Посол Урус-Шайтана [Невольник] - Малик Владимир Кириллович (читать книги онлайн без .TXT) 📗

«Слепой! — ужаснулся Звенигора. И сразу узнал кобзаря Сома и его поводыря Яцько. — И занесло же несчастных! В самые лапы степных хищников!»

Их привели, когда отряд пленных спустился в долину.

Яцько плакал и испуганно оглядывался, как загнанный зверёк. Сом держался спокойно. Его поставили перед Али. Старик поднял седую голову — шапку он где-то потерял — и уставился на татарина страшными дырами, в которых когда-то были глаза.

Али презрительно улыбался.

— Мальчишку привяжите! Да крепче! Прыткий щенок, ещё убежит по дороге… А старика… старика отпустите. Не вести же нам его в Крым!.. Эй, старик, иди себе прочь! Слышишь?

— Спасибо тебе, — глухо промолвил Сом и шагнул неуверенно вперёд.

Но в это время, вырываясь из цепких рук татарина, закричал Яцько:

— Дедушка! Дедушка! Куда же ты? А я?..

Услыхав голос Яцько, кобзарь остановился и нащупал рукой тулуп мурзы.

— Отпусти мальчонку, добрый человек, и аллах не обойдёт тебя своей милостью. Он мал ещё… Сирота. Ты немного заработаешь на нем. Не бери греха на душу! — умолял он.

— Иди! Иди прочь, гяур! — заверещал Али и ударил старика нагайкой по голове.

Сом схватился за окровавленный лоб и рванулся в сторону. Его длинные тонкие ноги путались в бурьяне как ходули. Торба отлетала, била по спине. Глухо стонала кобза.

Али схватил лук. Наложил стрелу.

— Деда! Они хотят убить тебя! Беги быстрей! — закричал Яцько.

Али натянул тетиву. Послышался резкий короткий посвист чёрной стрелы. Кобзарь споткнулся, взмахнул руками и упал лицом в бурьян.

Татары загоготали. Один из них вытащил саблю, кинулся было к старику, чтобы прикончить, однако мурза остановил:

— Сдохнет и так! Я хорошо попал!

Он подъехал, нагнулся и выдернул стрелу из спины.

— Вонючий пёс! Разбойник! Зачем убил дедусю? Что он тебе сделал? А-а-а!.. — закричал Яцько.

Али оскалил зубы. В его узких глазах чёрным пламенем сверкнул гнев. Широкое скуластое лицо исказилось недоброй усмешкой. Он рванул коня, зло хлестнул Яцько нагайкой по голове. Мальчонка перестал кричать, втянул голову в плечи.

— Беги сюда! — крикнул Звенигора.

Яцько проворно шмыгнул в толпу пленников. Те сомкнули ряд.

Али придержал коня, мерзко выругался.

— Гяур! Собака! — прошипел отъезжая и давая знак передним трогаться.

Засвистели нагайки, зазвучали резкие гортанные выкрики. После вынужденной остановки татары ещё быстрее погнали пленных.

Яцько, дрожа всем телом, прижался к Звенигоре. Испуганно глядели светло-голубые глаза из-под белесых волос, которые нависали на лоб.

— Куда вас понесло, несчастных? — с жалостью спросил казак. — Сидели бы себе в Сечи!

— Дед Сом хотел проведать родных, — всхлипнул мальчик. — Где-то недалеко здесь живут… Вот и доходились! Дед богу душу отдал, а меня, как курчонка, схватили татары… У-у-у!..

Мальчик снова заплакал. Звенигора пытался утешить, отвлечь его мысли. Куда там! У самого в горле стоял горький комок, а на сердце давил тяжёлый камень.

…Перекоп проходили под вечер. Огромное холодное солнце катилось над равниной и кровавым светом заливало узкий перешеек. Крым! По-татарски — Кырым [17].

Звенигоре уже приходилось здесь бывать во время похода Серко в Крым, и он знал, что место это называлось «Дорогой слез», «Воротами слез», так как где бы татары ни взяли ясырь — на Правобережье или Левобережье, на Слобожанщине [18] или в Галиции, на Дону или под Москвою, — они обязательно проводили его через Перекоп. Ханская стража и мубаширы [19], которые постоянно находились в Перекопской крепости, брали за каждого пленника ясак — налог в казну. Здесь конные отряды разделялись на небольшие группки, которые растекались отсюда по всему Крыму. Здесь делили ясырь, разлучая мужей с жёнами, детей с родителями, братьев с сёстрами.

Пока пленники шли по родной земле, они ещё не сознавали полностью всей глубины несчастья, что случилось с ними, надеялись то на побег в дороге, то на неожиданное нападение казаков, то кто знает на что. Здесь теряли последнюю надежду: впереди лежала чужая страшная земля, которая, словно чудовище, пожирала ежегодно десятки тысяч людей и почти никого не возвращала назад.

Из уст в уста передавалось одно только короткое страшное слово: «Крым!» Задрожали даже мужские сердца. Пленники оглядывались назад, где в серой мглистой дали таяли родные степи, и на глаза им набегали слезы. Запричитали женщины, заплакали дети. Мужчины плакали молча. Слезы падали на сухую, истоптанную множеством ног землю, которая в течение столетий стала бесплодным солончаком. Только горькая рапа [20] порою встречалась на ней да росла удушливо-едкая полынь.

Никогда не думал Звенигора, что и ему доведётся идти по этой проклятой дороге в неволю. А вот довелось! Связанным, грязным, измученным рабом…

После Перекопа ещё целый день шли перешейком, и только под вечер Али остановил отряд на берегу большого неприветливого озера с затхлой мёртвой водой. Здесь он дал знак делить ясырь.

Поднялся страшный крик. Татары соскочили с коней и начали выстраивать рядами отдельно мужчин, женщин, детей. В лохматых коротких кожухах шерстью наружу, в бараньих и лисьих шапках малахаях, в несуразных башмаках из телячьей и лошадиной кожи, крымчаки походили на стаю волков, которые накинулись терзать свою беззащитную добычу.

Когда всех пленников выстроили, Али первым отобрал свою долю.

Он ещё в дороге присмотрелся к невольникам и взял себе самых сильных мужчин и молодых, миловидных жёнщин. Два воина неотступно стерегли трех пленниц-красавиц и Звенигору. В долю Али попал и Яцько.

Звенигора обнял мальчонку, вздрагивавшего от плача. Хотел хоть как-то утешить его и снова не смог. Что-то до боли терпкое петлёй перехватило горло. Сдерживался, чтоб и самому не уронить слезу. Яцько прижался к груди казака, притих.

На солонцеватой равнине волновалось, рыдало, билось в отчаянии и боли человеческое горе. Женщины цеплялись за мужей, вырывали из рук захватчиков своих детей. Дети тянулись к матерям, умоляли взять их с собой, вопили. Мужчины пытались порвать верёвки и сыромятные ремни, напирали на татар и тут же откатывались назад под свирепыми ударами плетей, от которых лопалась кожа. Плач, крики, стоны, проклятия смешались с руганью и угрозами. Тревожно ржали испуганные кони.

Но худшее было ещё впереди.

Когда мурза Али отделил свой ясырь, воины, тесня друг друга, начали выхватывать из рядов более сильных пленников и самых молодых пленниц. Началась такая свалка, что Али выхватил саблю и с криком бросился утихомиривать озверевших соплеменников.

— Остановитесь, дети шайтана! Заткни рот, Шариф, а не то я заткну его саблей! Всем хватит, шайтан бы вас забрал! — кричал он, бегая от группы к группе.

Его глаза дико блестели. Из-под рыжего малахая пылало гневом жирное, в чёрных оспинах лицо.

К воплям невольников добавилась ругань разбойников, готовых перегрызть друг другу горло.

— Отойди, мурза! Ты уже своё получил и не лезь к нам! — выкрикнул великан Шариф, неся в обнимку молоденькую русоволосую девочку, кричавшую и судорожно отбивавшуюся ногами. — Лучше отойди!

Он бросил девчушку на землю, наступил на неё ногой и вытащил длинную кривую саблю, всем своим видом показывая мурзе, что будет отстаивать добычу силой.

Али остановился, опустил саблю.

— Тьфу, проклятые собаки! Чтоб вас шайтан забрал! Делите сами, хоть с ума посходите!..

Он повернулся и отошёл к своей группе, не обращая внимания на гвалт и дикие вопли, раздававшиеся сзади.

А там разгорелся спор между двумя разбойниками из-за подростка, мальчика лет двенадцати. Они чуть было не разорвали его, растягивая в разные стороны. Мальчик кричал, упирался, но не мог вырваться ни от одного, ни от другого и впился зубами в руку татарина. Тот взвыл от боли, затопал ногами, вырвал руку, выхватил саблю и одним махом снёс мальчику голову.