Дитя Всех святых. Цикламор - Намьяс Жан-Франсуа (полные книги .TXT) 📗
Стоя среди толпы, что теснилась на улице Сен-Мартен перед аббатством в этот душный июльский день, Рено Сент-Обен невольно бросал вокруг себя встревоженные взгляды. Он впервые вышел наружу с тех пор, как укрылся в обители Дочерей Божьих. Об этом просила его мать Мария-Магдалина, которая хотела узнать об участи Девственницы. Рено жил за монастырскими стенами уже более полутора лет, и англичане наверняка забыли про него, но все же приходилось быть осторожным.
Теперь Рено Сент-Обену исполнилось шестнадцать. Он по-прежнему походил на ангелочка, хотя выпавшие на его долю испытания уничтожили всю наивность его взгляда. У Дочерей Божьих он жил затворником, в отдельной келье, куда имела доступ только мать Мария-Магдалина. Порой мальчик задумывался: почему ради него она нарушила монастырский устав? Быть может, в память о Сидуане Флорантене, о котором настоятельница всегда вспоминала с теплотой? Если только не из-за того, что он – сын королевы…
В любом случае мать настоятельница была женщиной весьма ученой и с большим успехом наставляла его в вопросах веры. Скоро он станет священником и начнет совершать богослужения тайно, не покидая обители, а позже, когда англичане уйдут из Парижа, – в каком-нибудь приходе столицы.
Но когда же, наконец, англичане покинут столицу? Рено Сент-Обен возмущенно слушал Великого Инквизитора. Этот человек, говоривший так категорично, лгал. Хотя и носил всеми почитаемое одеяние святого Доминика. Епископ Кошон отправил на смерть неповинную, а ведь он посвящен в сан самим архиепископом во время священнейшей из церемоний! И в этот миг Рено Сент-Обен понял, что Церковь не свободна ни от одного из мирских пороков, ибо состоит только из людей, и его первой задачей будет вернуть ее на прямой путь.
Но народ? Что думает народ? Вокруг мальчика были пустые лица, лишенные всякого выражения, изредка слышались ничего не значащие слова. Неужели людям безразлична смерть героини? Рено решил, что они, скорее, попросту осторожны и держат свое мнение при себе; ведь сегодняшние побежденные вполне могли стать завтрашними победителями…
Речь закончилась. Образовался кортеж, направлявшийся к собору Богоматери, где должен был состояться благодарственный молебен. Рено Сент-Обен, не имевший ни малейшего желания присутствовать на нем, двинулся в сторону своей обители. Но чем дальше он отходил от места проповеди, тем больше в толпе развязывались языки. Люди изливали свой гнев, в их голосах звучали боль и ненависть к англичанам. Главной мишенью их нападок был регент. Меньше других сдерживались мальчишки, суля тому, кого они обзывали Бедфордом – Вонючим лордом, такую же участь, что постигла Жанну. Понемногу Рено начал улыбаться. В своей массе народ не был заражен ядом предательства. Избавление не за горами. Ему будет что рассказать матери Марии-Магдалине – и не одни только плохие новости…
Разумеется, во главе шествия настроение было совсем иным. Вслед за Бедфордом и Великим Инквизитором важно, с ханжеским видом, выступал Иоганнес Берзениус, только что прибывший из Руана. Выпятив брюхо вперед, еще более толстощекий и розовый, чем когда-либо, он явно считал себя героем дня. Заметив неподалеку от себя Адама, он поспешил приблизиться к нему, явно напрашиваясь на поздравления.
– Ну, сир Адам, как мы провернули это дельце? Ловко, а?
– Мастерски, сир Берзениус.
– Наконец-то, избавились от этой гнусной ведьмы! Дьявол проиграл партию.
Адам вежливо кивнул. Впрочем, он придерживался несколько иного мнения. В отличие от остальных он-то никогда не считал Девственницу пособницей дьявола. Скорее уж посланницей Бога. Но, честно говоря, это превосходно! Святая сожжена, а настоящая колдунья, Лилит – его собственная женушка, – живехонька! Мир перевернулся, как и подобает. Его мать была бы рада…
Адам искренне поблагодарил церковника, закудахтавшего от удовольствия, и перешел к другой теме.
– Куда вы теперь направляетесь?
– В особняк Порк-Эпик. Регент восстановил меня в должности. Кстати, смогли вы оказать мне ту услугу, о которой я просил?
– Увы, нет. Бедфорд не хочет, чтобы я оставлял парижский гарнизон.
– Досадно! Тем более что до нашего врага рукой подать. Он по-прежнему в Компьене.
– Вы уверены?
– Уверен. Я только что получил точный рапорт.
Достигнув паперти собора Богоматери, Берзениус оставил своего собеседника.
– Попробую уладить это, сир Адам…
Должно быть, старания, приложенные во время процесса над Жанной, добавили ему веса в глазах регента, поскольку по окончании церемонии тот сам подошел к нему. Адам был весьма раздражен, как и всегда, когда ему по должности приходилось присутствовать на богослужениях. Бедфорд же, напротив, был настроен благодушно.
– Сир де Сомбреном, сообщаю вам, что наше войско отправляется в Валуа. Цель – отбить Компьень. Не вы ли говорили мне, что хотели бы отправиться туда?
– Да, монсеньор.
– Парижские обыватели поутихли. Мы сами видели сегодня – они даже не шелохнулись. Так что поезжайте на разведку. Чем раньше, тем лучше.
– Благодарю, монсеньор!
На этом Бедфорд его оставил. Адам довольно ухмыльнулся. Погода стояла великолепная. Звон колоколов собора Богоматери, отмечавший смерть Жанны д'Арк, был ему даже приятен. Все складывается чудесно!
К концу июля стало очевидно, что в Валуа состоится большая битва. Французская армия, предупрежденная о приближении противника, сосредоточилась перед Компьенем и приготовилась к бою. Англо-бургундцы пока медлили, но рано или поздно должны были подойти.
Анн воспользовался этой отсрочкой, чтобы завернуть во Флёрен. Одиночество угнетало его все больше и больше, и он испытывал необоримое желание повидаться с Мартеном Белло, управителем замка, которому столько всего доверил. Тот выслушал молодого человека с таким участием! Уже несколько месяцев Анну было не с кем поговорить. Ему даже стало казаться, что, если так пойдет и дальше, он попросту сойдет с ума…
Что принесет завтрашний день? Этого Анн не знал. Хотя одно очевидно: бои будут становиться все более ожесточенными. После смерти Жанны англичане, чувствуя, что избавились, наконец, от своей напасти, наседали со всех сторон. Поговаривали, что в Кале высаживаются все новые и новые войска; никогда еще их не собиралось столько на земле Франции.
Анн был этим сильно обеспокоен. Он так и не вернул себе былого умения владеть оружием, а родина, как никогда, нуждалась в его руке.
Проезжая на Безотрадном через Компьенский лес под изменчивым небом, где грозовые облака чередовались с внезапными просветами, Анн задумался. Собственно, что он ищет во Флёрене? Неужели ему только хочется излить душу Мартену Белло? Или приблизиться к Вивре – той недостающей части самого себя, которой ему так не хватает?
Например, отыскать какой-нибудь новый след былой хозяйки замка, так любившей одного из Вивре: ее портрет, деталь одежды, письмо, написанное ее рукой… Как же выглядела принадлежавшая ей драгоценность? Анн попытался вспомнить брошь, приколотую к груди прадеда. Да, именно так: роза из золота, серебра и эмали, усыпанная алмазами и рубинами…
Вдруг Анн невольно вскрикнул и потянул Безотрадного за поводья. Посреди дороги, примерно в ста метрах впереди появился всадник. Он восседал на великолепном черном жеребце внушительных размеров. Доспехи незнакомца тоже были совершенно черны. Но самым необычным был шлем – широкий, круглый, увенчанный двумя загнутыми рогами; решетчатое, с вертикальными прутьями забрало в противоположность всему остальному было вызолочено.
Черный рыцарь! И если вид его еще мог обмануть, то герб не оставлял сомнений. На груди у него висел щит с перевернутыми цветами Вивре: «раскроенный на песок и пасти», черное над красным – хаос, одержавший верх над порядком, мрак над светом. Перед Анном был незаконный сын Франсуа де Вивре, Адам де Сомбреном, супруг Лилит, убийца его отца и деда!
