Таинственный доктор - Дюма Александр (книги без сокращений .txt) 📗
Он, всегда стремительно взлетавший на трибуну, на сей раз поднялся на нее медленно, тяжело. Казалось, он ощущал, как гнетут его, и без того угнетенного горем, взгляды всех депутатов.
Особенно же пристально смотрели жирондисты.
Члены этой партии и те, кто им сочувствовал, понимали, что от человека, который поднялся на трибуну, человека, которого они заклеймили прозванием «сентябриста», человека, который однажды протянул им руку помощи, но не встретил понимания и поддержки, — что от этого человека зависит их судьба.
Вид Дантона лишь усугубил смятение депутатов, и без того объятых ужасом и тревогой.
— Итак, — произнес Дантон хрипло, — вы проголосовали за учреждение Революционного трибунала в принципе, но отложили принятие декрета о его организации. Когда же он будет организован? Когда начнет действовать? Когда народ сможет порадоваться, узнав, что предатели наказаны по заслугам? Этого не знает никто: ведь даже в самом Собрании проект этот встречает сильнейшее сопротивление. Что ж, — продолжал Дантон с ужасной ухмылкой, — поговорим о другом. Я напомню вам, как накануне сентября мы спасали заключенных, попавших в тюрьму за долги, как отворяли им двери камер накануне рокового дня. Я не говорю, что нынче обстоятельства похожи на сентябрьские, однако совершить справедливый поступок никогда не поздно. Сегодня никто не станет возражать: лишения свободы достоин только тот, кто совершил преступление против общества; перестанем же сажать в тюрьму несостоятельных должников, упраздним долговые тюрьмы, искореним ветхие остатки римских законов Двенадцати таблиц и средневекового рабства, уничтожим тираническую власть богатых над бедными! Собственникам бояться нечего: если они будут уважать неимущих, те ответят им взаимностью.
Конвент содрогнулся.
Неужели 2 сентября повторится сегодня, 12 марта?
Как бы там ни было, депутаты поняли смысл и значение нового закона, предложенного им Дантоном; они поднялись и, охваченные энтузиазмом, единодушно проголосовали за отмену долговых тюрем.
— Этого недостаточно, — прибавил Дантон, — следует позаботиться о том, чтобы несостоятельные должники были выпущены из тюрем немедленно.
Конвент беспрекословно проголосовал и за эту меру.
В гробовой тишине Дантон сел, а точнее, рухнул на свое место.
И в тот же миг один из тех, кто занимал места среди жирондистов, вырвал листок из записной книжки, написал на нем два слова, сказанные некогда Меценатом Октавиану: «Surge, carnifex!» — и поставил подпись: «Жак Мере».
Прочтя послание доктора, переданное ему служителем, Дантон медленно повернулся и невидящим взором уставился в лицо Жаку.
Жак поднялся и, как Командор Дон Жуану, знаком приказал Дантону последовать за ним.
Дантон повиновался.
Жак Мере направился по коридору к кабинету, где однажды уже вел секретную беседу с Дантоном, и вошел туда.
Мгновение спустя на пороге возник Дантон.
— Закрой дверь и подойди ближе, — сказал Мере. Дантон исполнил приказание друга.
— Заклинаю тебя памятью твоей жены, умершей на моих руках, скажи, несчастный, какова твоя цель? — спросил Жак.
— Моя цель — спасти вас всех, ибо вы губите сами себя, — глухо отвечал Дантон.
— Странным же путем идешь ты к своей цели! — произнес Жак с нескрываемой иронией.
— Ты не был министром юстиции и не понимаешь, что происходит в стране. Я объясню тебе положение дел в двух словах, а затем вернусь в зал заседаний и в последний раз попытаюсь вас спасти. Постарайтесь не упустить случая.
— Говори, — сказал Жак Мере.
— Начнем с провинции, а кончим Парижем, — предложил Дантон. — Не бойся, я буду краток. Тебе известно, что Лион восстал. У Конвента не было армии, которую он мог бы послать туда. Конвент поступил так, как поступили бы спартанцы: он послал в Лион героического гражданина, человека отважного, не страшащегося крови, ибо руки у него вот уже два десятка лет по локоть в крови, — мясника Лежандра. Тот говорил с лионцами так, словно у него за спиной сто тысяч людей под ружьем. Ему представили петицию мятежников, он изорвал ее в клочья и швырнул в лицо тем, кто ее принес.
«А если мы поступим с тобою так, как ты поступил с нашей петицией?» — вскричал один из мятежников.
«Попробуйте, — отвечал Лежандр. — Разрубите мое тело на восемьдесят четыре куска и пошлите по куску в каждый из восьмидесяти четырех департаментов; каждый кусок будет напоминать обо мне и обречет моих убийц на бесславную гибель».
Что сталось с Лежандром? Мы не знаем; скорее всего, он убит. А знаешь, под чьим флагом действуют лионцы, чьим именем они прикрываются? Они действуют под флагом Жиронды, прикрываются именем жирондистов. Батальон молодчиков из знатных семей — заметь, что и молодчики эти именуют себя жирондистами! — захватил арсенал с порохом и пушками; быть может, в этот час сардинцы уже заняли вторую столицу Франции и белое знамя уже развевается над площадью Терро!
Пойдем дальше. Известно ли тебе, что происходит в Бретани и Вандее? Оба департамента охвачены восстанием; в тот самый миг, когда австрийцы приставили острие шпаги к нашей груди, Вандея вонзила нам нож в спину. Хорошо хоть, что вандейцы не именуют себя жирондистами.
Зато ваш жирондистский генерал предает нас в Бельгии; нам грозит не только отступление, но и полное уничтожение армии: у нас не останется ни одного солдата, ни одного города, если принц Кобургский бросит на Бельгию своих гусар и, воспользовавшись озлоблением бельгийцев, натравит их на наши отступающие полки. И несмотря на все это, мы вынуждены сохранять Дюмурье в должности главнокомандующего до тех пор, пока он не погубит нас или пока мы не спасем себя, погубив его.
Теперь о Париже. Здесь происходит следующее: члены клуба Епископства приговорили к смерти всех жирондистов, заседающих в Конвенте. Двадцать два депутата-жирондиста должны быть зарезаны прямо во время заседания, остальных членов этой партии заключат в Аббатство, где над ними свершится тайный суд, какой вершился за тюремными стенами в сентябре.
Хочешь знать, что сказал Марат сегодня утром, перед тем как явиться в Собрание?
«Нас зовут кровопийцами, — сказал он, — ну что ж, будем же достойны этого имени и прольем кровь наших врагов. Смерть тиранов — последний довод рабов. Цезарь был убит прямо в сенате: поступим так же с депутатами, предавшими отечество, и заколем их прямо на скамьях Конвента, на театре их преступлений».
Тогда Мамен, тот самый Мамен, что целый день расхаживал по Парижу с головою принцессы де Ламбаль на острие пики, вызвался вместе с сорока другими головорезами истребить всех вас нынче ночью у вас на квартирах.
Эбер поддержал его.
«Бесшумные убийства, совершенные во тьме, — сказал он, — покарают предателей отечества и докажут, что народная месть грозит мятежникам в любое время дня и ночи».
Итак, вот до чего они договорились: либо убийство в Конвенте, среди бела дня, либо убийство впотьмах, подле домашнего очага, как во время Варфоломеевской ночи.
Понимаешь ли ты теперь, в чем заключалась моя помощь вам? Предложив освободить тюрьмы от несостоятельных должников, я хотел дать вам понять, что смерть уже занесла над вашими головами свою косу, хотел в последний раз предупредить вас об опасности.
Ты не понял меня — тем лучше. Ты вынудил меня объясниться — я объяснился. Я не желаю вашей смерти. Я не люблю вас, но люблю ваши таланты, ваш патриотизм, как бы он ни был несовершенен; люблю вашу порядочность, как бы ни была она противна требованиям политики. Вернись в зал, сядь рядом со своими друзьями, скажи им сам — а если хочешь, сошлись на меня; впрочем, мне они не поверят, — скажи им, что нынче ночью им нужно либо собраться вместе с оружием в руках, либо не ночевать дома. Завтра — другое дело, завтра взойдет солнце! Завтра начнет работу Революционный трибунал, и если вы в самом деле предатели, вы ответите за свое предательство перед лицом трибунала.
Жак Мере протянул Дантону руку.
— Не обижайся, — сказал он, — я не понимал тебя.
