Голубой горизонт - Смит Уилбур (прочитать книгу txt) 📗
Он пошел к берегу и увидел, что Сара печально сидит на камне. Когда он сел рядом, она отвернулась и попыталась подавить всхлипы. Том взял ее лицо в широкие ладони и повернул к себе.
– Нет, нет, любовь моя. Не огорчайся. Наш Джим в безопасности.
– О, Том, я была так уверена, что это письмо нам, а не от какого-то осла-моряка!
– Едва ли он придет сюда. Он, конечно, пошел дальше на север. Я считаю, что его цель – залив Рождества. Мы найдем его и малютку Луизу там. Попомни мои слова. Ничего не может случиться с нашим Джимом. Он Кортни ростом в десять футов и сделан из стальных слитков, покрытых слоновьей шкурой.
Она рассмеялась сквозь слезы.
– Том, глупец. Тебе следовало играть в театре.
– Даже мастер Гаррик не мог бы платить мне должную цену. – Он рассмеялся вместе с ней. – Пойдем, моя милая девочка. Слезами горю не поможешь, а нас, если мы собираемся ночевать на берегу, ждет работа.
Они спустились к заливу и увидели, что Дориан со своими людьми уже высадился на берег. Мансур нагрузил в шлюпку бочки. Он заполнит их пресной водой из ручья у северного конца лагуны. Дориан со своими людьми строил убежище на опушке леса, сплетая стены из ветвей. Крышу крыли тростником, только что срезанным у края воды. Запах сладкого сока заполнил воздух.
После нескольких недель на море в плохую погоду женщинам требовалось удобное помещение, где они могли бы прийти в себя. Прошло больше года с тех пор, как братья в последний раз посетили это место во время торгового плавания на север вдоль побережья. Отплывая, они сожгли построенную тогда хижину, потому что сейчас она была бы заселена скорпионами, осами и другими неприятными летающими насекомыми и ползучими тварями.
В конце лагуны послышались выстрелы, вызвавшие недолгую тревогу, но Дориан всех быстро успокоил:
– Я велел Мансуру принести свежего мяса. Должно быть, он нашел дичь.
Вернувшись с полными бочками, Мансур привез с собой тушу теленка-буйвола. Несмотря на юный возраст, животное было размером со взрослого быка. Когда мясо закоптят и засолят, его хватит на всех на несколько недель. Затем с другого конца лагуны вернулась вторая шлюпка: Том посылал пятерых матросов за рыбой. На дне шлюпки лежали серебряные груды; рыба еще билась.
Сара и Ясмини со слугами принялись готовить достойный пир, чтобы отметить прибытие. Ели при свете звезд, искры костра столбом поднимались в темное небо. После еды Том послал за Батулой и Кумрой. Они приплыли со стоявших на якоре кораблей и сели, поджав ноги, на свои молитвенные коврики у костра.
– Прошу прощения, если проявил неуважение, – приветствовал Том капитанов. – Следовало скорее услышать новости, которые вы привезли. Но нам пришлось поспешно уплывать с Доброй Надежды, и буря развела нас, подходящей возможности не было.
– Как скажешь, эфенди, – ответил старший капитан Батула. – Мы твои люди, и никакого неуважения не усмотрели.
Слуги принесли от костра кофе в медных котелках, и Дориан и арабы зажгли свои кальяны. С каждой затяжкой ароматным турецким табаком в чашечках их кальянов булькала вода.
Вначале поговорили о торговле и о товарах, которые капитаны набрали во время долгого плавания вдоль побережья. Как арабы, они могли бывать там, куда не допускались купцы-христиане. Мимо Ормузского Рога они заходили в Красное море до самой Медины, великого города пророка.
На обратном пути они разошлись. Кумра на «Деве» повернул на восток, чтобы зайти в порты империи Великих Моголов и там поговорить с продавцами алмазов из шахт Коллура и закупить шелковые ковры на соуках Бомбея и Дели. Тем временем Батула поплыл вдоль Коромандельского побережья и загрузил свой корабль чаем и пряностями. Затем корабли встретились в гавани Тринкомали на Цейлоне. Здесь они приняли на борт гвоздику, шафран, зерна кофе и отборные партии голубых сапфиров. Потом вместе вернулись к мысу Доброй Надежды и встали на якорь у Хай-Уэлда.
Батула мог по памяти перечислить все приобретенные товары вместе с их количеством, ценами и состоянием рынков.
Том и Дориан тщательно и подробно расспрашивали капитанов, а Мансур все это записывал в журнал ТКБК. Эта информация жизненно важна для процветания фирмы: любая перемена в состоянии и условиях рынков, в количестве и качестве товаров могла принести предприятию большую прибыль или, наоборот, привести к катастрофическим последствиям.
– Самую большую прибыль по-прежнему приносит торговля рабами, – осторожно сказал Кумра, оба капитана старались не смотреть в глаза Тому. Они знали его взгляды на этот промысел, который он называл «позором перед лицом Бога и человека».
Вполне предсказуемо Том набросился на Кумру:
– Единственным куском человеческого мяса, какой я продам, будут твои волосатые ягодицы; продам первому, кто заплатит пять рупий.
– Эфенди! – воскликнул Кумра; выражение его лица было шедевром игры трагика. – Я скорее сбрею бороду и буду лакомиться свининой, чем продам в рабство хоть одного человека.
Том уже собирался напомнить Кумре, что торговля рабами была его главным занятием перед поступлением в компанию, но тут вмешался Дориан, как всегда, в роли миротворца:
– Я соскучился по новостям о своем прежнем доме. Расскажите, что происходит в Омане и Маскате, на Ламу и на Занзибаре.
– Добрые капитаны, расскажите все, что узнали, – попросила Ясмини. До сих пор она молча, как положено доброй мусульманской жене, сидела позади мужа. Однако больше она не могла сдерживаться: они ведь говорили о ее родине и ее семье. Хотя они с Дорианом бежали с Занзибарского побережья больше двадцати лет назад, в мыслях она часто возвращалась туда и тосковала по годам своего детства.
Конечно, не все ее воспоминания были счастливыми. Были времена одиночества в заточении женского зенана, хотя Ясмини была принцессой, дочерью султана абд Мухаммада аль-Малика, калифа Маската. У ее отца было больше пятидесяти жен. Его интересовали только сыновья, и он даже не помнил, сколько у него дочерей и как их зовут. Ясмини знала, что султан едва помнит о ее существовании, и не могла вспомнить ни одного сказанного ей слова, ни прикосновения его руки, ни взгляда. По правде говоря, она и видела его только во время официальных событий или в редкие посещения им зенана. И то лишь издали, и закрывала лицо и дрожала в ужасе перед его величием и богоподобием. И все равно, когда известие о смерти отца достигло африканской глуши, куда они с Дорианом бежали, она сорок дней и ночей, предписанных пророком, постилась и носила траур.
Мать Ясмини умерла, когда девочка была еще ребенком, и она ее совсем не помнила. Взрослея, она узнала, что унаследовала от матери поразительную белую прядь, разделяющую густые черные волосы. Ясмини все детство провела в зенане на острове Ламу. Вся материнская любовь, какую она знала, досталась ей от Тахи, старой рабыни, вырастившей ее и Дориана.
Вначале Дориан, приемный сын ее отца, жил с ней в зенане. Это было до того, как он достиг половой зрелости и подвергся обрезанию. Как приемный старший брат, он защищал ее от кровных братьев, часто кулаками и пинками. Особенно мучил ее Заян аль-Дин. Защищая Ясмини, Дориан стал его смертельным врагом, и эта вражда прошла через всю их жизнь. Ясмини и сегодня в мельчайших подробностях помнила противостояние мальчиков.
Дориану и Заяну оставалось несколько месяцев до достижения половой зрелости, и их ждало прощание с зенаном, вступление в мужскую жизнь и военная служба. В тот день Ясмини одна играла у могилы древнего святого в конце сада зенана. Это было одно из тех тайных мест, где она могла скрыться от жестоких братьев и спокойно мечтать и фантазировать. С Ясмини была ее обезьянка Шайтанка. Заян аль-Дин и Абубакер, ее сводные братья, отыскали их там.
Тучный, коварный и злобный, Заян чувствовал себя более храбрым, когда с ним был кто-нибудь из приспешников. Он вырвал из рук Ясмини обезьянку и бросил в открытую цистерну для дождевой воды. Хотя Ясмини закричала во весь голос, вцепилась ему в спину, колотила кулаками и царапала, он, не обращая на нее внимания, начал топить Шайтанку. Стоило голове обезьянки показаться на поверхности, как он снова ее погружал.
