Темная роза - Хэррод-Иглз Синтия (мир бесплатных книг .TXT) 📗
Глава 22
Поиски беглеца ничего не дали, удалось только установить, что убийца, вроде бы, бежал на север. Это походило на правду – перебравшись через шотландскую границу, нетрудно было сесть на корабль, отплывающий во Францию, и затеряться в просторах Европы.
Пола похоронили в морлэндской часовне, а вместе с ним и его старую гончую, Александра, пережившую его на несколько часов. Похороны состоялись 18 декабря. Часовня была полна слуг, арендаторов и крестьян, искренне потрясенных гибелью господина. Многие бросали испытующие взгляды на нового хозяина – как-то будет при нем? Известно было, что в молодости он слыл гулякой и что он не слишком-то церемонится с простолюдинами, а с другой стороны, он был крепок в старой вере, так что все могло обернуться не так плохо.
Рождество прошло в глубоком трауре, а в феврале отслужили памятную мессу – сороковины. Первоначально хотели отслужить ее в соборе Св. Троицы, однако в прошлом году, с принятием Десяти Статей, были отменены заупокойные молитвы, а так как священник опасался, что этот запрет вскоре будет подкреплен соответствующим законом, то отказался служить ее, не желая рисковать. Поэтому мессу отслужили в часовне: постаревший отец Фенелон с возрастом становился все большим ортодоксом и даже большим папистом, чем этого хотелось Эмиасу. Пока был жив Пол, он не слишком афишировал свои взгляды, но теперь, с помощью Эмиаса, ничто не могло помешать превращению Морлэнда в цитадель католической веры.
Несмотря на неопределенность ситуации с верой, на мессу явилось достаточно много народу: казавшийся постаревшим и больным после крушения всех его надежд и гибели способнейших из детей, Томас Болейн пришел проститься со своим старым другом, приехали Лэтимеры, сэр Эдуард Невилл, сэр Томас Перси, вместо брата, которому было трудно преодолеть долгий путь из-за нездоровья, и Джеффри Поул, младший из наследников королевского дома Йорка, также приехал почтить память одного из тех, чей род пролил немало крови во славу его дома.
Из Дорсета прибыли Люк Морлэнд и Элис, привезя с собой близняшек Елизавету и Рут. Были и Баттсы, и Майка с юным Полом из Фремлингема, где Норфолки проводили Рождество. Казалось, снова собралась вся семья, и присутствие стольких людей заставило Нанетту приободриться. Ей было хорошо с Кэтрин, она наслаждалась беседой с Майкой и юным Полом, который был не по годам смышлен и больше напоминал деда, чем Эмиас.
Девочки Люка Морлэнда сначала чувствовали себя не в своей тарелке. Роберт и Эдуард были слишком взрослыми, чтобы с ними можно было играть, а Элеонора слишком незаметной и тихой. Оставался Пол, которому и пришлось развлекать близняшек. Хотя ему исполнилось только двенадцать, придворная жизнь сделала его взрослее и опытнее, научила тактичности, и ему казалось недопустимым, что его юные кузины остались в одиночестве и скучают, поэтому он не мог не принять на себя эту ношу. Нанетта это заметила, и ее порадовала его доброта.
– Он усвоил больше хорошего, чем это можно было бы ожидать, – заметила она Майке. – Не думала, что он так хорошо справится с переездом из разоренного дома к развратному двору, мне кажется, что это ты так хорошо повлиял на него.
Майка только улыбнулся и покачал головой:
– Я думаю, дело в его природной добродетели. К тому же мой господин содержит свой двор в строгости – ты знаешь его политические устремления, но в своей домашней жизни он очень ортодоксален. Ховарды вообще очень католическая семья, а когда поживешь в Норфолке и Саффолке, то увидишь, что жизнь там гораздо спокойнее, чем кажется. Это ведь тихая заводь, вдали от основного русла жизни.
– Как бы там ни было, я рада, что все получилось так хорошо. И я горжусь Робертом и Эдуардом. Вот Элеонора немножко странная – она такая тихая, и говорит так редко, да и учится неважно. Арабелла рассказывала, что она и в детстве была такая. Что-то с ней станется?
– Отец найдет ей мужа, – ответил Майка, – если она до этого доживет. Не хотелось бы, чтобы такая девушка выходила замуж, но тут ничего не поделаешь – Эмиас слишком честолюбив.
– Ты думаешь? – удивилась Нанетта. – Мне казалось, что он гораздо сильнее интересуется реставрацией старой веры.
– Вот тут-то и проявляется его честолюбие, – пояснил Майка.
– Но тогда – что ты думаешь об этом браке Морлэндов – Роберте и Елизавете?
– Не знаю. Конечно, Эмиасу может показаться удачной мысль о соединении ветвей семьи, но от Эмиаса всего можно ожидать. А что будешь делать ты, кузина?
Нанетта пожала плечами – она так и не избавилась от этой заграничной привычки, введенной еще Анной.
– Наверно, останусь здесь.
– Но ведь ты выйдешь замуж?
Нанетта вспомнила свое обещание Полу. Обещание, данное умирающему, нельзя нарушить.
– Возможно, когда-нибудь... Но пока я хочу заняться воспитанием подрастающего поколения. Мне хотелось бы, чтобы Елизавета и Рут остались здесь, как желал Пол. Это неплохо для Элеоноры, да и для них самих. Позже, если поступят предложения брака... но ведь я снова оказалась в положении, в котором была всю жизнь, кузен, – у меня нет приданого.
Майка удивленно поднял брови:
– Неужели? Но твоя брачная доля... разве ты не получаешь части наследства как вдова?
– Пол так стремился жениться побыстрее, что не стал ждать, пока уладят все формальности. Так что по закону мне ничего не полагается.
– Ну, это ничего не значит, – Майка похлопал ее по руке, – Эмиас устроит это дело ради упокоения души отца. Даже если сейчас невозможно установить, сколько тебе выделялось, то он должен поступить с тобой честно.
Нанетта сделала вид, что согласна с ним, но про себя подумала: с какой стати Эмиас выделит кому бы то ни было часть своего нового наследства, тем более человеку, поведение которого он не одобрял? То есть он не имел ничего против самой Нанетты, но ведь она была служанкой Любовницы, и он нисколько не сомневался, что состояние греха заразительно. Так что, возможно, ей придется остаться в Морлэнде на всю жизнь в качестве зависимой вдовы – но ведь бывает и хуже. Она-то рада будет остаться здесь, в доме, где провела детство, где испытала такое высочайшее блаженство – пусть и столь короткое.
Люк Морлэнд, тяготевший к реформатству, засомневался, прибыв в Морлэнд, стоит ли оставлять своих дочерей в доме записного паписта, но на него было оказано слишком сильное давление. Элис была рада, что ее дочери будут воспитываться под бдительным надзором тетушки. Кроме того, неплохо было бы иметь более тесные связи с Йоркскими Морлэндами, да и утонченные манеры и рассудительность Нанетты – неплохой пример для девочек, одна из которых вырастала этаким сорванцом, а другая – какой-то неуклюжей деревенщиной.
Но решающим, по крайней мере для Люка, было присутствие на мессе Джеффри Поула. Через жену Люк был связан с Йоркской ветвью Кортней, и он был таким же фанатичным приверженцем Йоркской династии, как Эмиас – папизма. Они вообще были более схожи по характеру, чем хотели бы признаться, а поддержка прежней династии стала той почвой, на которой они могли сойтись. Когда Люк наконец снова отбыл в Дорсет, Елизавета и Рут остались в Морлэнде.
Наступила весна, а север все еще не успокоился – тут и там вспыхивали небольшие бунты, и снова Норфолка послали на север разобраться с мятежниками. Он объявил военное положение и вешал бунтовщиков в Карлайле и в Камберленде. Как и предполагала Нанетта, все вожди осеннего паломничества были потихоньку захвачены и отправлены в Лондон, чтобы предстать перед трибуналом. Для морлэндцев наступило тяжелое время: их друг и покровитель Томас Перси был среди схваченных, а его брат, Гарри Перси, едва сумел откупиться, отдав казне всё свое имущество и земли. Эмиас тоже опасался за свою жизнь, и только покровительство герцога Норфолка спасло его от наказания за участие отца в паломничестве.
Это был еще один повод для враждебного отношения к Нанетте, и напрасно она доказывала ему, что если бы отец не отговорил его, Эмиас сам присоединился бы к паломникам, причем, скорее всего, так зарекомендовал бы себя, что его не спасло бы и заступничество герцога. Но Эмиас был не из тех, кто прислушивается к доводам разума, и в конце одной из таких дискуссий он просто вышел из себя.
