Становой хребет - Сергеев Юрий Васильевич (прочитать книгу .TXT) 📗
4
К добру ли, к худу ли, но Егор Быков пришёл по своей воле к шумливому прииску. Пропасть людей мошкарой кипела по долинам ручья и реки, стучали топоры, горели костры, и тайга медленно отступала к сопкам.
Её оттесняли рубленые дома, конторы, золотоскупки, магазины, частные лавки, харчевни, общие бараки…
С краю неба хмурились грозовые тучи. Не страшась их сердитого рокота слепящее солнце обжаривало всё вокруг. Духота стояла неимоверная, как и всегда бывает перед летним дождём. Егор вытер рукавом взмокший лоб, устало присел на горячий от солнца валун.
Десятки бабочек самой причудливой окраски порхали в разжиженном от зноя воздухе, кучками сидели в мокрых бочажинах. Русло ключа Незаметный было чудовищно разворочено, и Быкова охватила тревожная радость новизны.
Не искал Егор манны небесной в этих краях, лишь горячо желал остаться, жить своим трудом, позабыть напрочь о чужбине. Неведомо где бродяжничал Игнатий Парфёнов, и Быков надеялся отыскать его, дабы снова обрести мудрого советчика в быстрине жизни.
Измученный неопределённостью своего существования, непокоем и странствиями, он жаждал утешения и крепкой духовной опоры. Только бы не отвергли его эти люди и дозволили быть с ними рядом.
Егор жадно припал губами к светлому ручейку, струящемуся из-под валуна, и поднялся на ноги. Попутчики уже сгинули, только Артур Калмас ещё маячил впереди. Егор догнал инженера у крайнего барака. Калмас весело улыбнулся ему и обнадёживающе подмигнул:
— Ну что, парень, пойдём определяться на постой да на работу.
— Примут ли? — нахмурился Егор.
— Я поручусь за тебя, — уверенно заключил Калмас, — по всем статьям ты наш товарищ, гнильё бы я давно почуял. Покажешь себя на работе. Пошли!
Косматая туча низко навалилась отвисшим брюхом, закрыла всё небо, и сразу потемнело. Свежий ветер рванул пыль, хрястнул над головой гром, и пошёл чесать ливень. Взбесившиеся молнии ослепляли, коряво пластались, иссекая насмерть что-то им ненавистное на земле, грешное перед небом.
Дьявольский треск и грохот лупцевал по ушам, вгоняя в суеверный страх. Егор и Калмас шмыгнули в первый попавшийся барак, до нитки мокрые, но почему-то обрадованные неласковой встречей на новом месте.
Гром ярился недолго. Зашелестел тихоструйный дождь. Отпарно заклубился улочкой туман, глуша бульканье и шум скоротечных ручьёв.
В бараке гоняла лодыря загодя схоронившаяся от ливня артель. Лебёдушкой плавала у длинного стола из плах рыхлая и дородная мамка лет пятидесяти, разливала из общего котла пахучие щи с мясом по разномастным чашкам и котелкам.
Невзрачный с виду старик восседал во главе стола, почёсывал пятернёй худую, обросшую седым волосьём грудь и изучающе присматривался к двум заскочившим незнакомцам.
Старатели, обляпанные грязью, усталые и немногословные, торопливо работали ложками, подставляя ломти хлеба к бородам. У Егора уркнул живот.
Быков отвернулся, ковыряя ногтём мох в пазу меж брёвен. Дождь всё не унимался, в открытую дверь наносило свежим духом сырой травы, где-то за сопками ещё постанывал гром. Наконец, дедок смилостивился.
— Дунька! Пущай приблудные садятся, иль мы бедные? — повернулся он к мамке, видно было, что доводится она старшинке женой.
Баба ничего не ответила, только усмешливо поджала губы из-за явной причуды старика, положила напротив свободных мест две щедрые краюхи хлеба и налила щей.
— Проходите, господари, дождик нескоро угомонится, а жить надо. Обедайте с нами.
Калмас и Егор отказываться не стали, сели за стол, после крепкого чая мужики разлеглись на нарах, задымили едкой махрой и потёк обыденный разговор.
У старшинки оказалось прозвище — Моисей, видать посягал когда-то на роль пророка и выделялся религиозностью, если судить по тому, как дедок истово перекрестился после обеда на икону в тёмном углу барака.
Калмас тоже закурил, угостил новых знакомых хорошим трубочным табачком и спросил у «пророка», удачно ли робят артельщики на деляне. Моисей лукаво разлыбился, сморщил иссохшее личико и картаво зажурчал:
— Куда как слабо… хальнину всю до нас изъяли, теперича пески не шибко радуют. Дуроломим, а прибытку едва выпадает на харчи. Думку держим обчеством — приударить в новые места, где ишо муха не сидела, — все старатели одобрительно закивали головами и наперебой тяжело завздыхали, — вона наломаешься за день, рук не чуешь, а хальнина не даётся.
Выбрали тут за два года весь смак. Так-то. Колупаемся без толку. То ли на шахты податься, там на хозяйских работах от тресту хучь твёрдый заработок идёт, — косматый и худой, старик походил на сказочного лешего с рукамикореньями.
— Да-а. Золото с кондачка не взять, — поддержал разговор Калмас, — надо переходить на машинную добычу. Скоро привезут сюда драги, они дочиста промоют всё подряд.
— Экий ты дурень, мил человек! — недоверчиво покачал головой Моисей. — Как же ты их сюда припрёшь, драги-то? Ить в них тыщи пудов железа, а тут и харчей не успевают досыта возить. Не-е!
Драги я знаю по Бодайбо, ишо на Миллеровской драге робил, сюда они не скоро явятся. Будя куражиться над нами, агитировать попусту. Занятно глянуть, как ты их будешь тащить через хляби Господни, где и коню не пролезть миром.
— Притя-янем, дед, — не унимался инженер, — не далее, как через год будет тут работать первая драга. Давай поспорим?
— Не-а! Всё одно проспоришь. Заупрямился ты, чужак, ляпаешь языком зря, иль ум потерял. Я ить не карнах какой, почитай, всю жисть на приисках ошиваюсь. Не одуришь. Во, ловкач! Драга — дело не шутейное, я их сам строил и видал, сколь колготы с эдакой махиной.
— Правильно, не шутейное, а раз доводилось строить, то ты для нас незаменимый кадр. К примеру, если твоей артельке по договору посулить хороший заработок, взялся бы ты рубить понтон и собрать драгу?
— Ты чё, взаправду, што ль? — совсем поразился дед.
— А зачем мне зря болтать, дело говорю. Для этого сюда и послан из самой Москвы.
— Хм. Чё не взяться, особливо зимой, работка привычная. Отстругивай рубли топориком от бревна, мило дело. Мыть пески на морозах таких несподручно, с водой худо будет. Взялись бы, коль заплатишь густо.
— Хорошо, буду иметь в виду твою артель.
— Видали пустомелю, — опять засмеялся Моисей, обращаясь к своим дружкам, — драгу надумал пускать, а тут гвоздя не сыщешь днём с огнём, кайлушку в запас не добудешь.
— Особо не гневись, дед, — насупился инженер, — лучше приглядывай хороший строевой лес на распил для понтона, как землю морозцем схватит, привезём из Укулана лесопилку с паровым приводом, локомобиль-электростанцию для освещения, тогда посмотрим, кто пустомеля.
— Занятно баешь, ну так, поглядим! Пошли, ребятки, дождик выдохся и сказок наслухались вдосталь, надо теперь без роздыху вкалывать. Не то драга придёт и всё загребёт, хе-хе…
Было видно, что никто всерьёз не поверил инженеру. Мужики снисходительно залыбились, облачились в рабочую одежду и обувку, и пошлёпали по грязи к недалёкой деляне, подёрнутой водой.
Егор с Калмасом тронулись в другую сторону к конторе треста. Над ней полоскалось сырое полотнище алого флага.
В конторе пахло стружкой и свежей краской, суетливо бегали люди с бумажками в руках, несколько приискателей сидело на корточках вдоль стены в ожидании решения своих нужд.
Калмас уверенно отыскать кабинет главного инженера треста, без стука скрылся за дверью, попросив Егора побыть в коридоре. Находился Артур там недолго, вышел чем-то озабоченный и хмуро обронил:
— Как попал на это место старорежимный махровый бюрократ? Ну, ничего, идём к секретарю окружкома партии Якушеву. С него и надо было начинать.
Егор пошёл следом за инженером. Якушева встретили в коридоре соседнего здания, он что-то горячо доказывал глыбастому мужику в просторной сатиновой рубахе, стоящему спиной к вошедшим. У Егора ёкнуло сердце, и, в подтверждение радостной догадки, узнал он знакомый бас.
