Тайна Обители Спасения - Феваль Поль Анри (книги онлайн TXT) 📗

Заключенные часто толковали между собой о своем таинственном собрате. Большинство склонялось к тому, что лейтенант попал в ловушку, в которую его заманили настоящие преступники.

Если бы прокуроры могли слышать, о чем беседуют узники во время своих коротких прогулок, возможно, совершалось бы гораздо меньше судебных ошибок.

Дело в том, что у человека, который сидит в тюрьме, очень много свободного времени. Это позволяет заключенному размышлять над вещами, которые кажутся ему странными и подозрительными. Но это еще не все. При встречах узники делятся своими соображениями, благодаря чему часто находят ответы на самые сложные вопросы.

Иногда полиции удается кое-что узнать с помощью подсадных уток. Порой среди заключенных встречаются люди, которые добровольно соглашаются сообщать полиции интересующие ее сведения.

Пожалуй, такие отчеты были бы ценнейшим материалом для следствия, если бы только этим несчастным «стукачам», которые пали уже дважды: в первый раз – совершив преступление, а во второй – предав своих товарищей, – можно было бы доверять.

В тюрьме Форс много толковали о несчастном Реми д'Арксе. Правосудие могло бы узнать из этих разговоров немало интересного. Возможно, какой-нибудь заключенный без труда перечислил бы всех, кто скрывался под масками Черных Мантий.

Мы уже говорили, как любит парижская чернь легенды о преступном мире. Особенно это проявляется в тюрьме. Наиболее известные воры и убийцы почитаются здесь, как полубоги.

В связи с делом лейтенанта Паже в тюрьме Форс не раз звучали слова «Черные Мантии».

Однако не нужно думать, что преступники сочувствовали Морису. То, что вместе с ними находился невиновный, наоборот, чрезвычайно их радовало. Все с нетерпением ждали, когда же начнется процесс лейтенанта.

Дело в том, что бандиты обожают судебные ошибки. Каждое поражение юстиции оборачивается их победой.

Камера Мориса находилась на четвертом этаже бывшего особняка Бриен. Когда-то здесь было гораздо уютнее – до тех пор, пока при Людовике Шестнадцатом это здание не приспособили под тюрьму. Раньше помещение, в котором теперь оказался Морис, было довольно просторным, но потом стены сделали в два раза толще, и комната от этого сильно уменьшилась в размерах.

Источником света служило узкое зарешеченное оконце. Оно выходило во внутренний двор, на месте которого некогда зеленели сады Комона. Теперь во дворе росло лишь несколько деревьев, которые выглядели так печально, точно и сами были арестантами.

Их кроны были видны с улицы Культюр-Сен-Катрин, и люди, не знавшие, в каком месте росли эти деревья, с завистью думали, как повезло обитателям большого дома, имеющим собственный садик.

Прямо напротив окна, весьма напоминавшего бойницу, возвышалась недавно возведенная стена. Ее построили, чтобы положить конец постоянным побегам заключенных, о чем мы уже говорили.

Правда, с четвертого этажа, на котором находилось двенадцать камер, предназначенных для особо опасных преступников, убежать было трудновато. Напомним, что в одной из этих камер и сидел Морис.

Так что тюремщики могли спокойно разгуливать по коридору в полной уверенности, что их подопечные никуда не денутся. Даже если бы вместо рук, скованных кандалами, у Мориса выросли крылья, он не смог бы вырваться из своей ужасной клетки.

Он сидел на соломенном стуле. Больше никакой мебели в камере не было.

На Морисе болталась обычная арестантская роба, при виде которой сжималось сердце.

Бритая голова лейтенанта упала на грудь. Он был очень бледен.

В этом печальном узнике трудно было узнать жизнерадостного молодого человека, весельчака-военного, с поразительным аппетитом уплетавшего скромный ужин, который приготовила для него мамаша Лео.

Тогда душа Мориса была полна радужных надежд. А теперь...

В тот вечер Морис узнал, что все это время Флоретта любила его. В тот вечер он впервые услышал имя Реми д'Аркса. И тогда же впервые почувствовал, что его преследует какой-то рок.

И теперь, находясь в тюрьме, Морис постоянно думал о том вечере.

Лейтенанту казалось, что эти несколько часов определили всю его дальнейшую жизнь.

Эти несколько часов закончились трагедией. Погиб человек, которого Морис не знал, но гибель которого роковым образом повлияла на судьбу молодого лейтенанта. Морис чувствовал, что попал во власть какой-то силы, которой невозможно противостоять.

В своих мыслях Морис все время возвращался к странному, нелепому балагану, который представлялся ему чудесным местом, романтическим и поэтичным.

Все самое дорогое для лейтенанта было связано с этим балаганом. Разве не там он впервые увидел чарующую улыбку Флоретты?

В долгие, томительные часы одиночества Морис занимался тем, что по крупицам восстанавливал в мыслях все, связанное с этим местом.

Именно там после долгого отсутствия ему снова удалось обрести надежду и счастье.

В этом мире Мориса любили только два человека: Валентина и Леокадия. Иногда они казались ему двумя сестрами. Разумеется, это не вполне соответствовало действительности, однако в ту пору, когда лейтенант познакомился с ними, мамаша Лео была покровительницей юной особы, которую теперь называют мадемуазель де Вилланове. Кроме того, Леокадию и Валентину объединяла любовь к Морису.

Кроме этих двух женщин, лейтенанту Паже не на кого было надеяться. Ни к кому больше он не испытывал такой привязанности. Это не означает, что Морис был неблагодарным сыном. Его родители были добрыми людьми и хорошо воспитали своего мальчика. Однако два года назад связь между Морисом и его семьей оборвалась: он стал чужим для своих собственных родителей.

Молодой человек не держал на них зла. Он понимал, что его отец, имея мало денег и много детей, должен в первую очередь заботиться о тех, кто остался на его попечении.

Когда лейтенант Паже совершал в Африке свои подвиги, родные почти простили его, но после того, как Морис попал в беду, он получил из дома лишь одно короткое письмо.

Из него не следовало, что родители прокляли своего сына, и все же это послание не могло вызвать особой радости. Заканчивалось оно так: «Тот, кто презирает советы людей, умудренных жизненным опытом, и не считается с мнением отца и матери, всегда плохо кончает».

Мы можем посмеяться над этой сентенцией, проникнутой провинциальным духом, однако давайте не будем этого делать, поскольку, как ни крути, а слова эти верны.

И все же Лафонтен [19] давно продемонстрировал нам, чего стоят неуместные мудрствования.

А ведь родители Мориса могли повести себя и по-другому. Пусть все обвиняют их сына, пусть все, включая здравый смысл, свидетельствуют против него – для любящих отца и матери это не должно было бы иметь никакого значения. Мне больше нравятся те люди, которые на их месте сказали бы: «Нет! Наш сын невиновен!»

Вот это была бы настоящая семья. Члены подлинной семьи никогда не сомневаются друг в друге, и в этом их сила.

Со времени своего второго ареста Морис каждый день с нетерпением ждал прихода мамаши Лео. Эта женщина не докучала ему своими нравоучениями, но молодой человек знал, что она всей душой предана ему. Однако время шло, а Леокадии все не было. Это очень удивляло Мориса. Он не допускал и мысли о том, что укротительница могла забыть о своем юном друге.

Это был единственный визит, на который надеялся Морис, поскольку тюремщик, открывший дверь Валентине, вылетел со службы.

Когда женщины вошли в камеру лейтенанта, он сначала увидел только укротительницу – и первыми словами узника были:

– Бедная мамаша! Вы, наверное, болели?

Вдова кинулась к нему с распростертыми объятиями, но Морис не мог ответить ей тем же: он был в кандалах.

Прижав бедного узника к груди, мамаша Лео, которая уже обливалась слезами, громко запричитала:

– Морис! Мой дорогой Морис! Как ты изменился! Бедненький мой! Сколько ты пережил!

Она совсем забыла про Валентину. Что же касается Мориса, то возлюбленную заслоняла от него мощная фигура укротительницы.