Шевалье де Сент-Эрмин. Том 1 - Дюма Александр (книги .txt) 📗

В Париж французским войскам поступили три пасквиля в форме посланий. Пришли они из штаб-квартиры в Ренне, то есть от Бернадота. В пасквилях на все лады склонялся корсиканский тиран, узурпатор, дезертир и убийца Клебера [100], ибо к тому моменту весть о смерти Клебера дошла до Франции. Это убийство тут же, невзирая на совершеннейшее неправдоподобие такой версии, приписали тому, кому половина страны приписывала все хорошее, а другая — все плохое, что происходило даже за ее пределами. От этих кровавых обвинений пасквили переходили к саркастическим издевательствам над капуцинадами Бонапарта и завершались призывом к восстанию и истреблению до последнего всех корсиканских пришельцев.

Эти пасквили были по почте посланы генералам, командирам армейских подразделений и военным комиссарам. Но все они попали в руки Фуше, кроме одного, который был переправлен дилижансом из Ренна в Париж в корзине с маслом и дошел до гражданина Рапателя, адъютанта генерала Моро.

В тот день, когда Бонапарт вызвал Фуше, чтобы вместе с ним отделить врагов от своих, тот как раз собирался в Тюильри с доказательствами готовящегося заговора.

При первых же словах Бонапарта Фуше понял, что приехал вовремя и не зря захватил с собой по экземпляру каждого из трех пасквилей. Он знал, что Рапатель получил целую кипу памфлетов. Это означало, что Моро если и не участвовал в заговоре, то наверняка знал о том, что взрывоопасные документы распространяются по всей армии.

Все это происходило в то время, когда Бонапарт, награждая особо отличившихся военных, вручал им почетные сабли и почетные ружья, подготавливая тем самым создание своего Ордена почетного легиона [101].

Моро под влиянием своей жены и тещи, поссорившихся с Жозефиной и навсегда возненавидевших ее, высмеивал эти награды. Фуше рассказал Бонапарту, как после обильного и превосходно приготовленного званого обеда повару Моро вручили почетную кастрюлю, а после охоты на кабана собака, проявившая самую настоящую отвагу, о чем свидетельствовали три раны, нанесенные ей клыками вепря, получила почетный ошейник.

Бонапарт бы крайне чувствителен к подобного рода нападкам, тем более что их количество удваивало их качество. Он потребовал, чтобы Фуше немедленно отправился к Моро за объяснениями. Но Моро лишь посмеялся над посланником и весьма легкомысленно отозвался о заговоре «горшка с маслом». Кроме того, он сказал, что раз Бонапарт как глава правительства выдает в армии почетные сабли и ружья, то он, Моро, имеет полное право у себя дома раздавать почетные кастрюли и ошейники.

Фуше был возмущен в той степени, в какой его можно было возмутить.

Ожидая доклада своего министра — правда, Фуше являлся министром только для него одного, — Бонапарт кипел от ярости.

— Моро — единственный, после меня, стоящий человек в этой стране. Франция не должна страдать от наших разногласий. Если бы я был на его месте, а он — на моем, я бы пошел к нему в первые адъютанты. Если, конечно, он способен править!.. Бедная Франция!.. Что ж, ладно! Пусть завтра в четыре утра он явится в Булонский лес, и пусть наши сабли разберутся, я буду ждать. Не вздумайте нарушить мой приказ, Фуше, передайте все слово в слово.

Бонапарт ждал до полуночи. Фуше вернулся ровно в двенадцать. На этот раз Моро был более покладист: он обещал на рассвете приехать в Тюильри, где уже давно не бывал.

Бонапарт, настроенный Фуше, принял его со всем возможным радушием, угостил завтраком, а на прощание подарил пару великолепных пистолетов, украшенных бриллиантами.

— Я хотел выгравировать на этом оружии ваши победы, генерал, но места не хватило, — прибавил Бонапарт.

Они пожали друг другу руки, но в душе каждый остался при своем.

Не разрешив, но несколько смягчив ситуацию с этой стороны, Бонапарт тут же с головой окунулся в новые проекты. Прежде всего он послал полковника Лакюэ проверить порты Фландрии и Голландии, чтобы изучить их со всех точек зрения: размер, протяженность береговой линии, население, материальную базу. Полковнику надо было выяснить численность всех каботажных и рыболовецких судов от Гавра до Текселя. Для этого он направил офицеров в Сен-Мало, Гранвиль и Брест. Корабельных инженеров попросили представить модели плоскодонных судов, способных перевозить большие пушки. Все леса в окрестностях Ла-Манша были проинспектированы, чтобы выяснить, сколько там древесины, пригодной для строительства военной флотилии. Зная, что англичане торгуют лесом на юге Европы, он направил туда своих агентов, чтобы перекупить этот так необходимый стране товар.

Сигналом к началу враждебных действий должна была послужить мгновенная оккупация Португалии и залива Таранто.

Намерения Англии были столь очевидны, что не было ни одного человека, даже в стане самых ярых врагов первого консула, который осудил бы Бонапарта за этот разрыв. Францию давно уже тяготило сознание отсталости ее флота, но столь же велико было убеждение, что если бы стране достало времени и средств для строительства необходимого количества судов, то с Англией можно было бы расправиться на море так же, как на суше, и покончить, наконец, с ее господством.

Как только пена плоскодонных судов была выяснена, надо было решить, кто даст первому консулу деньги. Первым отозвался департамент Луаре: он обязался собрать триста тысяч франков. На эту сумму можно было построить и вооружить один фрегат с тридцатью пушками. Дальше речь шла уже о том, кто последует доброму примеру луарцев. Такие маленькие города, как Кутанс, Верней, Лувье, Валонь, Фуа, Верден и Муассак, предоставили корабли стоимостью, от восьми до двадцати тысяч франков.

Париж, на гербе которого красуется кораблик, проголосовал за судно со ста двадцатью пушками, Лион — со ста, Бордо — с восьмьюдесятью, Марсель — с шестьюдесятью четырьмя. Департамент Жиронд собрал по подписке один миллион шестьсот тысяч франков. И, наконец, Итальянская республика выделила первому консулу четыре миллиона франков на строительство фрегата «Президент» и фрегата «Итальянская республика».

Бонапарт был так поглощен этими приготовлениями и внешними проблемами, что забыл о проблемах внутренних. Тем временем Савари получил письмо от бывшего вождя вандейцев, которому оказал несколько услуг. В прошлом этот человек с оружием в руках воевал против революции, теперь же мечтал только о том, чтобы спокойно жить на своей земле. Он предупреждал Савари, что к нему явился отряд вооруженных людей, которые призвали его к безумствам, от которых он искренне отказался после 18 брюмера. Чтобы сохранить верность слову, которое он дал тогда властям, и оградить себя от последствий этого визита, он поспешил сообщить о нем и обещал прибыть в Париж сразу же после сбора винограда и рассказать подробнее.

Савари знал, что первый консул любил знать о событиях заранее, тонким и проницательным умом в мельчайших фактах улавливая самые потайные намерения. Прочитав письмо, Бонапарт задумался, но меньше чем через четверть часа уже отдавал приказ:

— Господин Савари, поезжайте и проведите несколько дней у вашего друга. Вы должны изучить Вандею и попытаться понять, что там готовится.

Савари инкогнито выехал в тот же день. Прибыв на место, он счел ситуацию настолько серьезной, что, переодевшись в крестьянина и заставив своего друга сделать то же, отправился вместе с ним по следам банды, о которой говорилось в письме.

На третий день они догнали нескольких человек, которые накануне покинули банду. От них они узнали все, что хотели. И Савари вернулся в Париж, полный уверенности, что достаточно поднести спичку, — и в Вандее и Морбиане опять вспыхнет пожар.

Бонапарт слушал его с нескрываемым удивлением. Он верил, что там давно все кончено. Он, конечно, знал, что Жорж Кадудаль объявил ему новую войну, но думал, что тот еще в Лондоне, как уверяли агенты Ренье, якобы не спускавшие с него глаз, и особенно не беспокоился.