Ламмермурская невеста - Скотт Вальтер (книги без регистрации TXT) 📗
— Не все ли равно, кто это сделал и как он с ними расправился, — усмехнулась Эйлси. — Ясно, что здесь не обошлось без нечистого. О, достойные леди и джентльмены надолго запомнят этот день!
— А правда, — спросила Энни Уинни, — правда, будто портрет старого сэра Мэлиза Рэвенсвуда вышел из рамы и напугал всех, кто тогда был в зале?
— Нет, не так. Но портрет действительно оказался в зале, — сказала Эйлси. — Уж кому-кому, а мне доподлинно известно, как он туда попал: он явился, чтобы предречь Эштонам конец их гордыни. Но это было не последнее знамение. И сейчас там, в склепе, тоже нечисто… Вы видели, что их двенадцать в трауре попарно спустились в склеп?
— Очень нужно было на них смотреть, — сказала хромая.
— Двенадцать, я сосчитала, — оживилась старшая из старух, для которой похороны были слишком интересным зрелищем, чтобы смотреть на них равнодушно.
— Вы, верно, не заметили, что к ним присоединился тринадцатый, о котором они ничего не знают, — торжествующе продолжала Эйлси, довольная тем, что превосходит подруг наблюдательностью. — Если старые поверья не лгут, одному из них недолго ходить по земле. Но пойдемте отсюда, кумушки. Случись здесь несчастье, мы же первые будем в ответе, а хорошего тут ждать нечего.
И, зловеще каркая, словно вороны перед мором, три пророчицы удалились с кладбища.
В самом деле, когда погребальный обряд кончился, провожающие заметили, что их стало одним человеком больше, и шепотом сообщили эту новость друг другу. Подозрение пало на юношу, одетого, как и все, в глубокий траур. Он стоял, прислонившись к одному из столбов склепа, и, по-видимому, никого не видел и ничего не слышал. Родственники Эштонов начали перешептываться, выражая свое недоумение и неудовольствие появлением незнакомца. Но полковник Эштон, который в отсутствие отца распоряжался церемонией, попросил их замолчать.
— Я знаю, кто это, — сказал он. — У этого человека не меньше, чем у нас, причин для скорби и, вероятно, вскоре будет еще больше. Предоставьте мне заняться им и не нарушайте похоронной службы ненужной оглаской.
С этими словами он подошел к незнакомцу и, тронув его за рукав, произнес негромко, но решительно:
— Следуйте за мной.
При звуке его голоса незнакомец словно очнулся от забытья и машинально повиновался. Они поднялись по обветшалым ступеням, ведущим из склепа на погост. Остальные пошли за ними и, задержавшись у двери склепа, с тревогой наблюдали за тем, что происходит между полковником и незнакомцем, которые, отойдя в дальний конец кладбища, остановились в тени старого тиса и, по-видимому, вступили в оживленную беседу.
— Я, без сомнения, говорю с мастером Рэвенсвудом? — спросил полковник, когда они достигли этого уединенного места.
Незнакомец молчал.
— Так, значит, я говорю с убийцей моей сестры? — воскликнул Шолто, дрожа от злобы.
— Вы назвали мое имя, — ответил Рэвенсвуд глухим, прерывающимся голосом.
— Если вы раскаиваетесь в том, что сделали, — сказал полковник, — то пусть прощает вас бог! Меня же вы не растрогаете! Вот мера моей шпаги, — прибавил он, протягивая Рэвенсвуду листок бумаги, — время встречи — завтра на рассвете, место — песчаная коса к востоку от Волчьей Надежды.
Рэвенсвуд взял листок; казалось, он был в нерешительности.
— Не доводите до последней крайности несчастного, уже и так доведенного до отчаяния, — произнес он наконец. — Живите с миром, пока можете, а мне дайте умереть от чьей-нибудь другой руки.
— Нет, не бывать этому! — воскликнул полковник. — Или я убью вас, или вы довершите гибель моего семейства, убив меня. Если вы не примете мой вызов, знайте: я буду всюду преследовать вас, буду оскорблять вас, пока имя Рэвенсвуда не станет символом бесчестья, благо оно уже стало эмблемой низости.
— Вам не удастся покрыть позором честное имя Рэвенсвудов, — гневно воскликнул Эдгар. — Если суждено, чтобы с моей смертью угас наш славный род, я обязан памяти предков оградить их от бесчестья.
Я принимаю ваш вызов и согласен на все условия.
Полагаю, у нас не будет секундантов?
— Мы встретимся одни, — сказал полковник Эштон. — И только один из нас вернется после поединка.
— Да простит господь душу того, кто падет, — произнес Рэвенсвуд.
— Аминь! — отозвался полковник. — Эту милость я готов оказать даже смертельному врагу. А теперь расстанемся, нам могут помешать. Итак, завтра на рассвете, на песчаной косе к востоку от Волчьей Надежды, оружие — шпаги!
— Превосходно! Я не заставлю себя ждать, — ответил Рэвенсвуд.
Они разошлись. Рэвенсвуд направился к лошади, оставленной им за церковной оградой. Эштон присоединился к ожидавшим его родственникам. Вернувшись в замок, Шолто под благовидным предлогом оставил гостей и, сменив траурные одежды на костюм для верховой езды, отправился в Волчью Надежду, намереваясь заночевать в гостинице, чтобы рано утром явиться на место дуэли.
Неизвестно, как провел Рэвенсвуд остаток этого печального дня. Поздно ночью он прибыл в башню «Волчья скала» и разбудил старого Калеба, уже не чаявшего дождаться своего господина. Сметные, противоречивые слухи о трагической смерти мисс Эштон, вызванной таинственными причинами, дошли до старика, наполнив сердце его глубочайшей тревогой: он опасался за рассудок Рэвенсвуда Поведение молодого человека нимало не рассеяло эти страхи. Сначала Эдгар ничего не отвечал Калебу, испуганно молившему его подкрепиться с дороги, затем потребовал вина и против обыкновения выпил сразу несколько рюмок. Увидев, что хозяину не до — ужина, Калеб попросил позволения проводить его в спальню. Ему пришлось несколько раз повторить эту просьбу, прежде чем Эдгар, по-прежнему не говоря ни слова, знаком выразил согласие. Однако, когда Болдерстон проводил молодого хозяина в заново отделанную комнату, которую тот занимал со времени своего возвращения, Рэвенсвуд, словно вкопанный, остановился на пороге.
— Не сюда, — сказал он глухо, — проведите меня в комнату, где умер отец, в ту комнату, где ночевала она.
— Кто, сэр? — спросил Калеб, ничего не соображавший с испуга.
— Она, Люси Эштон! Ты хочешь убить меня, старик! Зачем ты заставляешь меня произносить ее имя!
Калеб хотел было возразить, что старая спальня очень запущена, но, взглянув на хозяина, лицо которого приняло раздраженно-нетерпеливое выражение, не сказал ни слова. Молча, дрожа от страха, старик пошел вперед, освещая путь. Придя в заброшенную комнату, он поставил лампу на стол и кинулся оправлять постель, но Рэвенсвуд тоном, не допускающим промедления, приказал ему удалиться. Старик повиновался, но не пошел спать, а стал молиться за своего господина. Время от времени он прокрадывался к закрытой двери, но всякий раз убеждался, что Рэвенсвуд еще не ложился. До его слуха беспрестанно доносился звук тяжелых шагов, изредка прерываемый глухими стонами. Этот непрерывный стук от тяжело ступающих ног безошибочно говорил ему, что его несчастный хозяин охвачен неудержимым отчаянием.
Старику казалось, что ночь никогда не кончится. Но время не считается с нашими ощущениями и проходит своей чередой, независимо от того, кажется ли нам его течение медленным или быстрым. Наступил рассвет, и румяные полосы легли на необъятную гладь поблескивавшего океана. Было начало ноября, и для поздней осени стояла удивительно тихая, ясная погода. Но ночью поднялся восточный ветер, и волны ближе, чем обычно, подступили к подножию скалы, на которой высилась башня.
С первыми лучами зари Калеб снова подкрался к дверям спальни и сквозь щелку увидел, что Рэвенсвуд измеряет шпаги, хранившиеся в соседнем чулане.
Остановив свой выбор на одной из них, Эдгар пробормотал:
— Его шпага длиннее. Тем лучше! Пусть у него будет еще одним преимуществом больше.
Калебу не нужно было объяснять, что означают все эти приготовления. Он также знал, что его вмешательство ни к чему не приведет. Он едва успел отскочить от двери: Рэвенсвуд внезапно вышел из комнаты и направился к конюшням. Верный слуга бросился за ним. Платье Рэвенсвуда было в беспорядке, взор блуждал, и Калеб мог убедиться, что его молодой хозяин провел эту ночь не сомкнув глаз.
