Графиня де Монсоро. Том 1 - Дюма Александр (книги бесплатно без .TXT) 📗
Однако в царствование Генриха III эти заведения были сосредоточены в стенах столицы; провинция в те времена должна была довольствоваться гостиницами, постоялыми дворами и кабачками.
Итак, мы находимся в гостинице.
И хозяин заведения сразу же дал это почувствовать своим новым постояльцам. Когда Шико попытался пригласить его к себе, хозяин передал, что пусть они наберутся терпения и подождут, пока он не побеседует с гостем, прибывшим раньше и потому обладающим правом первоочередности.
Шико догадался, что этим гостем должен быть его адвокат.
– О чем они могут говорить? – спросил Шико.
– Вы думаете, что у хозяина и вашего человека есть какие-то секреты?
– Проклятие! А разве вы сами не видите? Если эта надутая морда, что нам повстречалась, которая, как я полагаю, принадлежит хозяину гостиницы…
– L – Ему самому, – подтвердил монах.
–..вдруг ни с того ни с сего соглашается побеседовать с человеком, одетым лакеем…
– А! – сказал Горанфло. – Он переоделся; я его видел, теперь он весь в черном.
– Еще одно доказательство, – заметил Шико. – Хозяин, несомненно, участвует в игре.
– Хотите, я попытаюсь исповедовать его жену? – предложил Горанфло.
– Нет, – ответил Шико, – лучше поди-ка ты прогуляйся по городу.
– Вот как! А ужин? – поинтересовался Горанфло.
– Я закажу его в твое отсутствие. И на, возьми экю, это поможет тебе продержаться до ужина. Горанфло принял экю с благодарностью. За время путешествия монах не раз уже совершал такие поздние вылазки, он обожал эти набеги на окрестные кабачки и время от времени отваживался на них и в Париже, прикрываясь своим положением брата сборщика милостыни. Но с тех пор, как Горанфло покинул монастырь, ночные прогулки особенно ему полюбились. Теперь он всеми своими порами дышал воздухом свободы, и монастырь уже представлялся ему в воспоминаниях мрачной темницей.
Итак, подоткнув полы рясы, монах выбежал из комнаты со своим экю в кармане.
Как только он исчез, Шико, не теряя времени, взял штопор и провертел в перегородке на уровне своего глава дырку.
Правда, толщина досок не позволяла Шико обозревать в этот глазок, величиной с отверстие сарбакана, всю комнату адвоката, но зато, приложив к нему ухо, гасконец мог вполне отчетливо слышать все, что говорилось в комнате.
К тому же, по счастливой случайности, в поле зрения Шико находилось лицо хозяина гостиницы, разговаривающего с Николя Давидом.
Начала разговора Шико, как мы знаем, не слышал, однако из тех слов, которые ему удалось уловить, явствовало, что Давид всячески выказывает перед хозяином свою преданность королю и даже намекает на некую важную миссию, якобы возложенную на него господином де Морвилье.
Пока он так говорил, хозяин гостиницы слушал с видом несомненно почтительным, но в то же время довольно безучастным, и едва удостаивал адвоката ответом. Шико даже показалось, что он улавливает то ли во взгляде хозяина, то ли в интонациях его голоса иронию, заметную особенно отчетливо всякий раз, когда адвокат произносил имя короля.
– Эге! – сказал Шико. – Наш хозяин, часом, не лигист ли он? Смерть Христова! Я это выясню.
И поскольку в комнате Николя Давида не говорилось ничего интересного, Шико решил подождать, пока хозяин гостиницы не соблаговолит занести ему визит.
Наконец дверь открылась.
Хозяин вошел, почтительно держа свой колпак в руке, но на лице его еще сохранялось то подмеченное Шико насмешливое выражение, с которым он беседовал с мэтром Николя Давидом.
– Присядьте, любезный хозяин, – сказал Шико, – и, прежде чем мы окончательно договоримся, выслушайте мою историю.
Хозяин явно недоброжелательно отнесся к такому вступлению и даже отрицательно мотнул головой в знак того, что он предпочитает оставаться на ногах.
– Как вам угодно, сударь, – сказал Шико. Хозяин снова мотнул головой, как бы желая сказать, что он здесь у себя и может делать, что ему угодно, не ожидая приглашения.
– Сегодня утром вы меня видели вместе с монахом, – продолжал Шико.
– Да, сударь, – подтвердил хозяин., – Тише. Об этом не надо говорить… Монах этот изгнан.
– Вот как! – сказал хозяин. – Может статься, он переодетый гугенот?
Шико принял вид оскорбленного достоинства.
– Гугенот! – проговорил он с отвращением. – Высказали – гугенот? Знайте, этот монах мой родственник, а в моей родне нет гугенотов. И что это вам взбрело в голову? Добрый человек, вы должны краснеть от стыда, говоря такие нелепости.
– Э, сударь, – сказал хозяин, – всякое бывает.
– Только не в моем семействе, сеньор содержатель гостиницы! Напротив, этот монах есть самый что ни на есть злейший враг гугенотов. Поэтому-то он и впал в немилость у его величества Генриха Третьего, который, как вам известно, поощряет еретиков.
Хозяин, по-видимому, начал проникаться живейшим интересом к гонимому Горанфло.
– Тише, – предупредил он, поднося палец к губам.
– То есть как тише? – спросил Шико. – Неужели в вашу гостиницу затесались люди короля?
– Боюсь… – сказал хозяин, кивнув головой. – Там, в комнате рядом, есть один приезжий…
– Ну тогда, – сказал Шико, – мы оба, я и мой родственник, немедленно покидаем вас, ибо он изгнан, его преследуют.
– А куда вы пойдете?
– У нас есть два-три адреса, которыми нас снабдил один содержатель гостиницы, наш друг мэтр Ла Юрьер.
– Ла Юрьер! Вы знаете Ла Юрьера?
– Тс-сс! Не называйте его по имени. Мы познакомились накануне ночи святого Варфоломея.
– Теперь, – сказал хозяин, – я вижу, что вы оба, ваш родственник и вы, святые люди; я тоже знаю Ла Юрьера. Купив эту гостиницу, я даже хотел, в знак нашей дружбы, дать ей то же название, что и у его заведения, то есть «Путеводная звезда», но гостиница уже приобрела некоторую известность с вывеской «Под знаком креста», и я побоялся, как бы перемена названия не отразилась па доходах. Значит, вы сказали, сударь, что ваш родственник…
– Имел неосторожность в своей проповеди заклеймить гугенотов. Проповедь имела огромный успех. Его величество, всехристианнейший король, разгневанный этим успехом, свидетельствующим о настроении умов, приказал разыскать моего брата и заточить в тюрьму.
– И тогда? – спросил хозяин, уже не пытаясь скрыть своего сочувствия.
– Черт побери! Я его похитил, – сказал Шико.
– И хорошо сделали. Бедняга!
– Монсеньер де Гиз предложил мне взять его под свое покровительство.
– Как, великий Генрих де Гиз? Генрих Свя…
– Генрих Святой.
– Да, вы верно сказали, Генрих Святой.
– Но я боюсь гражданской войны.
– Ну коли так, – сказал хозяин, – если вы друзья монсеньера де Гиза, стало быть, вы знаете это?
И он сделал рукой перед глазами Шико нечто вроде масонского знака, с помощью которого лигисты узнавали друг Друга.
Шико в ту знаменитую ночь, проведенную им в монастыре святой Женевьевы, заметил не только этот жест, который раз двадцать мелькал перед его глазами, но и ответный условный знак.
– Черт побери! – сказал он. – А вы – это? И, в свою очередь, взмахнул руками.
– Коли так, – сказал хозяин гостиницы, проникнувшись полным доверием к новым постояльцам, – вы здесь у себя, мой дом – ваш дом. Считайте меня другом, а я вас буду считать братом, и если у вас нет денег…
Вместо ответа Шико вытащил из кармана кошелек, который, хотя уже несколько осунулся, тем не менее все еще сохранял тучность, радующую глаз и невольно внушающую доверие.
Вид округлого кошелька всегда приятен; да, он радует даже великодушного друга, который предложил вам денег, но, взглянув на ваш кошелек, убедился, что вы в них не нуждаетесь и что, таким образом выказав свои благородные чувства, он избавлен от необходимости подкрепить слова делом.
– Хорошо, – сказал хозяин.
– Я вам скажу, – добавил Шико, – дабы успокоить вас еще больше, что мы странствуем с целью распространения веры, и наши путевые расходы нам оплачивает казначей святого Союза. Укажите нам гостиницу, где мы могли бы ничего не опасаться.
