Ламмермурская невеста - Скотт Вальтер (книги без регистрации TXT) 📗

— Она его убила, — шепнул Полковник матери. — Ищите ее!

И, выхватив шпагу из ножен, он стал на пороге, громко крича, что никому, кроме пастора и доктора, не позволит войти в комнату. Бакло еще дышал; его подняли и перенесли в соседнюю опочивальню, куда собрались его друзья; встревоженные и негодующие, они горели нетерпением поскорее узнать приговор врача.

Между тем сэр Уильям, леди Эштон и прибежавшие с ними родственники обыскали брачное ложе и обшарили всю спальню, но никого не нашли, а так как в этой комнате не было второго выхода, то оставалось предположить, что Люси выбросилась в окно.

Вдруг один из искавших, случайно наклоняв свечу, заметил что-то белое в глубине большого старинного камина. Это была Люси. Она сидела или, вернее, скорчилась, поджав ноги, словно заяц, волосы ее были растрепаны, ночная рубашка разодрана и забрызгана кровью, глаза дико блестели, лицо сводила судорога.

Увидев, что ее обнаружили, она что-то быстро и невнятно забормотала, затем принялась корчить гримасы и, растопырив окровавленные пальцы, торжествующе замахала руками.

Только с помощью служанок несчастную удалось силой извлечь из ее убежища; когда же ее выводили из комнаты, она обернулась и, словно насмехаясь и торжествуя, произнесла единственные за все время членораздельные слова:

— А! Где же ваш прекрасный женишок?

Дрожащие от страха служанки отвели Люси в другую комнату, в отдаленной части замка, где ее уложили в постель и оставили под неусыпным надзором нескольких женщин, как того требовало ее состояние. Невозможно передать отчаяние родителей, ужас и смятение гостей, яростное столкновение между друзьями Бакло и приверженцами Эштонов, кипение страстей, распаленных еще не выветрившимися винными парами.

Только врачу удалось наконец водворить тишину и заставить обе стороны выслушать себя. Он объявил, что, хотя рана Бакло глубока и опасна, она не смертельна, если его оставить в покое и не трогать с места.

Это заявление положило конец неистовству друзей пострадавшего, настаивавших, чтобы его немедленно перевезли в дом кого-нибудь из них. Однако они потребовали, чтобы, ввиду случившегося, четверо из них вместе с должным количеством вооруженной челяди остались в замке для охраны раненого Полковник Эштон и сэр Уильям приняли это условие, и остальные друзья Бакло, несмотря на поздний час и темноту, тотчас покинули замок. Доктор между тем занялся мисс Эштон, чье состояние, по его мнению, было крайне серьезным. Немедленно послали за другими врачами. Всю ночь Люси металась в бреду, а к утру впала уже в полное беспамятство. Доктора объявили, что вечером наступит кризис. Действительно, к ночи больная очнулась, позволила переменить на себе белье и оправить постель. Но едва она подняла руку к шее, словно отыскивая голубую ленту, как ее охватили ужасные воспоминания, которых она не в силах была вынести. Начались судороги, и вскоре бедняжка умерла, так и не сказав ни слова о том, что произошло накануне между нею и Бакло.

На следующее утро после смерти Люси прибыл шериф и, стараясь по возможности щадить несчастное семейство, произвел расследование печального происшествия. Он не нашел никаких улик, подтверждающих всеобщее мнение, будто невеста в неожиданном припадке исступления заколола жениха на пороге спальни. Правда, в комнате нашли окровавленный кинжал — тот самый кинжал, который пропал у Генри в день свадьбы: Люси, по-видимому, сумела припрятать его накануне, когда брат показывал ей обновки, привезенные из Эдинбурга.

Друзья Бакло надеялись, что, выздоровев, он не замедлит пролить свет на эту темную историю, и настойчиво предлагали ему множество вопросов, но больной все время уклонялся от ответов, ссылаясь на слабость и недомогание. Когда же доктора объявили, что он совсем оправился, и разрешили ему перебраться в собственный дом, Бакло собрал своих близких, мужчин, равно как и женщин, считавших себя вправе рассчитывать на его откровенность, и, поблагодарив за выказанное ему участие, так же как и за предложение поддержки и помощи, сказал:

— Я хочу, чтобы вы знали, что мне нечего сообщать вам и не за что мстить. Если о событиях этой несчастной ночи меня спросит дама, я ничего ей не отвечу, но впредь буду считать, что она пожелала прекратить со мной знакомство. Если же такой вопрос задаст мне мужчина, я приму это за оскорбление и предложу ему встретиться со мной в аллее Герцога. note 49.

Такое решительное заявление не требовало дополнительных объяснений. Бакло поднялся с постели другим человеком: серьезным и благоразумным. Он отказался от услуг Крайгенгельта, щедро одарив его на прощание, так что, если бы наш бравый капитан здраво распорядился полученной суммой, он никогда не знал бы ни бедности, ни искушений.

Вскоре Бакло уехал за границу, чтобы никогда уже не возвращаться в Шотландию, и до самой своей смерти никому ни единым словом так и не обмолвился о событиях роковой ночи.

Многие читатели, пожалуй, найдут наш рассказ слишком страшным, чересчур романтическим и припишут это неистовому воображению автора, желающего угодить вкусам толпы, любящей, как известно, все ужасное, но те, кому приходилось читать семейные хроники Шотландии, несмотря на перемену имен и некоторые дополнительные подробности, узнают в нашей истории некое истинное происшествие.

Глава XXXV

Сообщив читателю о выздоровлении Бакло и его дальнейшей судьбе, мы несколько забежали вперед, чтобы затем уже не отвлекаться от событий, последовавших за погребением несчастной Люси. Эта печальная церемония совершилась на рассвете в туманный осенний день; Люси хоронили без всякой пышности, ограничившись самыми необходимыми обрядами.

Только ближайшие родственники пришли проводить тело усопшей в ту самую церковь, где всего несколько дней назад она, против своей воли, венчалась с Бакло. Простой гроб, на котором не значилось ни имени, ни числа, опустили в семейный склеп, устроенный сэром Уильямом в одном из приделов церкви, и каменная могила скрыла бренные останки той, что некогда была прелестным, кротким, невинным существом и умерла, доведенная до безумия настойчивым и безжалостным преследованием.

Пока в склепе происходил печальный обряд, три деревенские ведьмы, словно вороны, почуявшие падаль, несмотря на ранний час, уже восседали на могильной плите и по обыкновению вели между собой нечестивую беседу.

— Ну, кумушки, — сказала Эйлси Гурли, — разве я не говорила вам, что за пышной свадьбой последуют пышные похороны?

— Не вижу здесь ничего пышного, — возразила Энни Уинни. — Нет ни мяса, ни эля. Швырнули нам несколько серебряных монет — и все. Стоило плестись ради этого в такую даль. Ведь мы уж не молоденькие.

— Молчи, глупая! — ответила Эйлси. — Никакое угощение не сравнится с блаженным чувством возмездия. Всего четыре дня назад они гарцевали на холеных конях, а ныне бредут такие же понурые и приумолкшие, такими были мы в день их веселья.

Тогда на них сияло золото и серебро, а ныне они черны, как печная заслонка. А эта гордячка мисс Эштон! Она дрожала от отвращения, когда к ней приближалась честная женщина. А теперь даже жаба может квакать на крышке ее гроба, и она не в силах прогнать ее. В груди у леди Эштон

— ад. А сэр Уильям, грозящий несчастным виселицами, кострами и позорным столбом! Хотелось бы мне знать, какого он мнения о колдовстве, которым промышляют в его собственном доме?

— Говорят, дьявол стащил молодую с брачного ложа и унес в трубу, а молодому свернул голову на сторону, — прошамкала параличная старуха.