Золотое кольцо всадника - Валтари Мика Тойми (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗

Но для этого я почти год провел на Востоке, ни на шаг не отступая от Веспасиана, пока наконец не пришло время собирать урожай.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ВЕСПАСИАН

Я довольно долго тесно общался с Веспасианом и надеялся, что кое-что сумел ему втолковать. Исподволь, намеками, но я дал-таки понять, чего именно хочу от него. Он всегда был неглупым и очень осторожным человеком, и это помогло ему в конце концов добиться успеха.

Нерона умертвили следующей весной, и в течение одного года Римом правили целых трое императора Гальба [68], Отон [69] и Вителлин [70], — или даже четверо, если брать во внимание позорный государственный переворот, совершенный восемнадцатилетним Домицианом [71] якобы в поддержку своего отца. Впрочем, на этот раз с ним быстро покончили.

Мне казалось забавным, что после смерти Гальбы императором стал именно Отон. То есть Поппея была бы первой из римлянок, даже если бы осталась его женой, и, значит, давнее пророчество сбылось. Я, как ты знаешь, не суеверен, но признаю, что время от времени любой должен обращаться к богам за советом и предзнаменованием.

Затем, едва услышав о самоубийстве Отона, власть захватил Вителлий, заручившись поддержкой германских легионов. Я думаю, Отон правил так недолго потому, что у него достало наглости похитить из храма Марса священный меч твоего предка Юлия Цезаря. Владеть этим мечом Отон не имел никакого права — ни морального, ни юридического. Право это принадлежит тебе, Юлий Антоний Клавдий, ибо ты являешься прямым потомком и Юлиев, и Клавдиев. К счастью, оружие удалось вернуть на место, и оно вновь находится в храме Марса.

Легионы Отона были разбиты в битве при Бедриаке близ Кремоны, и он покончил с собой, потому что не захотел затевать очередную гражданскую войну, хотя и имел возможность набрать новую армию. Его последнее письмо было к вдове Нерона Статилии Мессалине: он горько сожалел, что не сможет выполнить свое обещание жениться на ней. Еще он просил ее в этом послании — на мой взгляд, излишне сумбурном и многословном для человека военного и тем более для императора, — позаботиться о его бренных останках и его архиве. Таким образом на попечении у Мессалины оказались сразу две могилы.

Об Авле Вителлин я скажу тут немного. Юность свою он провел на Капри — в обществе императора Тиберия. Я охотно признаю заслуги перед государством его знаменитого отца, однако сам Авл был настолько порочен, что отец даже не захотел сделать его проконсулом. Впрочем, Вителлию — скорее благодаря своей развращенности, чем добродетелям, — удалось снискать благосклонность трех правителей Рима. Нерон, например, считал его другом, но я никогда не хотел сблизиться с ним. Мало того, я по возможности даже избегал его.

Единственный его благородный поступок состоял в том, что он ослушался сената и приказал совершить на Марсовом поле в присутствии всех коллегий жрецов жертвоприношение в честь Нерона, а на устроенном затем ужине рукоплескал лучшему во всем Риме кифареду, исполнявшему по его приказу сложенные Нероном песни, так, как рукоплескал прежде самому покойному императору. Однако он добился совсем не того результата, на который рассчитывал: присутствующие невольно сравнивали двух музыкантов, и сравнение это было вовсе не в пользу Нерона; короче говоря, Авл лишний раз показал, что Гай Юлий Виндекс, наместник Галлии Лугдунской, был совершенно прав, когда в своем письме, послужившем причиной гражданской войны, назвал Нерона бездарным певцом. (Разумеется, Виндексу было безразлично, хорош или плох у Нерона голос, он просто хотел побольнее уязвить императора.)

По моему мнению, крупнейшими ошибками Вителлия стали роспуск преторианских когорт и казнь тех ста двадцати человек, которые имели отношение к убийству Гальбы. Эти люди действовали в его интересах, и их следовало не наказывать, а награждать, тем более что среди них оказались трибуны и центурионы. Немудрено, что подобное поведение заставило командиров легионов усомниться в необходимости поддерживать такого императора.

Мне неприятно тут вспоминать о безжалостных убийствах большого числа знатных граждан. Подумать только: Вителлий не пощадил даже некоторых банкиров, а ведь они могли быть полезны ему. Надеясь быстро обогатиться, он велел казнить их и конфисковать все имущество, не понимая, что режет курицу, несущую золотые яйца.

На восьмой месяц правления Вителлин я получил сведения, подтолкнувшие меня к решающему разговору с Веспасианом. Я пообещал ссудить ему все мое состояние — под часть сокровищ Иерусалимского храма и будущей военной добычи, — чтобы он смог стать властителем Рима. Я рассказал Веспасиану о моих двадцати окованных железом сундуках, набитых золотом, чтобы он понял, как уверен я в его успехе. (Мое богатство ни за что не поместилось бы в Двух десятках сундуков, но это его не касалось.)

Осторожный Веспасиан так долго отказывался, что в конце концов Тит, послушавшись моего совета, сотворил письмо, в котором Отон якобы называл Веспасиана своим преемником. Тит владел искусством подделывать любой почерк гораздо лучше, чем все мошенники, которых я встречал на своем жизненном пути. Ну, а во что это может вылиться, принимая во внимание его натуру, пускай останется между строк.

Мне трудно судить, поверил ли Веспасиан в подлинность Отонова послания, — в конце концов он отлично знал своего сына. Как бы то ни было, всю ночь напролет он тяжело вздыхал, ворочался с боку на бок, и я решил для верности подкупить легионеров, раздав им по нескольку сестерциев, с тем чтобы на рассвете они объявили его императором. Может, они с радостью сделали бы это и без денег, но я спешил. Мне сообщили, что время сейчас самое подходящее, ибо слух, распространенный моими людьми и гласивший, будто Веспасиан любит простых солдат и отечески заботится о них, достиг даже отдаленных легионов.

Именно этим объяснялась весьма удивившая Всспасиана история о принесении присяги ему на верность легионерами Мезии и Паннонии [72], до которых вроде бы никак еще не могло дойти известие о недавнем провозглашении его императором у стен неприступного Иерусалима. В своем послании солдаты просили выплатить им давно ожидаемое жалованье, и новоиспеченный цезарь поспешил выслать им деньги, взятые, конечно же, из моих сундуков. Поначалу он несмело отказывался от предложенной мною помощи, бормоча что-то невнятное о своем нежелании быть в зависимости от богачей Рима, но потом, когда я растолковал ему, что он сможет расплатиться со мной, захватив сокровища иудеев, согласился взять деньги.

Думаю, окончательно убедили Веспасиана мои ссылки на Юлия Цезаря, которого в молодости ссужали золотом только лишь под его доброе имя и надежды на славное будущее. Правда, потом его кредиторы вынуждены были одобрять любые политические шаги императора — иначе им никогда не вернуть бы своих денег. Чтобы расплатиться со всеми, Цезарю пришлось покорить богатую и плодородную Галлию. Такие подвиги были явно не по плечу стареющему Веспасиану, но я все же сумел договориться с ним, соблюдя собственную выгоду.

Однако при жизни Нерона Веспасиан ни за что не пошел бы на нарушение воинской присяги. Да уж, верности и преданности ему было не занимать, хотя, на мой взгляд, эти качества при некоторых обстоятельствах становятся обременительными. Политическая целесообразность — тоже вещь немаловажная.

Впрочем, убедившись, что дела государства совершенно расстроены, а гражданской войне не видно конца, Веспасиан взвалил-таки на себя тяжелую ношу императорской власти. Он решил, что обязан вмешаться и спасти Рим от гибели; пошел он на это из сострадания ко всем простым людям нашей страны, понимая, что они хотят мира, спокойствия и тихого семейного счастья. Большинство обывателей и впрямь мечтает именно об этом и совершенно не желает думать о предметах, касающихся мирового устройства.