Басилевс - Гладкий Виталий Дмитриевич (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
Камасария Филотекна вопросительно посмотрела на евнуха, помогавшего телохранителю запирать тяжеленным засовом калитку акрополя:
– Кто этот юнец?
– О ком изволишь спрашивать, о мудрейшая? – в недоумении воззрился на нее Амфитион.
– Глупец! – вдруг рассердилась царица. – Куда смотрели твои глаза?
– А-а… – наконец понял евнух, что Камасария имеет ввиду молодого паломника. – Не ведаю. Похоже, это варвар, гиппотоксот, судя по одежде.
– Мне его лицо знакомо… – в раздумье сказала царица. – Но откуда?
Амфитион пожал плечами. Сумасбродства Камасарии ему были не в новинку, поэтому он стоически ждал, что ей еще взбредет в голову. Лично для него юный варвар был пустым местом.
– Амфитион! – повысила голос царица. – Узнай, кто он и откуда… – и добавила тихо, про себя: – Мне он не нравится… От него исходит какая-то неведомая опасность… Где я могла видеть это лицо? Где и когда?
Евнух только сморщился страдальчески: бить ноги и ломать голову в поисках мельком встреченного варвара казалось ему верхом глупости. Но он оставил эти мысли при себе и лишь поклонился. Царица с подозрением посмотрела на его лисью физиономию и, высокомерно поджав губы, направилась по вымощенной известняковой крошкой дорожке в свои покои.
Савмак неторопливо шел по Пантикапею, направляясь в сторону доков. В той стороне находилось жилище сторожа «Алкиона», отставного морского волка, где юношу должен был ждать Пилумн. Тяжелый на подъем Руфус отказался составить компанию лохагу аспургиан и уже, наверное, спал – уж что-что, а это дело он любил. А Тарулас со своим лохом сегодня пошел в ночной дозор.
Улицы уже обезлюдели. Только в харчевнях слышался говор и звонкие звуки кифар и авлосов [277], да лениво тявкали бездомные псы, набившие животы потрохами на городской бойне.
Неожиданно, впереди, среди беспорядочно расположенных домишек и мастерских пантикапейских ремесленников раздался чей-то глухой вскрик, полный предсмертной боли, и донесся шум драки. Савмак остановился в раздумье – ввязываться в потасовку ему не хотелось. Он оглянулся и мысленно выругался: ближайший переулок находился рядом, но, как знал юноша, он заканчивался тупиком. Обходить же квартал он не хотел – чересчур далеко и небезопасно: городской сброд не отличался человеколюбием и нередко вместе с деньгами и одеждой какого-нибудь беспечного пантикапейца или приезжего, рискнувшего прогуляться по этим подозрительным в ночное время местам, отбирали и жизнь.
Сокрушенно вздохнув, Савмак поправил ножны акинака и решительно зашагал в сторону дерущихся, судя по лязгу и скрежету, обнаживших клинки.
Ущербная луна над акрополем скупо освещала затаившиеся улицы и переулки окраины. Несколько человек в полном безмолвии пытались достать мечами прижавшегося к стене одного из домов мужчину невысокого роста и щуплого с виду. Двое уже покинули этот мир, и черная в ночи кровь медленно изливалась из их тел на неровную мостовую. Еще один сидел чуть поодаль и стонал, зажимая рукой глубокую рану на груди.
Пока никем не замеченный, стараясь держаться в тени, Савмак на цыпочках двигался вдоль домов, тая дыхание и плотно прижимаясь к шершавому известняку стен. Тем не менее, он невольно восхитился ловкостью щуплого мужчины, чей меч рисовал в лунном свете сверкающие круги. Нападавшие на него изо всех сил пытались пробить такую невиданную защиту, но это было все равно, что пытаться просунуть палицу в колесо бешенно мчащейся колесницы.
Савмак уже было прошел самый опасный участок в непосредственной близости от сражающихся, как вдруг еще человек пять молчаливых убийц появились из темноты и присоединились к нападавшим на щуплого. Этого уже горячий нрав молодого скифа вынести не мог: обнажив акинак, он вихрем ворвался в круг, разя направо и налево. Ободренный неожиданной поддержкой, щуплый что-то крикнул ему на незнакомом языке, но Савмак не понял. Впрочем, переспрашивать было недосуг – мечи шипели, как змеи, и запах крови, ударяя в ноздри, пьянил и будоражил юного воина, от чего он на мгновение забыл об осторожности.
– Сзади! – вскричал вдруг щуплый, и Савмак в невероятном кульбите, которому его научил Тарулас, едва успел спасти свою шею от коварного горизонтального удара.
– К спине! – между тем скомандовал незнакомец, и Савмак его понял – этому приему он тоже обучился у лохага аспургиан.
Став спиной друг к другу, они удвоили свои усилия, медленно продвигаясь вглубь улицы, туда, где она разветвлялась узкими переулками. Там проще было скрыться, а из-за близко поставленных строений им не грозили коварные удары с боков.
– Держись ближе! – прохрипел незнакомец и неуловимо – точным выпадом поразил в живот одного из нападавших.
Какое-то время среди них царило смятение – некоторые были ранены, а кое-кто дрогнул при виде мастерства противников.
Савмак мельком глянул вверх и неожиданно почувствовал, как радостно забилось сердце: совсем низко над проулком торчал толстый брус, к нему должна была крепиться вывеска мастерской, но ее или еще не повесили, или у ремесленника просто не хватило денег, чтобы заплатить каллиграфу [278].
Юноша присел и, сильно оттолкнувшись, взлетел на брус, как на спину коня.
– Руку! – прокричал он озадаченному его исчезновением незнакомцу.
Тот отличался на удивление быстрой реакцией: едва услышав голос юного скифа, он сразу же сообразил, чего хочет его напарник; отбив очередное нападение, незнакомец бросил меч в ножны, и, подняв руки над головой, подпрыгнул. Савмак схватил его запястья и, напрягшись, сильным рывком выдернул из кучи врагов, как репу из песка. И спустя мгновение оба уже бежали по плоским крышам невзрачных домишек городской бедноты, не без основания опасаясь проломить тонкие, обмазанные глиной жерди…
Остановились они только среди каких-то развалин, заросших полынью и кустарником выше плеч. Незнакомец бросился словно пловец в воду в высокую траву и с блаженным видом закрыл глаза. Савмак, прилег рядом, подложив руки под голову.
– Благодарю тебя от всей души, брат, – отдышавшись, сердечно сказал незнакомец.
Наконец Савмак рассмотрел его лицо. Оно было сплошь покрыто шрамами. Но глаза незнакомца сверкали как уголья – молодо и, к удивлению юноши, весело.
– Что им было нужно? – полюбопытствовал Савмак, имея ввиду нападавших; судя по тому, с каким остервенением они дрались, встретились эти люди с незнакомцем отнюдь не случайно.
– Луна вознамерилась потушить солнце, – широко улыбаясь, загадочно ответил незнакомец. – Тебя как зовут?
– Савмак… – буркнул юный скиф, раздосадованный уклончивым ответом таинственного незнакомца.
– Гиппотоксот… – то ли спросил, то ли подтвердил свою догадку его собеседник, опытным взглядом окинув парадную одежду Савмака.
Юноша промолчал. Пытливо посмотрев на его хмурую физиономию, незнакомец понимающе кивнул.
– Гелианакс, – назвал он свое имя. – Как и ты, здесь я чужак. А в чужой своре даже опытному псу приходится несладко, – Гелианакс заразительно рассмеялся.
Засмеялся и Савмак, от этих слов нового приятеля ему вдруг стало легко и спокойно.
– Идем, – сказал, поднимаясь, Гелианакс. – Я уже опаздываю. К тому же не исключено, что ищейки продолжают держать след, а нас тут только двое.
– Куда?
– Узнаешь, – опять улыбнулся Гелианакс. – По крайней мере, там мы будем в полной безопасности.
Савмак колебался недолго: по здравому размышлению, путь назад ему отрезан, а Пилумн был не из тех людей, кто впадает уныние из-за того, что кто-то, пусть даже друг, не пришел на встречу. Тем более, что старый морской волк по части застолья мало в чем уступал гиганту-римлянину.
Их встретили закутанные в плащи люди, с опущенными на лица капюшонами.
– Надень, – властно сказал Гелианакс, подавая Савмаку такой же плащ, видимо, свой, потому что юноше он был короток; юный скиф беспрекословно подчинился.
Note 277
Авлос – род свирели с двойным языком, с острым и резким звуком.
Note 278
Каллиграф – писец, помощник логографа.