Изгнанник. Каприз Олмейера - Конрад Джозеф (читать книги бесплатно полностью txt, fb2) 📗
Предложение спрятаться Дэйн принял с таким видом, будто делал Лакамбе одолжение, но на совет скрыться немедля ответил решительным отказом, многозначительно поглядев Бабалачи в единственный глаз. Тот вздохнул с видом человека, принимающего неизбежное, и вопросительно указал на противоположный берег. Дэйн медленно кивнул.
– Да, я туда.
– Не дожидаясь рассвета?
– Прямо сейчас, – упрямо заявил Дэйн. – Скорее всего, оранг-бланда не доберутся сюда до завтрашнего вечера, а мне нужно предупредить Олмейера о нашем плане.
– Нет, туан, нет, ничего не говори, – запротестовал Бабалачи. – Я сам появлюсь там утром и все расскажу.
– Посмотрим, – ответил Дэйн, собираясь уходить.
Снаружи снова взъярилась гроза, над домом ползли тяжелые тучи.
За дальним ворчанием грома следовали более близкие и короткие удары, синеватые молнии беспрерывно высвечивали реку и лес, их неровный дрожащий свет подчеркивал каждую деталь, как это обычно бывает в такую погоду. Дэйн и Бабалачи вышли на веранду и остановились, ошеломленные неистовством шторма. Слуги и рабы Лакамбы скорчились в попытке найти укрытие от дождя, но Дэйн громким голосом позвал своих гребцов, которые отвечали ему: «Да, туан!», – встревоженно поглядывая на реку.
– Большой потоп! – закричал Бабалачи в ухо Дэйну. – Река бушует! Смотри! Смотри, как кидает бревна! Разве можно туда лезть?
Дэйн с сомнением глянул на бурлящий и пенящийся поток, ограниченный где-то вдали полоской леса на той стороне. Внезапно яркая вспышка высветила низкий участок берега со склоненными деревьями, мелькнул и тут же исчез дом Олмейера. Дэйн оттолкнул Бабалачи и бросился к затвору, а за ним его дрожащие матросы.
Бабалачи медленно вернулся в дом, закрыл дверь и посмотрел на Лакамбу. Раджа сидел неподвижно, уставившись в стол, а Бабалачи с любопытством разглядывал озадаченного господина, которому служил в горе и радости вот уже много лет. Нет сомнений, что одноглазый советник в глубине своей дремучей и на редкость извилистой души вдруг ощутил неожиданное сочувствие, если не жалость, к человеку, которого звал хозяином. С безопасной позиции личного советника, с вершины прошедших лет, он мог разглядеть самого себя – бывшего головореза, нашедшего приют под этой крышей с первых шагов, с расчистки леса под рисовые поля. Потом шел долгий период сплошных успехов, мудрых советов и сложных заговоров, воплощаемых в жизнь бесстрашным Лакамбой до тех пор, пока все восточное побережье, от Пулау-Лаута до Танджонг-Бату, не привыкло внимать мудрости Бабалачи через уста правителя Самбира. Сколько минуло опасностей, сколько встречено врагов, скольким белым он заморочил головы за эти годы! И вот теперь Бабалачи глядит на результат своих прилежных трудов: неустрашимый Лакамба в испуге перед грозящей ему опасностью. Правитель стареет, да и он – у Бабалачи так неприятно засосало в животе, что он схватился за него обеими руками, – тоже. Время безрассудной дерзости прошло для обоих, и теперь их спасет лишь расчетливая хитрость. Они жаждут мира, они готовы меняться, готовы даже поступиться чем-то, чтобы отогнать тяжелые дни, если их вообще можно отогнать. Бабалачи вздохнул второй раз за эту ночь, усаживаясь у ног хозяина, и в знак немого сочувствия протянул ему коробочку бетеля. И челюсти их беззвучно задвигались в слаженном ритме, оба чинно сплевывали в медную плевательницу, которую передавали друг другу из рук в руки, да вслушивались в жуткий вой бушующей снаружи грозы.
– Страшное наводнение, – уныло сказал Бабалачи.
– Да, – согласился Лакамба. – Дэйн все-таки ушел?
– Ушел, туан. Кинулся к реке, как будто в него сам шайтан вселился.
– Он может утонуть, – после длинной паузы со слабым интересом предположил Лакамба.
– Бревен несет много, – поддержал Бабалачи и вяло добавил: – Но Дэйн – хороший пловец.
– Нельзя, чтобы он погиб. Он знает, где сокровища, – заметил Лакамба.
Бабалачи саркастически хрюкнул. Попытки раскрыть секрет белого капитана и пронюхать, где лежит золото, оказались слабым местом советника Самбира, единственным провалом его в целом блестящей карьеры.
Буйство грозы сменилось безмятежной тишиной. Лишь запоздалые облака, догонявшие тучу, уже беззвучно сверкавшую где-то вдали, брызгали мелким дождем, мирно стучащим по крыше из банановых листьев.
Лакамба стряхнул апатию с видом человека, наконец-то овладевшего ситуацией.
– Бабалачи! – воскликнул он, слегка пихнув советника.
– Да, туан! Слушаю!
– Если голландцы заберут Олмейера в Батавию, чтобы судить за контрабанду пороха, что он сделает?
– Не знаю, туан.
– Ну и дурак! – оживленно отозвался раджа. – Он расскажет им, где сокровища, чтобы они его помиловали. Точно расскажет!
Бабалачи с изумлением посмотрел на хозяина и озадаченно кивнул. Об этом он до сих пор не думал. Очередная проблема.
– Олмейер должен умереть, – решительно продолжал Лакамба. – Чтобы не выдать секрета. И умереть тихо, Бабалачи. Как ты умеешь.
Бабалачи, не протестуя, поднялся на ноги:
– Завтра?
– Да, до того, как явятся голландцы. Он пьет много кофе, – с кажущейся нелогичностью добавил раджа.
Бабалачи зевнул, потянулся, но Лакамба, осознав, какую запутанную проблему сейчас решил совершенно самостоятельно, наоборот, пришел в возбуждение.
– Бабалачи, – скомандовал он усталому советнику, – тащи-ка музыкальный ящик, подарок белого капитана. Мне все равно не уснуть.
Лицо Бабалачи выразило глубокое уныние. Он нехотя уполз за штору, вернулся с небольшой шарманкой и с гримасой глубокого отвращения поставил ее на стол. Лакамба поудобнее устроился в кресле и пробормотал, смеживая веки:
– Крути, Бабалачи, крути.
Бабалачи со всей силой отчаяния ухватился за ручку и завертел. Мрачность его сменилась безысходной покорностью. Через открытые заслонки звуки музыки Верди летели над затихшими рекой и лесом. Лакамба слушал – с закрытыми глазами и довольной улыбкой; Бабалачи крутил, время от времени задремывая и покачиваясь, а затем, испуганно встрепенувшись, с удвоенной скоростью. Природа спала, приходя в себя после жестокого урагана, пока под неверной рукой советника Самбира трубадур надрывно плакал, стонал и прощался со своей Леонорой – снова и снова, в надрывном кругу бесконечных повторов.
Глава 7
После штормовой ночи яркое солнце безмятежного погожего утра залило главную дорогу поселка, протянувшегося от нижней пристани на притоке Пантая до жилища Абдуллы. Нынешним утром она была пуста, и лежала – грязно-желтая, утоптанная множеством босых ног, – между рощицами пальм. Их высокие стволы бросали полосатые тени на дорогу, а густые макушки – еще дальше: на крыши прибрежных домов и даже на реку, легко и стремительно текущую мимо опустевших хижин. Ибо хижины опустели. На узкой полоске примятой травы между их дверями и дорогой тлели брошенные очаги, и тонкие струйки дыма в прохладном воздухе смешивались в легкую дымку над залитым светом, обезлюдевшим поселком.
Вылезший из гамака Олмейер сонно глазел на непривычно пустой Самбир, вяло гадая, куда же все подевались. В его собственном доме стояла тишина: ни голоса жены, ни шагов Нины в выходившей на веранду большой комнате, которую он в компании белых – желая изобразить, что по-прежнему пользуется всеми благами цивилизации, – величал гостиной. Там, однако, ни разу никто не гостил, потому что когда-то миссис Олмейер в припадке варварской хозяйственности порвала шторы на саронги для служанок и спалила изящную мебель в очаге, где готовился рис. Но сейчас мысли Олмейера были не о мебели. Он размышлял о возвращении Дэйна, о его ночной встрече с Лакамбой, о ее возможном влиянии на так долго зревшие планы, готовые воплотиться в жизнь. Тревожило, что Дэйн, обещавший явиться рано утром, так до сих пор и не пришел. «У парня было полно времени, чтобы переплыть реку, – думал Олмейер. – Ведь столько еще нужно сделать: уточнить детали завтрашнего отхода, спустить лодки, доделать тысячу и одну мелочь, чтобы экспедиция двинулась в путь без сучка без задоринки. Ничего не забыть, ничего не…».
