Дорогой богов - Балязин Вольдемар Николаевич (читать книги без сокращений txt) 📗
Законодатели разъехались по домам, назначив новое заседание на 1 августа 1774 года. Собравшись вновь в зале Аполлона, они выдвинули своих представителей на Первый континентальный конгресс в Филадельфии. От графства Албемарл на конгресс должен был ехать Джефферсон, от графства Ферфакс — Джордж Вашингтон.
Томасу не удалось попасть на Первый континентальный конгресс — он захворал и долго пролежал в постели, прежде чем болезнь оставила его. Но как только он поднялся на ноги, политика вновь закружила его в бешеном водовороте новых событий, конфликтов и столкновений.
Корреспондентские комитеты по всей стране преобразовывались в Комитеты бдительности, вставшие во главе тех, кто считал вооруженную борьбу единственным выходом из создавшегося положения. Во главе Комитета бдительности Виргинии встал Джефферсон. Под его руководством Комитет бдительности оказался единственной реальной силой, которой практически принадлежала административная и финансовая власть в колонии.
Законодательное собрание возобновило свою работу. В марте 1775 года в церкви города Ричмонда, где проходили его заседания, прозвучала речь Патрика Генри, ставшая знаменитой сразу же, как только была произнесена.
«Человеку весьма естественно поддаваться обманчивым иллюзиям надежды, — начал речь Генри. — Мы все склонны закрывать глаза на неприятную правду и, наоборот, всегда готовы слушать голос Сирены, пока эта Сирена не обратится в дикого зверя. Нам не остается ничего другого, кроме того, чтобы тотчас же привести колонии в оборонительное положение и назначить для этого комитет, на который и возложить вербовку достаточного числа милиционеров, их вооружение и обучение дисциплине. Мы не можем ждать более ни одной минуты, ибо флот короля Георга и его армия плывут к берегам Америки. Разве нужны они здесь для дела любви и примирения?
Не будем себя обманывать. Это — орудия войны и завоевания, последний довод королей. Мы сделали все возможное, чтобы отвратить приближающуюся бурю. Мы бросались к подножию трона и умоляли короля, чтобы он положил конец тирании министерства и парламента, Но нашими мольбами пренебрегли и оттолкнули от подножия трона.
Флот и армия посланы сюда, чтобы наложить оковы, давно уже приготовляемые для нас английским правительством. Чем же мы будем бороться с нашими врагами? Противопоставим ли мы им ряд аргументов в доказательство справедливости своего дела? Но ведь, господа, вот уже десять лет прошло в таких диалектических схватках. Если мы желаем быть свободными, если мы хотим сохранить неприкосновенными те неоценимые права, которые мы отстаивали так долго от посягательств правительства Англии, если ми не хотим, подобно подлым трусам, прекратить теперь же благородную борьбу, которую мы так долго ведем и которую мы обещали друг другу не прекращать, пока не будет достигнута великая цель всех наших усилий, мы должны сражаться. Да, господа, я повторяю: мы должны сражаться. Собственно, для нас уже нет больше выбора. Отступление теперь возможно лишь при нашем согласии на покорность и рабство. Цепи для нас уже готовы. Их бряцание уже раздается вокруг Бостона. Война неотвратима, господа! Пойдемте же смело на врага. Да, господа, я повторяю: идемте, идемте на врага. Война фактически уже началась. Ближайший вихрь, несущийся с севера, может быть, донесет до вашего слуха лязг оружия. Наши братья уже выступили в поход. Зачем же мы здесь стоим праздно? Чего хотят эти люди, которые говорят вам о мире? Неужели жизнь так дорога и мир так сладок, что их следует покупать даже ценой кандалов и рабства? Нет, и тысячу раз нет. Свобода или смерть! Я не знаю, как думают другие, что же касается меня, я не пощажу своей жизни для дела свободы».
Патрик Генри закончил речь в абсолютной тишине. Он уже сошел с трибуны, направляясь к своему месту в зале, когда тишина взорвалась. Депутаты собрания — почтенные отцы основатели, давно привыкшие к речам и призывам и весьма далекие от восторгов и сантиментов, — встали со скамей ассамблеи и, бросая вверх шляпы, кричали единственное слово: «К оружию!»
В ночь на 19 апреля 1775 года генерал Гейдж, узнав, что неподалеку от Бостона, в городе Конкорде, колонистами созданы склады оружия и боеприпасов, отправил туда 1700 солдат и офицеров, приказав им разгромить склады, а все их содержимое доставить в Бостон. Экспедиция готовилась втайне, но о ней узнал президент массачусетского Комитета бдительности, молодой, красноречивый и энергичный Джозеф Уоррен. Англичане не успели еще выйти за пределы Бостона, как о приказе Гейджа узнали все члены комитета. Начальник службы разведки в комитете Поль Ривер, оседлав коня, помчался по дороге в Конкорд, оповещая колонистов о движении вражеских войск. Гул колоколов опережал солдат Гейджа. Из-за оград, с крыш домов, из-за деревьев в англичан посыпался град пуль. Солдаты не дошли до Конкорда и, разгромив арсенал повстанцев в маленьком городке Лексингтоне, повернули обратно. Их возвращение в Бостон напоминало бегство. Из-за всех углов гремели выстрелы. Более двухсот пятидесяти английских солдат было убито и ранено. Американцы же не потеряли и ста человек. В этом сражении впервые в истории повстанцы применили так называемый рассыпной строй. Они вели огонь по англичанам поодиночке, маленькими группами и цепью, быстро меняя позиции, используя для укрытия дома, кусты, канавы. В последующем эта тактика, принесшая инсургентам первый успех, была развита и обогащена в сражениях революционной армии с колонизаторами.
Через несколько недель к Бостону сошлось более пятнадцати тысяч вооруженных рабочих, ремесленников, матросов и фермеров. Они разбили неподалеку от города лагерь и назвали его «Лагерем Свободы». Захватывая у англичан ружья и порох, повстанцы по всей стране стали создавать добровольческие вооруженные отряды. В Нью-Йорке был создан корпус, в Джорджии — полк.
Десятки тысяч людей пришли в движение.
Революция началась.
10 мая 1775 года делегаты Второго континентального конгресса начали свое первое заседание. В этот же день партизанские отряды Этана Аллена ворвались в хорошо укрепленный форт Тикондерогу, расположенный неподалеку от канадской границы. Отряд Этана Аллена, носивший название «Парни Зеленой горы», пошел на штурм форта и, захватив Тикондерогу, взял там множество пушек, ядер и пороха. В эти же часы конгресс благословил от имени страны всех, кто поднял оружие, защищая правое дело.
Весь май и начало июня стороны готовились к решительной схватке. 15 июня конгресс объявил себя полномочным правительством всех тринадцати колоний и назначил главнокомандующим вооруженными силами повстанцев Джорджа Вашингтона.
Главнокомандующему повстанческой армией в день назначения на этот пост было сорок три года. Из них более двадцати лет он был масоном и солдатом. Ему принадлежало две с половиной тысячи акров земли, сто пятьдесят рабов и большой деревянный дом, вокруг которого располагались многочисленные службы, конюшни, псарни и птичники. Хороший хозяин, удачливый охотник, незаурядный политик, Вашингтон в двадцать два года стал мастером масонской ложи в Фридриксбурге, хотя в этой же ложе состоял Бенджамен Франклин, бывший уже тогда почти пятидесятилетним мужчиной, известным по обе стороны океана. В двадцать три года Вашингтон за успешные действия против французов в Семилетней войне получил чин полковника и был назначен командующим всей виргинской милицией. Вашингтон гордился званием мастера масонской ложи и, будучи человеком честным и цельным, в частной жизни неукоснительно следовал заветам «братьев-каменщиков»: он по-хозяйски обращался с многочисленными живыми питомцами своего не маленького имения, а что касается рабов, то у них был даже свой врач; их досыта кормили маисом, картофелем и рыбой, а хозяин если и продавал их другим плантаторам, то всегда следил за тем, чтобы члены семьи не разлучались между собой.
Вашингтон гордился и тем, что с двадцати трех лет он носил чин полковника, и, будучи человеком целеустремленным, всегда стремился к тому, чтобы и в военных делах никому не отдавать пальму первенства. (Через много лет, когда в городе, носящем его имя, будет поставлен памятник Вашингтону, на мраморном постаменте высекут слова: «Первый на войне, первый в мирное время, первый в сердцах своих граждан». )
