Голубой горизонт - Смит Уилбур (прочитать книгу txt) 📗
Несмотря на все усилия, полдень уже давно миновал, когда вереница запряженных мулами повозок с грузом двинулась к берегу. Продукты перегружали в шлюпки почти всю ночь, и когда закончили, уже занимался рассвет.
Вопреки опасениям Джима, ветер не усилился, волнение на море и прибой были вполне сносными, когда мулы стащили вниз по берегу тяжело нагруженные шлюпки. К тому времени как маленькая флотилия вышла в море, на востоке уже появились первые лучи солнца. Джим сидел у руля в первой шлюпке, а Мансур – за веслами.
– Что у тебя в мешке, Джим? – спросил он между гребками.
– Не спрашивай, а то совру.
Джим искоса взглянул на водонепроницаемый парусиновый мешок, лежавший у его ног. Говорил он негромко, чтобы не услышал отец. К счастью, Том Кортни, стоявший на носу, за годы, отданные охоте, столько раз стрелял из тяжелого мушкета, что слух его ослаб.
– Подарок для возлюбленной?
Мансур хитро улыбнулся в темноте, но Джим словно оглох. Стрела попала слишком близко к цели, чтобы он мог сохранять спокойствие. Он старательно упаковал в мешок кусок соленой, высушенной на солнце оленины – вездесущего билтонга капских буров, десять фунтов жестких корабельных сухарей, завернутых в ткань, складной нож и треугольный напильник, который стащил в мастерской имения, а также черепаший гребень матери и короткое письмо по-голландски на листке бумаги.
Они подошли к «Золотой чайке», и Том громко крикнул:
– Шлюпка с припасами! Прошу разрешения причалить к борту!
С корабля послышался ответный крик, и они подгребли и легко ударились о борт.
Подобрав под себя длинные ноги, Луиза Левен сидела на жесткой палубе в шумной полутьме, рассеиваемой только слабым светом фонарей для ночного боя. Плечи ее покрывало лишь очень тонкое хлопчатобумажное одеяло самого низкого качества. Орудийные порты были закрыты и забраны болтами. Охранники не хотели рисковать: берег рядом, и кое-кто из женщин мог решиться броситься в холодную зеленую воду, несмотря на риск угодить в пасть чудовищным акулам, которых привлекает многочисленная тюленья колония на острове Роббен. Когда днем женщин выводили на палубу, кок выбросил за борт полное ведро внутренностей зубана. И главный тюремщик показал женщинам треугольные плавники акул, торопившихся схватить окровавленные куски.
– Пусть ни одна грязнуля не пытается сбежать, – предупредил он.
В самом начале пути Луиза отвоевала себе место под одной из больших бронзовых пушек. Она была сильнее большинства состарившихся и изголодавшихся женщин и по необходимости научилась защищаться. Жизнь на борту походила на жизнь в стае диких животных: окружавшие ее женщины были опасны и безжалостны, как волчицы, но гораздо умнее и коварнее. С самого начала Луиза понимала, что должна раздобыть какое-нибудь оружие, поэтому оторвала медную полоску снизу орудийного лафета. Долгие ночные часы она затачивала эту полоску о ствол пушки, пока не получился обоюдоострый кинжал. Она оторвала край платья и сделала из него рукоять. И носила кинжал на поясе под платьем днем и ночью. До сих пор ей пришлось порезать только одну женщину, Недду, из Фрисландии 5, с мощными бедрами и толстым задом, с полными руками и сморщенным лицом, покрытым веснушками. Когда-то она была известной сводней, поставлявшей знатным людям продажных девок. Ее главным ремеслом была поставка детей богачам. Но она из жадности попыталась шантажировать своих клиентов.
Однажды жаркой тропической ночью, когда корабль лежал в дрейфе южнее экватора, Недда забралась на Луизу и придавила своей тяжестью. Луиза отбивалась и кричала, но никто из тюремщиков или других женщин не пришел ей на помощь. Напротив, они смеялись и подбадривали Недду:
– Покажи этой высокомерной суке!
– Ишь, как кричит! Ей это нравится!
– Давай, Недда! Засунь кулак в ее царскую дырку!
Почувствовав, что женщина толстым коленом раздвигает ей ноги, Луиза просунула руку вниз, достала кинжал и вспорола морщинистую щеку Недды. Та взревела и скатилась с нее, зажимая кровоточащую рану. Потом со стонами и всхлипываниями уползла в темноту. На следующей неделе рана воспалилась, и Недда, скорчившись, как медведица, сидела в самом темном углу нижней палубы – лицо ее раздулось вдвое, гной пропитывал грязную повязку и капал с подбородка, желтый и густой, как масло. С тех пор Недда держалась подальше от Луизы, и ее пример стал наукой для остальных женщин. Луизу оставили в покое.
Это ужасное плавание казалось Луизе вечностью. Даже во время передышки, когда «Золотая чайка» стояла на якоре в Столовом заливе, ее преследовала мысль о невероятности того, что ей пришлось пережить. Она поглубже забиралась в свое убежище под пушкой и дрожала, когда воспоминания пронзали ее, словно шипами. Женщины теснились вокруг. Их так плотно набили на нижнюю палубу, что было почти невозможно избежать прикосновений грязных тел, кишевших вшами. Во время штормов испражнения расплескивались из ведер и текли по палубе. От них промокала одежда женщин и тонкие одеяла, на которых они лежали. В короткие периоды спокойствия на море экипаж через люки пускал в трюм струи морской воды, и женщины пемзой драили доски палубы. Но все было напрасно, потому что в следующую бурю их снова покрывала грязь. На рассвете, когда открывали люки, женщины по очереди поднимались наверх и под насмешливые крики тюремщиков и моряков выливали ведра через борт.
По воскресеньям в любую погоду осужденных выгоняли наверх, их окружали стражники с заряженными мушкетами. Женщины в ножных кандалах, в рваных парусиновых платьях дрожали от холода, обхватив себя руками, их кожа синела и покрывалась зябкими мурашками, а тем временем священник Голландской реформатской церкви обличал их грехи. Когда это испытание заканчивалось, моряки развешивали на палубе парусину, загоняли за нее женщин и пускали струи морской воды из помп. Луиза и некоторые самые чистоплотные женщины раздевались и пытались смыть грязь. Парусину раздувало ветром, и укрыться за ней было почти невозможно; моряки за помпами свистели и обменивались непристойными замечаниями:
– Посмотри на титьки этой коровы!
– В эту большую волосатую гавань может войти военный корабль.
Луиза научилась прикрываться мокрым платьем; присев, она заслонялась от остальных женщин. Несколько часов чистоты стоили унижений, но как только платье высыхало и тепло тела пробуждало гнид, Луиза начинала чесаться. Своим бронзовым кинжалом она вырезала из дерева подобие гребня и каждый день часами вычесывала под орудием гнид из длинных золотистых волос и поросших волосами участков тела. Ее жалкие попытки сохранить чистоту словно подчеркивали неряшливость других женщин, и это приводило их в ярость.
– Вы только поглядите на ее проклятое высочество! Опять чешет волосню на своей дырке.
– Конечно. Она ведь лучше нас. Нешто ты не знала? Когда мы прибудем в Батавию, она выйдет замуж за губернатора.
– Пригласишь нас на венчание, прынцесса?
– Недда будет твоей подружкой. Правда, Недда?
Шрам на толстой щеке Недды перекашивался из-за улыбки, но глаза в тусклом свете фонаря были полны ненависти.
Луиза научилась не обращать на них внимания. В дымном пламени фонаря, висевшего на крюке у нее над головой, она накаляла лезвие кинжала, потом проводила им по швам своего платья, и гниды с шипением лопались. Луиза вновь протягивала лезвие к огню и, пока держала его там, смотрела в узкую щель крышки орудийного порта.
Своим кинжалом она расширила щель, и у нее появилась возможность выглядывать наружу, хотя крышка была закрыта на висячий замок. Луиза многие недели пыталась ослабить свои ножные кандалы. Сажей от лампы она натерла следы надрезов на дереве, пальцами втирая ее в древесину, чтобы скрыть дело рук своих от корабельных офицеров, которые по воскресеньям, пока осужденные на верхней палубе слушали проповедь и мылись, тщательно обыскивали орудийную палубу. Луиза всегда возвращалась на место в ужасе, что ее работу обнаружили. А когда выяснялось, что этого не произошло, ее облегчение было так велико, что она начинала плакать.
5
?Провинция на севере Голландии.