Изабелла Баварская - Дюма Александр (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗

И вот со стороны осажденных к английскому королю прибыл герольд просить охранную грамоту, которую Генрих согласился им выдать. Спустя два часа шестеро депутатов с обнаженными головами, в черных одеждах, как и подобает просителям, медленно шагали через английский лагерь к королевскому шатру. Это были два духовных лица, два рыцаря и два горожанина. Король принял их, восседая на своем троне, в окружении всей военной знати. Заставив депутатов некоторое время постоять перед своей персоной, дабы они прониклись сознанием, что находятся в полной его власти, он знаком разрешил им говорить.

— Ваше величество, — начал один из них твердым голосом, — морить голодом ни в чем неповинных простых и несчастных людей не прибавляет вам заслуг и не требует от вас большой доблести. Разве не достойнее было бы отпустить с миром тех, кто гибнет между нашими стенами и вашими окопами, а потом приступом взять город и покорить его храбростью и силой? Этим вы снискали бы себе больше славы и своим милосердием к несчастным заслужили бы благословенье божье.

Поначалу король слушал эту речь, поглаживая свою любимую собаку, лежавшую у его ног; но вскоре рука его замерла от удивления: он ожидал, что услышит мольбы и просьбы, а услышал упреки. Брови его нахмурились, горькая усмешка искривила рот. Некоторое время он смотрел на посланцев, как бы давая им тем самым время взять обратно свои слова, но, видя, что они молчат, заговорил язвительно и высокомерно:

— В руках у богини войны три прислужника: меч, огонь и голод. От меня зависел выбор: воспользоваться ли всеми тремя сразу или выбрать только одного. Чтобы наказать ваш город и принудить его к повиновению, я призвал себе на помощь прислужника наименее жестокого. Впрочем, к какому бы из них ни прибегнул полководец, если он добивается успеха, успех его равно почетен, и уж это его дело выбрать то, что ему кажется более выгодным. Что же до несчастных, которые умирают во рвах, то виноваты в этом вы, жестоко изгнавшие их из города, не посчитавшись с тем, что я мог приказать перебить их. Если они получили какую-то помощь, то благодаря не вашему, а моему милосердию. И по тому, насколько дерзка ваша просьба, я заключаю, что вы не терпите особой нужды; людей этих я оставляю на ваше попечение, дабы они помогли вам поскорее съесть ваш провиант. Что же до взятия города, то я возьму его, как мне будет угодно и когда мне будет угодно, и это уже мое, а не ваше дело.

— Однако, ваше величество, — вновь начал один из депутатов, — в случае если бы сограждане наши поручили нам сдать Руан, каковы были бы ваши условия?

Лицо короля просияло в торжествующей улыбке.

— Мои условия, — отвечал он, — это условия, какие предъявляются людям, взятым в плен с оружием в руках, и покоренному городу: город и его жители — в полное мое распоряжение.

— В таком случае, государь, — решительно сказали депутаты, — пусть защитой нам служит милость господня, ибо все мы — мужчины и женщины, старики и дети — скорее погибнем все до последнего, нежели сдадимся на таких условиях.

С этими словами они почтительно поклонились королю и, простившись с ним, вернулись в город передать условия англичан несчастным жителям, с нетерпением ожидавшим их возвращения.

Узнав об условиях английского короля, доблестные руанцы единодушно воскликнули: «Жить или умереть, сражаясь, но не покориться воле англичан!» Было решено, что следующей же ночью они проделают брешь в стене, подожгут город и с оружием в руках, поставив в середину своих жен и детей, пройдут через всю английскую армию, двигаясь туда, куда поведет их бог.

Об этом героическом решении король Генрих узнал еще вечером: ему сообщил о нем Ги-де-Бутилье. Однако Генриху нужен был город, а не пепелище, и он направил к осажденным герольда с нижеследующими условиями, которые были оглашены на городской площади.

Во-первых, жители Руана должны были заплатить сумму в триста пятьдесят пять тысяч экю золотом, монетою французской чеканки.

Условие это было принято.

Во-вторых, король требовал, чтобы ему, в полное его распоряжение, были выданы три человека, а именно: мессир Робер де Линэ, главный викарий архиепископа Руанского, начальник канониров Жан Журден и вожак простолюдинов Ален Бланшар.

Ответом на это был всеобщий крик негодования. Ален Бланшар, Жан Журден и Робер де Линэ выступили вперед.

— Это наше дело, а не ваше, — сказали они, обратившись к своим согражданам. — Мы готовы сдаться английскому королю, и никого это не касается. Позвольте же нам идти.

Народ расступился, и три мученика направились в английский лагерь.

В-третьих, король Генрих потребовал от всех без исключения жителей Руана верности, присяги и повиновения ему и его преемникам, со своей стороны обещая им защиту против любой силы и насилия и сохранение за ними привилегий, льгот и свобод, которыми они пользовались со времен короля Людовика. Те же из граждан, которые пожелали бы покинуть город, дабы не подчиняться этому условию, могли уходить, но только в одежде, которая была на них, а их имущество передавалось в пользу английского короля; люди военные должны были отправиться туда, куда победителю угодно было их послать, причем весь путь совершить пешком, с посохом в руке, подобно паломникам или нищим.

Условие было суровым, но его пришлось принять.

Как только осажденные дали клятву выполнять договор, король разрешил умиравшим с голоду людям приходить за съестными припасами в английский лагерь: все там было в таком изобилии, что целый баран стоил не больше шести парижских су.

События, о которых мы рассказали, произошли 16 января 1419 года note 27 .

Вечером 18 января, в канун того дня, который был назначен англичанами для вступления в покоренный город, герцог Бретонский, не знавший о сдаче Руана, прибыл в лагерь Генриха, чтобы предложить ему свидание с герцогом Бургундским и начать переговоры о снятии осады. Король Генрих пожелал оставить герцога в неведении, сказал, что ответ он даст на другой день, и весь вечер провел с ним в доброй дружеской беседе.

На другой день, 19 января, в восемь часов утра король пришел в шатер герцога и пригласил его прогуляться на гору св. Екатерины, откуда виден весь город Руан. Паж, ожидавший у входа, держал под уздцы двух прекрасных лошадей — одну для короля, другую для герцога. Последний согласился совершить прогулку в надежде, что, оставшись с королем с глазу на глаз, он улучит подходящую минуту и сумеет склонить его к свиданию, о котором просил.

Король повел своего гостя на западный склон горы св. Екатерины. Густой туман, поднявшийся над Сеной, скрывал город целиком, но с первыми лучами солнца порывы северного ветра разорвали серую пелену, и клочья ее быстро исчезли с небосвода, подобно волнам затихающего морского прилива; взору предстала величественная панорама, открывающаяся с того места, откуда и сегодня еще можно видеть остатки римского лагеря, именуемого «Лагерь Цезаря».

Герцог Бретонский с восхищением взирал на эту обширную картину: справа ее замыкала гряда холмов, поросших виноградниками с вкрапленными между ними деревьями; впереди, напоминая огромный, развернутый в долине и волнуемый ветром кусок шелковой ткани, извивалась Сена; чем дальше, тем она становилась все шире и шире, теряясь в необозримой дали, за которой угадывалась близость океана; слева, подобно ковру, простирались богатые и обширные равнины Нормандии, выступающие в море в виде полуострова, на котором, устремив глаза на Англию, вечно бодрствует Шербур — неусыпный часовой Франции.

Но когда герцог перевел свой взор в середину этой картины, глазам его представилось поистине странное и неожиданное зрелище. Покоренный город печально лежал у его ног: на стенах не видно было ни единого флага, все городские ворота были открыты, обезоруженный гарнизон города ожидал на улицах приказа победителей. Все английские воины, напротив, стояли под ружьем с развернутыми знаменами, лошади били копытами, трубили трубы — железное кольцо сжимало город, опоясывая его каменные стены.