Собрание сочинений в 10 томах. Том 9 - Хаггард Генри Райдер (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
И действительно, многое зависело от этого, а именно судьба их обоих. Если бы Роберт Сеймур прошел мимо Бениты и докурил свою сигару в уединении, наше повествование имело бы совсем другой конец, а вернее, кто может сказать, чем бы оно закончилось! Заранее предначертанное чудовищное событие, таившееся под покровом этой знаменательной ночи, произошло бы, оставив известные слова непроизнесенными.
Едва он сделал шаг вперед, чтобы пройти дальше, Бенита заговорила своим низким, приятным голосом:
— Куда вы направляетесь, мистер Сеймур, в курительную комнату или в салон потанцевать? Один из офицеров только что сообщил мне, что сейчас собираются устроить танцы, — прибавила она, — ведь море до того спокойно, что мы можем вообразить, будто находимся на берегу!
— Ни туда, ни сюда, — ответил он. — Курительная набита битком, там слишком душно, а дни, когда я танцевал, уже прошли. Я просто собирался походить после сегодняшнего обильного обеда, а потом усесться в кресло и заснуть. Но, — тут голос говорившего оживился, — как вы узнали, что это я? Ведь вы не обернулись ко мне.
— У меня есть не только глаза, но и уши, — ответила она с легким смехом. — И после того как мы около месяца пробыли на одном пароходе, я должна знать вашу походку.
— Я что-то не могу припомнить, чтобы кто-нибудь прежде узнавал ее, — промолвил он скорее про себя, чем вслух. Затем подошел к перилам и облокотился по соседству с девушкой. Его сомнения исчезли. Судьба высказалась…
Некоторое время оба молчали; наконец Сеймур спросил свою соседку, не пойдет ли она потанцевать. Бенита покачала головой.
— Почему нет? Вы ведь любите танцевать и танцуете просто превосходно. Кроме того, к вашим услугам много офицеров, в особенности капитан… — он замолчал, не докончив своей речи.
— Я знаю, — сказала она, — танцевать было бы приятно, но… мистер Сеймур, не сочтете ли вы меня глупой, если я скажу вам кое-что?
— Раз уж до сих пор мне и в голову не приходило считать вас таковой, то на каком же основании я должен прийти к подобному заключению теперь? В чем дело?
— Я не могу идти танцевать, потому что мне страшно, да, невыносимо страшно…
— Страшно? Что же вас страшит?
— Сама не знаю, но, мистер Сеймур, у меня такое чувство, как будто все мы находимся на краю какой-то ужасной катастрофы, как будто скоро должна произойти большая перемена, результатом которой будет новая и незнакомая жизнь. Это чувство овладело мной за обедом — вот почему я вышла из-за стола. Совершенно неожиданно я посмотрела вокруг себя, и все сидящие, за малым исключением, преобразились в моих глазах.
— Я тоже преобразился? — с любопытством спросил Сеймур.
— Вы? Нет! — ему показалось, что она добавила чуть слышно: — Слава Тебе, Боже!
— А вы сами?
— Не знаю. Я не смотрела на себя. Я наблюдала за другими, но не за собой. Я всегда такая.
— Несварение, — задумчиво произнес Сеймур. — Мы едим здесь чересчур много, сегодняшний же обед был слишком продолжителен и плотен. Его тяжесть и внушила мне мысль походить.
— Чтобы после этого отправиться спать.
— Да, сначала моцион, затем сон. Мисс Клиффорд, это правило и… смерти. Со сном заканчивается мысль, поэтому некоторым из нас ваша катастрофа крайне желательна — ведь ее наступление означает долгий сон и отсутствие мыслей…
— Я сказала, что сидевшие изменились в моих глазах, но не говорила, что они перестали думать. Быть может, они думали больше, чем обыкновенно.
— В таком случае нам надо помолиться об отвращении от нас катастрофы. Я прописываю вам углекислоту с содой. В такую погоду весьма трудно предположить подобную вещь. Взгляните туда, мисс Клиффорд, — прибавил он с воодушевлением, указывая рукой на восток, — взгляните!
Глаза Бениты устремились по направлению вытянутой руки Роберта, и она увидела огромный диск африканской луны, выползавший из недр горизонта. Вся видимая поверхность океана сразу засеребрилась; широкая, колышущаяся серебряная дорога протянулась от луны к ним. Мягкий, приятный свет лился на гигантский пароход, рельефно очерчивая его заостренные мачты и ясно выделяя мельчайшие детали его снастей. Проникая дальше, этот свет обнаруживал выступавшую то там, то здесь окаймленную пеной береговую полосу, покрытую растительностью. При этом освещении даже круглые хижины африканских краалей сделались слегка видимыми — как, впрочем, сделались видимыми и другие вещи, например, сама стоявшая пара. Ее можно было теперь рассмотреть вполне отчетливо.
Мужчина был румян, с чистой кожей, с белокурыми волосами, в которых уже начала пробиваться седина, что в особенности было заметно на усах; бороды у него не было. Его аккуратно выбритое лицо не отличалось особой красотой, несмотря на тонкость черт, так как этим чертам не хватало правильности: скулы выдавались слишком высоко, подбородок же был очень мал; недостатки эти до известной степени искупались выразительными и веселыми серыми глазами. Что же касается остального, то он был широкоплеч, хорошо сложен, и во всем его облике улавливались хорошо знакомые черты, присущие истому англичанину. Такова была внешность Роберта Сеймура.
При лунном свете находившаяся рядом с ним девушка выглядела красивой, хотя, в действительности, этим эпитетом ее можно было наградить, разве что приняв во внимание ее фигуру — гибкую, округленную и своеобразно грациозную. Ее чужестранный облик был необычен: темные глаза, несколько великоватый и очень подвижный рот, белокурые волнистые волосы, широкий лоб, приятное и временами какое-то молящее выражение лица, обыкновенно задумчивое, но часто озаряемое внезапной улыбкой. В общем, женщина, которую нельзя назвать красавицей, но чрезвычайно привлекательная, обладающая какой-то притягательной силой.
— Наконец-то Африка близко, — сказала она.
— Нахожу, что слишком близко, — ответил Сеймур. — Будь я капитаном, я держался бы подальше от берега. Африка удивительная, полная неожиданностей страна. Мисс Клиффорд, вы не сочтете меня нескромным, если я спрошу вас, почему вы едете в Африку? Вы никогда не говорили мне об этом.
— Нет, не говорила, потому что это печальная история, но, если хотите, я расскажу. Хотите?
Сеймур утвердительно кивнул головой и придвинул два палубных кресла, поместив их в уголке между бортом и одной из поднятых на палубу шлюпок.
Здесь молодые люди уселись, по-прежнему обращая взоры на водную ширь, и Бенита приступила к рассказу.
— Вы знаете, что я родилась в Африке, — сказала Бенита, — и жила там до тринадцати лет. Кстати, оказывается, я до сих пор не забыла зулусского наречия; сегодня днем я говорила на нем. Мой отец был одним из первых натальских поселенцев. Его же отец был священником — младший сын линкольнширских Клиффордов. Они и теперь еще считаются у себя в округе важными персонами. Но я не думаю, чтобы им было известно что-нибудь о моем существовании.
— Я знаю их, — отозвался Роберт Сеймур. — В ноябре прошлого года я охотился в их владениях, и как раз в это время мне на голову свалилось банкротство, — вздохнул он. Но, пожалуйста, продолжайте.
— Мой отец поссорился со своим отцом, из-за чего — не знаю, и эмигрировал. В Натале он женился на моей матери, мисс Феррейра; ее звали, как меня и ее собственную мать, — Бенитой. Она была одной из дочерей Андреаса Феррейры, наполовину голландца, наполовину португальца, женившегося на англичанке. Я хорошо помню его — такой красивый старик, с темными глазами и бородой цвета железа. По тем временам он был богат, то есть владел большими участками земли как в Натале, так и в Трансваале и имел огромные стада. Так что, вы видите, я наполовину англичанка, на четверть голландка и на четверть португалка, — полное смешение народностей! Отец с матерью ладили плохо.
Мистер Сеймур, рассказывая вам всю свою фамильную историю, я не нахожу нужным скрывать от вас какие-либо детали, а потому скажу откровенно: отец мой пил, и хотя чувствовал к жене страстную привязанность, тем не менее она ревновала его. Кроме того, он играл в карты и проиграл большую часть ее приданого, так что после смерти старика Феррейры они оказались без средств. Однажды ночью между ними произошла ужасная сцена, во время которой выпивший отец, выйдя из себя, ударил мать.