Борель. Золото (сборник) - Петров Петр Поликарпович (читать книги регистрация txt) 📗
– Нил! Ты когда это?
– Вчера с поезда, – хмуро ответил шахтер. – А у тебя чего это образина оплыла? Крутнул, говоришь? Неладно, парень. Но не кисни. Слыхал про все дела, брат… Насобачили порядком здесь.
Гурьян повеселел. Из головы уходил хмельной дурман. Захотелось есть. Постучал в стену. Катя вбежала, шлепая белыми тапками.
– О, курортник! – и сильно тряхнула руку Бутова.
– Катюша, – взглянул на нее директор. – Инженеру Клыкову наладьте угол в квартире Перебоева… Да надо поставить к нему прислугу… Ну, понимаешь, чтобы обед носила, подметала и все прочее.
– Можно… – Катя жалостливо посмотрела на своего начальника, и от этого ему стало обидно.
– Нет ли чего перекусить? – спросил он, потирая руки.
– Можно бутерброды с икрой… Но скоро ужин… Лучше идите в столовую. – Катя повертелась, вздохнула. Нил и директор поняли, что ей хотелось поговорить об арестованных, чем-то поделиться.
Но Гурьян закрыл столы, забрал свежие газеты и телеграммы и сказал:
– Пойдем ужинать к тебе, Нил.
5
К следователю, за которым числились Вандаловская и главный механик, Гурьян с Бутовым попали на четвертые сутки. Молодой парень, с колючими серыми глазами, улыбнулся, глядя на сапоги и шаровары приискателей. Они были грязны и слишком необычны для паркетов, тем более, когда Бутов оставил на полу медвежий след подков.
Шахтер внушительно зажал в кулаке дурно разросшуюся бороду и смял нахмуренным взглядом улыбку следователя.
– Что, смешные мы, товарищ?
– Нет, почему же… Я всяких видел, сам чапаевец. И на Волге бурлачил. Курите?
– Тем наипаче…
Бутов выколотил трубку и безжалостно смял в нее дорогую папиросу.
– Скажи, за что сели наши спецы?
Следователь затянулся, отвел глаза, лоб рассекла мелкая бороздка.
– Это по улентуйскому делу?
– Да, – ответил Гурьян.
– Товарищ Нарыков?
Гурьян наклонил голову.
– По ходу нужно было сделать так, товарищ директор, – следователь пощупал глазами Гурьяна. – Есть некоторые данные, что у вас работает группа белобандитов, агентов иностранного капитала.
– Но, но, смешал золото с песком, – перебил Бутов.
– Вы так считаете? Не ошибитесь, товарищи. Вы сами же дали дело перебоевщины, а теперь взята в Москве и жена Антропова.
Но художества не прекращаются… Вопрос ясен. Взрыв котла – очередной маневр классового врага. Убийство Пинаева – тоже. Ваша знаменитая Вандаловская обучалась за границей. Она присутствует при установке агрегатов, делает вид, что живет не в ладах с перебоевщиной, толкает рудоуправление на целый ряд крупных мероприятий, завоевывает авторитет и готовит окончательный развал рудника. Она вступает для этой цели в близкие отношения кое с кем из руководителей.
Бутов рассмеялся и выколотил трубку.
– Расписал ты, как масло по сковородке размазал! – вызывающий смех шахтера озадачил следователя. – Выходит, ты отсюда больше видел, а мы там чудачки с длинными ушами, дорогой товарищ! Но не забывай, что эти чудачки двенадцать лет бились за Улентуй и пятнадцать за советскую власть, что миллионы таких чудаков везут самые тяжелые грузы для постройки социализма. А постановление нашей парторганизации как ты рассматриваешь? Финтиклюшки это?
– Верно, товарищи…
– Веришь, а зачем лягаться? Будто не знаешь, что мы за личные, как ты говоришь, отношения, за бабью юбку Улентуй не продадим. Сплетни надо в сторону.
– А если это не сплетни? Если есть данные, обличающие в участии Вандаловскую и механика Зайцева?
Гурьян грузно оперся на стол руками, как будто готовясь к прыжку.
– Значит, ты веришь им, а не нам? Тогда не их, а нас, меня первого надо поставить к стенке. Я коммунист, директор, один из первых шахтеров рудника. И так понимаю: если такой человек оказался изменником и пособником контрреволюции, то разговаривать с ним нечего… Надо начистоту, или пуля в лоб, или… И знаешь, я никаких страхов не боюсь, могу поручиться головой, что рудник будет первым, если мы доведем перестройку его до конца.
Следователь смотрел в покрывшееся бурым румянцем лицо директора. Он, видимо, вспоминал случай из боевой жизни, из своей практики. Настойчивость шахтеров нравилась ему. «Так можно отстаивать только правду», – думал он, проникаясь уважением к людям, от которых пахло крепкой таежной смолой. Он, прошедший по огненным полям битв, сердцем почувствовал шахтеров.
– Товарищ Нарыков! – Следователь взял Гурьяна за руку. – Ты не обижайся. Пойми… когда с размаху рубишь осот, то нечаянно осекаешь золотые колосья пшеницы… Но я погорячился…
Ты брось… Значит, ты ручаешься?
– Оба ручаемся. – Бутов выпрямился и сверху мигнул следователю. – Нам, чапаевец, на глаза свидетелей не надо. Когда требуется прищемить гниду, так сами стукнем. Тогда и дергай. А за этих скажет весь рудник. Ты не забывай, что тысячонки три шахтеров и восемь сотен партийцев зря брякать языками не будут.
– Чувствую, шахтер. Однако ты сильный!
– Да ничего… Попадется белая кикимора – не вырвется.
И все трое рассмеялись. Глаза следователя уже не кололи.
На моложавом его немного бледном и сухом лице расправились складки мелких морщинок. Он нажал кулаком на стол.
– Скажу откровенно, что Вандаловская и Зайцев взяты по доносу. Но Антропов отрицает виновность свою и Вандаловской. Впрочем, он признает свою оплошку только в том, что своевременно не поставил вопроса о вредительстве перед дирекцией и не порвал с женой.
– Антропов – овечка, – сплюнул Бутов. – Зря врюхался, а парень неплохой.
– Думаете?
– И думать нечего, – подтвердил Гурьян. – Я писал о нем.
Нам такие люди нужны. Антропова можно отскоблить.
– Так… – У следователя с папиросы упал пепел, он смахнул его и широко открыл глаза. – А как вы смотрите на инженера Клыкова?
Гурьян и Нил переглянулись.
– У меня веры в такого человека и раньше не бывало, но к воздуху пуговицу не пришьешь, – ответил Бутов.
– А вдруг пришьется… – загадочно улыбнулся следователь. Гурьян хмуро смотрел в стол и морщился. Ему хотелось возразить, но в памяти встали факты столкновения с Клыковым, и у директора снова пробудилось жалящее подозрение.
6
Двухэтажные корпуса механического завода заняли два больших квартала и глаголем повернули от города к лесистым, подернутым темной синевой, взгорьям. Механический завод – сын первой пятилетки, гордость золотой промышленности СССР. От городских построек корпуса завода отгородились крепостью красных стен, глазастым светом частых окон. Посредине квартала в окружении тополей – Дом культуры и отдыха, построенный ударной лавой металлистов. Дом превзошел красотой стили отшумевших веков, отверг дикие вкусы торговых мещан сибирского капитализма.
После продолжительных разговоров Гурьян увлек Степанова на завод. Мимо часового и пыхтящих навстречу грузовиков они прошли в заводской двор. Впереди, докуда хватал глаз, пересекали коридоры, копошились около станков люди, пели шкивы с трансмиссиями и визжало железо. От станков летела, поблескивая, серебристая стружка. Далекие отголоски базара, шумной пристани и вокзала улавливало здесь ухо шахтеров.
По пути Степанов спорил с Гурьяном. Директор треста видел шире и думал не об одном только Улентуе, и они не могли сговориться.
– Две драги для Колымы, – отрывисто доказывал Степанов. – Только подумай, меня завалила телеграммами Москва. Две драги по-ударному должны быть сделаны к первому августа. Колыма у нас первая восходящая звезда по всей системе. По ускорению выпуска драг у нас работает бригада краевой газеты, писатели строполят стихи, художники плакаты малюют, десяток крупных партработников сюда откомандированы, а ты со своим Улентуем.
– Но ты и Улентуй не бери голой рукой. Закрутит у нас «американка», тогда и посмотрим еще: Колыма или Улентуй будет наверху.
– Ты еще белыми нитками не сшил своего строительства, а мечтаешь о золотых горах. По-настоящему рассудить, так ты делаешь преступление, останавливая работу шахт в летнее время. Говори спасибо, что все сошло тебе безнаказанно. Мы подумывали снять тебя с работы.
