Викинги. Ирландская сага - Нельсон Джеймс Л. (книги .TXT) 📗
— Я пришел сюда так скоро, как только позволяли приличия, — продолжал Онольф, прерывая размышления Торгрима, — но, честно говоря, и представить себе не мог, что вы лишитесь всей армии уже через полдня после прибытия!
— Ты недооцениваешь способности Арнбьерна Белозубого творить глупости.
— Все может быть. Но, полагаю, часть проблемы находится вон там. — И он кивнул своей бородищей в сторону Бри- гит, которая скромно сидела на бочонке с элем.
Харальд, извинившись, присоединился к ней. Торгрим и Орнольф видели, как он о чем-то оживленно заговорил с девушкой, а она, в свою очередь, сделала вид, будто внимательно слушает его.
— Харальд, — продолжал Орнольф, — думает той же частью своего тела, что и остальные молодые люди, и это — не голова.
— Тут ты прав, никаких сомнений. Но принцесса, судя по всему, ухитрилась околдовать и Арнбьерна. Это ведь она уговорила его отправиться в набег на Тару, а не Харальд. Видел бы ты его, пока мы шли вдоль побережья. Временами мне казалось, что он изнасилует ее прямо на палубе.
При этих его словах Орнольф громко расхохотался. Отсмеявшись, он повернулся к Торгриму и моментально посерьезнел.
— Ну и что мы теперь будем делать? Считая моих людей, тех, кого вы оставили охранять корабли, и тех, кого ты вывел из-под Тары, у нас наберется около девяноста человек.
— Не думаю, что в Таре найдется больше воинов, а если и найдется, то ненамного, — отозвался Торгрим. — Мы можем устроить им хорошую взбучку, если они выйдут за стены и дадут нам бой.
— Ты думаешь, они выйдут нам навстречу?
— Нет. Зачем им это нужно?
Орнольф согласно кивнул. Действительно, зачем? Морриган наголову разбила всю армию викингов, не потеряв при этом ни одного человека. Так к чему ей рисковать сейчас, выходить за стены крепости и давать бой врагу в чистом поле?
Но что бы ни собирался заявить в ответ Орнольф, его реплику заглушил шум перебранки, разразившейся поблизости. Оба мужчины резко обернулись. Бригит уже вскочила и теперь обращалась к Харальду резким и недовольным тоном, подчеркивая каждое слово взмахом руки. Юноша выглядел растерянным. Отчасти причиной тому была ее ирландская скороговорка, но главным образом его смутила ее неожиданная и бурная вспышка ярости. А еще он выглядел изрядно напуганным.
— Ха! — вскричал Орнольф. — Мальчик совершенно не разбирается в женщинах! Ты только взгляни на него! Она устроила ему хорошенькую головомойку, а он даже не представляет, как себя вести. Неужели он забыл, как часто видел свою стервозную бабку в бешенстве, и то, каким образом я утихомиривал ее, будучи настоящим мужчиной?
— Ты утихомиривал ее также, как белка утихомиривает собаку, улепетывая к ближайшему дереву во всю прыть своих волосатых лап.
— Женщинам нравятся мои волосатые ноги. Завидев их, они падают в обморок, — парировал Орнольф, не сводя при этом глаз с молодой пары.
Харальд встал и съежился, словно побитый пес, а потом вместе с Бригит подошел к тому месту, где сидели Торгрим и Орнольф. Или, точнее говоря, это Бригит решительным шагом подошла к ним, а Харальд покорно поплелся за нею.
— Отец, дедушка, — начал было Харальд. — Бригит хочет задать вопрос…
Торгрим улыбнулся. Он ничего не мог с собой поделать. Бригит, кажется, давно уже перешла ту грань, когда еще можно задавать вопросы. Орнольф, тоже будучи не в силах сдержаться, согнулся пополам от смеха.
— Вопрос? — проревел он. — Да она выглядит так, словно у нее он не один вопрос, а добрая дюжина! Она выглядит так, словно ей загнали шило в задницу!
Торгрим не выдержал и коротко рассмеялся. Харальд смешался и покраснел. Бригит, не понимая смысла слов, но догадываясь, что стала мишенью шуточек Орнольфа, разъярилась окончательно.
— Дедушка, прошу тебя, — взмолился Харальд. — От этого зависит жизнь Бригит! Она хочет знать, что вы собираетесь делать дальше.
— Да, кстати, Орнольф, — подхватил Торгрим, — что ты намерен делать дальше?
— Я? Я пришел сюда, чтобы помочь, чем смогу, а не спасать весь этот чертов сброд Арнбьерна или отвоевывать ей трон. Скажи ей, что она совершила большую ошибку, когда выбрала себе этого идиота Белозубого в качестве мальчика на побегушках.
Харальд, запинаясь и с трудом подбирая слова, перевел ей ответ Орнольфа. Бригит слушала его, скрестив руки на груди и презрительно щурясь. Когда же она ответила, то голос ее прозвучал отрывисто, грубо и куда громче, чем требовалось для того, чтобы Харальд, стоявший от нее в двух шагах, расслышал ее слова. Пару раз юноша переспросил, очевидно, что-то уточняя — так, во всяком случае, показалось Торгриму, — и когда Бригит заговорила вновь, медленно и коротко, рублеными фразами, то в тоне ее прозвучала настоящая угроза.
— Э-э… принцесса Бригит говорит, что Арнбьерн оказался круглым дураком, и… она сказала… по-моему… что она сглупила, позволив ему оставить ее здесь. Она… э-э… требует, чтобы мы вновь выступили к Таре, и на этот раз она… Если я правильно понял, она говорит, что сама… возглавит поход. Да.
При этих его словах всю веселость Орнольфа как рукой сняло. Он встал и медленно обернулся к девушке, и лицо его было чернее тучи.
— Говоришь, она требует? — сказал он. — Так-таки требует? Передай этой маленькой ирландской сучке, что она не вправе требовать ничего, даже самой малости! Мы не нанимались к ней в услужение, и если сочтем нужным, то отплывем тотчас, бросив ее здесь одну на съедение волкам! — Он обращался к Харальду, но смотрел при этом на Бригит, вперив в нее толстый, как сосиска, палец.
Но Бригит ничуть не устрашилась. Она уперла сжатые кулачки в бока, подалась к Орнольфу, так что лица их едва не соприкоснулись, и вновь скороговоркой выдала какую-то тираду по-ирландски. Если слова ее и не были оскорблением или площадной бранью, то прозвучали они, во всяком случае, именно так. Харальд, пытаясь уловить смысл, смешался окончательно и с каждой секундой выглядел все растеряннее.
— Она отдает себе отчет в том, — начал Харальд и на всякий случай встал между ними, — что эти люди — твои и что ты можешь повелевать ими по своему усмотрению…
Тут Торгрим перебил его.
— Я уверен, что она — воплощенное благоразумие, как и твой дед, — сказал он, после чего, ухватив Орнольфа под массивный локоть, чуть ли не силой отвел его в сторонку от взбешенной ирландской принцессы.
— Послушай, Орнольф, — сказал он, когда они отошли достаточно далеко, чтобы их нельзя было подслушать. — Совершенно очевидно, что ни тебя, ни меня, и никого другого, кроме Харальда, не волнует, будет ли маленькая принцесса восседать на троне Тары. Полагаю, в самом скором времени он обнаружит, что она обожает его куда меньше, нежели он думает. — Торгрим решил было рассказать Орнольфу о том, что Бригит носит под сердцем ребенка Харальда, но потом передумал. Это лишь усложнило бы дело. Кроме того, он и сам не до конца в это верил. — Однако же те, кто отплыл с нами, угодили в плен к ирландцам. Некоторые из них — наши соотечественники. И мы должны хотя бы попытаться сделать для них что-либо. Если ты преуспеешь, то они окажутся в долгу перед тобой.
Орнольф нахмурился и ничего не сказал, поэтому Торгрим решил прибегнуть к своему самому вескому аргументу:
— Если Бригит вернет себе трон или мы захватим Тару, пусть даже всего на несколько часов, то добыча нам достанется такая, какой мы еще никогда не видывали в этой всеми богами забытой стране.
При этих его словах Орнольф просветлел, и гнев его угас.
— Разумеется, мы можем воспользоваться маленькой принцессой к своей выгоде, — протянул он, медленно выговаривая слова и явно прикидывая варианты, — и, быть может, даже заставим этого болвана Арнбьерна заплатить нам выкуп. Итак, решено: мы выступаем к Таре и посмотрим, какой ущерб можем ей нанести!
Но энтузиазм Орнольфа, однако, отнюдь не воплотился в немедленные действия. Он уже столько съел и выпил сегодня, что без промедления двинуться к столице маршем они никак не могли. Собственно говоря, по мере того, как день клонился к вечеру, создавалось впечатление, что норманны расположились здесь надолго. На берегу разбили палатки, выкопали новые ямы для костров и прикатили бревна для сидения в разрастающийся лагерь. Над поляной повис дым, к которому примешивались ароматы жареного мяса и крепкой выпивки. Повсюду раздавались смех и лязг оружия, которое складывали в пирамиды, и все это придавало берегу реки вид обживаемого бивуака.
