Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 2 - Рошфор Бенджамин (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
"Королевский эдикт об аресте" был одной из характерных особенностей Бастилии и создавал ей определенную репутацию.
Назывался он так потому что был снабжен не государственной печатью, а красной восковой печатью монарха; это было четкое и окончательное выражение воли последнего, не регистрировавшееся в канцелярии двора; королевский эдикт об аресте очень часто был адресован в Бастилию, причем узники направлялись туда как в силу серьезных причин, так и беспричинно, и эдикт этот также являлся предметом всеобщей ненависти как знак абсолютной власти. К несчастью (для него) король длительное время не испытывал надобности в подписании такого указа; он подписывал его все реже и реже; в эпоху Людовика XIV секретарь Туссен Розе подделывал подчерк короля; в это же время была изобретена формула, согласно которой не было нужды указывать имя узника. Написанный одним из секретарей (скажем, его рукой) на манер Туссена Розе, заверенный подписью одного из четырех государственных секретарей эдикт, в который потом вписывается ваше имя, - и вот вы уже замурованы как дурак, то есть мы хотели сказать - как Тюльпан.
Вся эта процедура продолжалась не очень долго. Чистый бланк, как случилось на этот раз (такое происходило редко, но тем не менее происходило), оказался в руках у Амура Лябрюни. Указ был написан рукой одного из подкупленных секретарей, причем оказалось, что герцогу не нужно было за него платить. Оказалось также, что герцог Орлеанский имеет право попросить (тихо, и держите язык за зубами, услуга за услугу!) одного из государственных секретарей подписать такой эдикт, что и было сделано.
В результате однажды вечером в отеле Картона появился офицер полиции в сопровождении пятерых вооруженных людей. И начал разворачиваться обычный для такого случая ритуал.
- Мсье, - сказал он, коснувшись плеча Фанфана своей белой тростью, - я арестовываю вас именем короля.
Снаружи стояла карета с опущенными занавесками - и по-коням!
Затем у въезда со стороны рю Сен-Антуан состоялся, как всегда, один и тот же диалог между полицейским офицером и часовым:
- Кто идет?
- По указу короля.
- Проходите.
Карета въезжала во двор; заключенного передавали страже; затем приходил начальник тюрьмы и в качестве последней любезности провожал нового постояльца в его жилище. Случалось ли, чтобы начальник тюрьмы пригласил заключенного к своему столу, если было время обеда? В том случае, который мы описываем, этого не произошло.
Тюльпан, с которым все это происходило, ничего не сознавал: он спал стоя. Он спал, спускаясь по лестнице из своей комнаты в отеле Картона, он спал в карете, положив голову на плечо офицера полиции; и в сонном состоянии поднимался по этажам одной из башен.
Можно было бы подумать, что это дело рук кругленького доктора Муфле, но на самом деле непрерывные клизмы позволили ему избавиться от бессонницы.
Было совершенно ясно, что у него сменилась комната. Та, в которой он наконец-то проснулся, проспав семьдесят пять часов, была пустой, с низким потолком, довольно скудно меблирована (кровать, стол, кресло, два стула) и на единственном окне была толстая решетка. Было также очевидно, что он сменил отель: это был не отель Картона, так как из окна открывался головокружительный вид на окрестности. Несколько странным ему показалось то обстоятельство, что его дверь была заперта на ключ. Небольшое зеркало над маленьким столиком, на котором стояли таз и кувшин для умывания, позволило ему увидеть себя, и он поразился тому, насколько исхудал. Такова была ситуация, в которой он оказался, и, несмотря на то, что его сознание ещё было омрачено, следовало задать несколько вопросов, и Тюльпан не хотел упускать этой возможности, раз именно в этот момент неожиданно раздался скрип засова и звук поворачиваемого в замке ключа. Следовало натянуть штаны и одеть рубашку. К нему кто-то шел с визитом.
Это был человек примерно лет пятидесяти с глубокими параллельными морщинами на щеках и носом неправильной формы, одетый в голубой камзол, украшенный белым жабо, в небольшом завитом парике. Дверь за ним тут же закрылась и он, прежде чем заговорить, подождал пока стихнет лязг поворачиваемого ключа и засова.
- Мсье Дель Тюлипо, - сказал он дружелюбно, - мне доставляет удовольствие, что вы проснулись. Тяжело было видеть ваше состояние, когда вы прибыли сюда три дня тому назад. Казалось, вы находитесь при смерти. Врач, которого я немедленно известил об этом, нашел, что вы страдаете от ужасного кишечного расстройства, которое он и начал лечить настойкой опия, и вот я вижу, что она оказала свое действие.
- Мсье, - ответил Тюльпан, - я чувствую себя почти хорошо. Но страдал я не только от ужасного кишечного расстройства. И наконец, я благодарю вас за вашу заботу ...
Его прервал шум вновь отворяемой двери, тогда как господин в завитом парике весело пожелал ему приятного аппетита, хороших вин и отдыха. Пожелав ему в ответ здоровья, Тюльпан (изумлению которого не было предела) наблюдал как трое вошедших поварят в белых фартуках внесли большой ящик с металлическими оковками, открыли его и быстро вытащили оттуда кучу вещей: белую скатерть, салфетки, бутылки, ножи, вилки, тарелки и полдюжины серебряных кастрюлек, из которых поднимались ароматные запахи.
- Это все получено от Лакруа, из лучшего ресторана в Париже, как вы сами это знаете, - сказал хозяин (но Тюльпан начал понимать, что он находится не в обычном отеле). - Я надеюсь, вам все это понравится. Во всяком случае, сторож будет каждый день приходить к вам, чтобы вы могли заказать то меню, которое пожелаете.
- В данный момент, - сказал Тюльпан, поднимая одну за другой крышки всех кастрюлек, - мне все нравится. Черт возьми, раки! И какой прекрасный цыпленок! И ростбиф! И ещё восемь ломтей телятины, заправленной яйцом и травами. А это что такое? Молочный поросенок! И земляника? Здесь почти целый килограмм! Надо полагать, что я жду гостей, господин директор?
- Нет, нет, это ваш завтрак, - смеясь, возразил его собеседник, тогда как поварята, накрыв на стол, исчезли. - Кушайте, мсье. Нужно, чтобы вы восстановили силы. Я навещу вас и принесу книги и все необходимое, если вы захотите кому-то написать. И не забудьте настойку опия (он показал на бутылочку, стоявшую на туалетном столике), четыре капли на кусок сахара после каждой еды.
- Благодарю вас. Но позвольте мне, мсье, задать, задать вам два вопроса. Прежде всего, не ошибся ли я, когда мне показалось, что вы упомянули тюремного сторожа?
- Нет.
- И как называется этот великолепный отель, клиенты которого находятся под стражей? Это Бастилия, не так ли?
- Да, это так, мсье. Вы узнали её?
- Не удивляйтесь. Синьор Дель Тюлипо, как меня зовут, провел свое детство неподалеку отсюда, и меня всегда удивляло, что одну из башен этой крепости называют башней Свободы.
- Вы находитесь в этой башне. На самом верху. Здесь прекрасный воздух, не правда ли? Эта башня называется так потому, что её узникам предоставляется свобода на несколько часов спускаться вниз во двор, где они могут гулять и играть в мяч.
- Ах!, - воскликнул Тюльпан. (А затем добавил:) Так я оказался здесь на месте Железной Маски, мсье...Мсье?
- Де Лоней. Маркиз де Лоней. Я являюсь начальником этой тюрьмы вот уже четырнадцать лет. Я сменил на этом посту своего тестя.
Затем, отвечая на второй вопрос Тюльпана, он сказал:
- Да, здесь был "Железная Маска". И много других.
И с меланхолией, свойственной хозяину постоялого двора, вспоминающего лучшие времена, он, вздохнув, добавил:
- За эти годы у нас здесь перебывало прекрасное общество...Принцы, прелаты, писатели - некоторые из них проводили здесь до сорока лет! Знаете, во времена Регентства и Людовика XV мы не пустовали? Тогда у нас бывало до пятидесяти постояльцев! Сегодня, вы только подумайте, семь человек! Ах, времена меняются - прогресс века Просвещения! Боюсь, дело кончится тем, что нас снесут. И тогда мой гарнизон, мои сторожа и я окажемся безработными!
