Таинственный доктор - Дюма Александр (книги без сокращений .txt) 📗
Генерал бросил на него взгляд через плечо и произнес:
— Занимайтесь своими гражданскими делами, сударь, исполняйте их по мере сил и не суйтесь в военную сферу, касающуюся меня одного.
Другой комиссар, по имени Ленто, послал главнокомандующему письмо, где обращался к нему на «ты» и приказывал немедленно выступить на помощь Рурмонду.
Дюмурье отослал письмо в военное министерство с припиской: «Следовало бы указать, что сие писано в Шарантоне».
Третий комиссар, по имени Кошле, прислал генералу Миранде, подчиненному Дюмурье, бумагу, в которой приказывал ему взять Маастрихт до 20 февраля, в противном же случае угрожал объявить генерала предателем.
Понятно, что все шпильки Дюмурье в адрес посланцев Конвента не улучшали его отношений с якобинцами.
Все эти новости, достигнув Парижа, вызвали ропот и на улицах, и в самом Конвенте.
Огромная толпа ворвалась в зал заседаний, заполонила трибуны и подняла истошный крик:
— Долой предателей! Долой контрреволюционеров!
Внезапно из этого страшного хора выделилось несколько голосов; послышались вопли: «Дантон! Дантон!» Тот, кого выкликали, вошел в залу весь покрытый дорожной пылью и грязью: карета его разбилась, и последние тридцать льё он проскакал верхом, изо всех сил погоняя коня.
При виде Дантона все стихли.
Тогда громовым голосом он воскликнул:
— Граждане представители народа, военный министр скрывает от вас правду; я прибыл из Бельгии, я видел все своими глазами; угодно ли вам выслушать подробности?
Семь сотен голосов выдохнули: «Говори! Говори!» В ответ на эту просьбу Дантон со всей присущей ему ораторской мощью изложил собранию те факты, о которых мы рассказали в предыдущих главах; он поведал о том, как наши союзники, мужественные жители Льежа — мужчины, женщины, старики, дети, — покинув родные дома, страдая от голода и холода, добрались до Брюсселя и, укрывшись там, ждут избавления и помощи от одной лишь Франции.
Откуда же, однако, ждать помощи самой Франции? Дюмурье отступает; часть армии разбита.
Затем Дантон добавил:
— Закон о рекрутском наборе нам не поможет; парижане должны взяться за оружие по доброй воле.
При этих словах зал заседаний огласился воплями:
— Дюмурье к ответу! Смерть Дюмурье! Смерть предателям!
— Дюмурье не так сильно виноват, как вы думаете, — возразил Дантон. — Ему пообещали тридцатитысячное подкрепление — он не получил ни одного человека; комиссары обязаны обойти все сорок восемь секций, напомнить гражданам об их клятвах и вынудить их пойти в бой. Следует безотлагательно выпустить прокламацию, обращенную к парижанам; промедление подобно смерти: враг захватит Бельгию. Возьмемся же за оружие, защитим себя, наших жен и детей; пусть над ратушей взметнется огромный стяг, извещающий, что отечество в опасности, а над собором Парижской Богоматери пусть реет черное знамя!
Под гром рукоплесканий и крики «браво» Дантон, бледный, как привидение, и мрачный, как туча, спустился с трибуны и подошел к скамье, на которой, не менее бледный и мрачный, ожидал его Жак Мере.
Друзья были немногословны.
— Умерла? — спросил Дантон.
— Да, — кивнул Жак.
— Ключ?!
— Держи.
Схватив ключ, Дантон как безумный бросился вон из Тюильри.
Он вскочил в один из экипажей, которые всегда стояли на площади перед дворцом во время заседаний Конвента, сунул кучеру десятифранковый ассигнат и приказал:
— Торговый проезд! Скачи во весь опор!
Кучер хлестнул лошадей, и они понеслись со всей быстротой, на какую способны извозчичьи лошади.
На Новом мосту их остановил затор: кабриолет зацепился колесом за встречную повозку и перегородил мостовую. Разгневанный Дантон высунулся в окно и взревел:
— Дорогу!
Кучер кабриолета тянул в свою сторону, хозяин повозки — в свою.
— Вольно тебе кричать: «Дорогу!» — проворчал кучер кабриолета. — Коли тебе нужно, сам себе и давай дорогу.
Меж тем хозяин повозки с тем зловредным упрямством, какое всегда проявляют кучера больших экипажей, знающие, что все другие против них бессильны, тянул в свою сторону, пользуясь тем, что кабриолет, запряженный всего одной лошадью, бессилен против его двух лошадей.
Дантон взглянул на подленькую усмешку этого человека и понял, что просить его о чем бы то ни было бесполезно. Он открыл дверцу фиакра, соскочил на землю, подошел к повозке и сильным рывком отбросил ее в сторону.
Затем он вернулся в свой экипаж и крикнул кучеру:
— А теперь — вперед!
Выказав свою богатырскую силу, Дантон мог уже не опасаться, что кто-то встанет ему поперек дороги; в самом деле, все скопившиеся на мосту кареты и повозки мгновенно посторонились, и через пять минут он был уже возле своего опустевшего дома.
Выскочив из фиакра, он стремглав взлетел на третий этаж, но перед дверью остановился, дрожа.
Наконец он осмелился позвонить.
Из-за двери послышались шаркающие шаги.
— Это матушка, — прошептал Дантон.
Дверь отворилась — на пороге в самом деле стояла мать Дантона в траурном платье.
Дети, также в трауре, выбежали посмотреть, кто пришел.
— Сын мой, — прошептала старая женщина.
— Папа! — залепетали дети.
Однако Дантон, казалось, не замечал ни матери, ни детей; не говоря ни слова, он обошел всю квартиру, словно надеялся отыскать ту, которую потерял.
Заглянув в последнюю комнату и убедившись, что она пуста, он в отчаянии бросился в спальню, прижал к груди подушку, на которой его несчастная жена испустила последний вздох, и стал судорожно целовать ее, орошая слезами.
Старухе-матери показалось, что сердце ее сына немного смягчилось, и она подтолкнула к нему детей.
Он обнял их.
— Ах! — сказал он. — Как тяжко ей было вас покинуть. Затем он привлек к себе мать и поцеловал ее в увядшие щеки.
— А теперь, — попросил он, — оставьте меня одного.
— Как одного? — вскричала г-жа Дантон.
— Матушка, — сказал Дантон, — у дверей ждет экипаж, возьмите детей и поезжайте с ними к Камиллу; побудьте пока у него вместе с его женой, а самого Камилла пришлите ко мне, я должен как можно скорее поговорить с ним; дайте кучеру этот десятифранковый ассигнат, чтобы он по-прежнему оставался в моем распоряжении.
Десять минут спустя Камилл Демулен вбежал в квартиру Дантона и обнял его.
— Сообщи полицейскому комиссару нашего квартала, что ты должен отправиться вместе с ним на Монпарнасское кладбище, — сказал Дантон Демулену. — Там во временном склепе покоится тело моей жены; комиссар даст тебе разрешение погрузить гроб в экипаж; ты привезешь его сюда: я хочу еще раз увидеть ту, которую так сильно любил.
Камилл повиновался другу беспрекословно.
Он представился комиссару и назвал имя Дантона, которое внушило полицейскому такой страх, что он тотчас повиновался: сел в фиакр вместе с Камиллом Демуленом и отправился с ним на Монпарнасское кладбище, где приказал двум могильщикам извлечь гроб из временного склепа и погрузить в фиакр.
Услышав стук колес, Дантон спустился, а точнее, вихрем слетел вниз по лестнице. Подле экипажа его ждали Камилл и комиссар, жаждавший удостовериться, что в самом деле исполнял поручение Дантона.
Камилл хотел было позвать на помощь двух рассыльных, игравших в карты на уличной тумбе, однако Дантон остановил его, поблагодарил комиссара, взвалил гроб себе на плечи и сам поднял на третий этаж.
Войдя в квартиру, он поставил гроб на большой стол в спальне покойной жены, обернулся к Камиллу, поднявшемуся вслед за ним, и протянул ему руку.
— Я хочу остаться один! — сказал он.
— А если мне не хочется оставлять тебя одного?
— Повторяю: я хочу остаться один.
Дантон произнес эти слова с такой яростью, что Камилл понял: спорить бесполезно.
Он вышел.
Оставшись в одиночестве, Дантон вынул из кармана ключ, полученный от Жака Мере, и дважды повернул его в замке. Однако прежде чем поднять крышку гроба, он на мгновение замер.
Наконец он решился. Покойница была закутана в саван. Дантон раздвинул его складки.
