете своей страсти – удел любящих. Какое счастье для этих бедных сердец безжалостно приносить в жертву любое свое чувство. О боже, как я беспокоюсь за короля!
– Ваше величество, – отважился вмешаться один из присутствующих, – скоро прибудут и другие гонцы.
– Ах, почему я здесь, а не в Париже, почему я не рядом с королем! – воскликнула Мария Антуанетта, увидев, что Шарни явно помрачнел после того, как она внушила ему чувство ревности, от которого сама так жестоко страдала.
Шарни поклонился.
– Если дело только в этом, ваше величество, – сказал он, – я поеду туда, и если вы правы и король действительно подвергается опасности, если его драгоценная жизнь под угрозой, – поверьте, государыня, я не премину взять эту угрозу на себя. Я еду.
Он еще раз поклонился и направился к выходу.
– Сударь! Сударь! – вскричала Андреа, бросаясь к Шарни. – Берегите себя, умоляю!
Разыгравшейся сцене не хватало лишь взрыва чувств Андреа.
Едва Андреа, невольно выведенная из свойственного ей равнодушия, произнесла эти неосторожные слова и выказала столь необычную заботливость, как королева страшно побледнела.
– Как это получилось, сударыня, – осведомилась она, – что вы присвоили себе роль королевы?
– Но… я… – залепетала Андреа, поняв, что впервые в жизни выпустила из недр своего существа пламя, которое так давно сжигало ей душу.
– Что – вы? – продолжала Мария Антуанетта. – Ваш муж находится на службе у короля и едет к королю. Если он подвергнется опасности, то ради короля. Речь идет о служении королю, а вы советуете вашему мужу поберечь себя!
При этих уничтожающих словах Андреа на секунду потеряла сознание, покачнулась и упала бы на пол, не подхвати ее на руки подоспевший Шарни.
Жест негодования, который Шарни не сумел сдержать, довершил отчаяние Марии Антуанетты, которая сочла себя оскорбленной соперницей, будучи на самом деле несправедливой повелительницей.
– Королева права, – вымолвил наконец с усилием Шарни, – а ваш порыв необдуман, графиня. Когда речь идет о короле, мужа у вас нет, сударыня. Это я должен приказать вам пощадить свои чувства, когда вижу, что вы осмеливаетесь испытывать опасения за меня.
Затем, повернувшись к Марии Антуанетте, он холодно добавил:
– К вашим услугам, государыня. Я еду. Я или привезу вам хорошие вести о короле, или вообще ничего не привезу.
С этими словами он отвесил глубокий поклон и вышел; охваченная ужасом и гневом королева не посмела удержать его.
Через несколько мгновений со двора донесся стук копыт лошади, пущенной в галоп.
Королева оставалась неподвижна, однако внутри у нее бушевал огонь, который разгорался тем жарче, чем сильнее она старалась его скрыть.
Кое-кто из присутствующих понимал причины сжигавшего ее волнения, кое-кто – нет, но все отнеслись с почтением к желанию королевы отдохнуть и удалились.
Королева осталась одна.
Андреа вышла из ее покоев вместе с другими, а к Марии Антуанетте привели двоих ее детей, которых она позвала к себе.
IX. Возвращение
Уже наступила ночь с ее страхами и мрачными видениями, когда в дальнем конце дворца раздались крики.
Королева вздрогнула и встала. Рядом было окно, она его отворила.
В тот же миг в спальню королевы влетели радостные служанки с возгласами:
– Гонец, ваше величество! Гонец!
Минуты через три через прихожие быстро прошел мужчина в гусарской форме.
Это был лейтенант, посланный графом де Шарни. Он скакал во весь опор из Севра.
– Что король? – спросила королева.
– Его величество будет здесь через четверть часа, – задыхаясь, ответил офицер.
– Живой и невредимый?
– Живой, невредимый и улыбающийся, государыня.
– Вы его видели, да?
– Нет, ваше величество, меня просил передать вам эти слова господин де Шарни. По его поручению я и прискакал.
Королева снова вздрогнула, услышав это имя, которое случай опять связал с именем короля.
– Благодарю вас, сударь, идите отдыхайте, – сказала она молодому дворянину.
Тот поклонился и вышел.
Взяв детей за руки, королева направилась на широкое крыльцо, где уже толпились слуги и придворные.
Острый взгляд королевы в первую очередь остановился на молодой женщине в белом, которая, облокотившись о каменную балюстраду, вперила жадный взор в ночную тьму.
Это была Андреа; даже приход королевы не смог отвлечь ее от тревожных мыслей.
Очевидно, она, обычно всегда готовая присоединиться к обществу королевы, на этот раз или не заметила свою повелительницу, или не желала ее замечать.
Она явно досадовала на вспыльчивость Марии Антуанетты, заставившую ее днем жестоко страдать.
А может быть, охваченная необоримым чувством, она просто ждала возвращения Шарни, за жизнь которого так искренне беспокоилась.
Две раны, нанесенные королеве, еще кровоточили.
Она рассеянно прислушивалась к комплиментам и радостным восклицаниям друзей и придворных.
На какую-то секунду она даже отвлеклась от той жестокой боли, что мучила ее весь вечер. Сердечное беспокойство относительно поездки короля в стан врагов ненадолго утихло.
Однако сильная духом королева вскоре прогнала из своего сердца все недозволенные чувства. Она положила к ногам господа свою ревность и принесла в жертву супружеской клятве весь свой гнев и тайные радости.
Ведь именно господь даровал ей отдохновение и опору – счастливую способность ставить любовь к царственному супругу превыше всего.
По крайней мере в этот миг королева испытывала – а может быть, ей только казалось, что испытывает – гордость за свою принадлежность к августейшей фамилии, возвышавшую ее над всеми земными страстями: любовь к королю была для нее своего рода проявлением эгоизма.
Когда вдалеке замаячили факелы эскорта, она, казалось, уже отбросила все мысли о своей маленькой женской мести и необдуманном любовном кокетстве. По мере приближения кортежа огни факелов становились все ярче и ярче.
Уже слышались храп и ржание лошадей. Земля дрожала в ночной тишине от тяжелой, размеренной поступи гвардейского эскадрона.
Ворота распахнулись, и часовые с радостными криками устремились навстречу королю. Колеса кареты загрохотали по плитам парадного двора.
Восхищенная, очарованная, опьяненная вновь вспыхнувшими в ней чувствами, королева бросилась вниз по ступеням к своему королю.
Людовик XVI вылез из кареты и стал поспешно – насколько это позволяли ему возбужденные и радостные офицеры – подниматься по лестнице, тогда как внизу гвардейцы, без долгих церемоний смешавшись с конюхами и слугами, принялись срывать с кареты и упряжи кокарды, которыми изукрасили их восторженные парижане.
Король и королева встретились на мраморной лестничной площадке. С возгласами любви и радости Мария Антуанетта заключила супруга в объятия.
Из груди у нее вырывались рыдания, словно она не чаяла больше его увидеть.
Охваченная переполнившими ее чувствами, королева не заметила молчаливого рукопожатия, которым обменялись в темноте Шарни и Андреа.
Это было всего лишь рукопожатие, однако на нижних ступенях лестницы Андреа оказалась первой, и Шарни увидел ее первую и прикоснулся к ней первой.
Королева, подведя детей к королю, велела им поцеловать его; дофин, заметив на отцовской шляпе новую кокарду, которая в свете факелов казалась обагренной кровью, с детской непосредственностью воскликнул:
– Отец, что это у вас на кокарде? Кровь?
А это был красный цвет нации.
