Приключения Найджела - Скотт Вальтер (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
— А какие часы точнее, Маргарет? — спросила леди.
— Должна сознаться, что старые, немецкие, — ответила Маргарет. — Видно, вы правы, мадам: сравнение не довод, по крайней мере мне оно не помогло.
— Честное слово, милая Маргарет, — промолвила леди, улыбаясь, — ты, я вижу, много передумала за последнее время.
— Пожалуй, слишком много, мадам, — сказала Маргарет как можно тише, чтобы ее услышала только леди Гермиона, позади которой она стояла. Слова эти были произнесены очень серьезно и сопровождались легким вздохом, что не ускользнуло от внимания той, к кому они были обращены. Леди Гермиона быстро обернулась и пристально посмотрела на Маргарет, затем, помолчав несколько секунд, приказала монне Пауле перенести пяльцы и вышивание в соседнюю комнату. Когда они остались наедине, Гермиона велела своей молоденькой приятельнице выйти из-за стула, на спинку которого та опиралась, и сесть около нее на скамеечку.
— Я останусь здесь, с вашего позволения, мадам, — ответила Маргарет, не двигаясь с места, — я предпочла бы, чтобы вы слышали меня, но не видели.
— Ради бога, моя милая, — сказала ее покровительница. — Да что же это такое, что ты не можешь сказать в лицо такому верному другу, как я?
Маргарет уклонилась от прямого ответа и заметила:
— Вы были правы, дорогая леди, когда сказали, что в последнее время я позволила моим чувствам слишком сильно завладеть мною. Я поступила очень дурно, и вы будете недовольны мною, и крестный тоже, но делать нечего — он должен быть спасен.
— Он? — повторила выразительно леди. — Одно это коротенькое слово уже объясняет твой секрет. Выходи же из-за стула, глупенькая! Держу пари — ты подпустила одного веселого юного подмастерья слишком близко к своему сердечку. Я уж давно ничего не слышу от тебя о молодом Винсенте. Но, быть может, молчат уста, но не молчит сердце? Неужели ты была так легкомысленна, что позволила ему говорить с тобой откровенно? Я слышала, что он смелый юноша.
— Однако недостаточно смелый, чтобы сказать мне что-либо неприятное для меня, мадам, — отозвалась Маргарет.
—А может быть, он говорил то, что тебе не было неприятно, или, может быть, ничего не говорил, а это гораздо лучше и благоразумнее. Ну же, открой мне свое сердце, дорогая. Скоро вернется твой крестный, и тогда мы посоветуемся с ним. Если юноша трудолюбив и из хорошей семьи, то его бедность не послужит таким уж непреодолимым препятствием. Но вы оба еще так молоды, Маргарет. Я знаю, твой крестный пожелает, чтобы молодой человек сперва окончил срок своего ученичества.
До сих пор Маргарет слушала молча и не выводила леди из заблуждения просто потому, что не знала, как прервать ее. Но при последних словах вся досада ее прорвалась, и у нее достало смелости сказать наконец:
— Прошу простить меня, мадам, но ни упомянутый вами молодой человек, ни любой другой подмастерье или мастер во всем лондонском Сити…
— Маргарет, — прервала ее леди, — презрительный тон, каким ты говоришь о людях твоего круга — сотни, если не тысячи, их во всех отношениях лучше тебя и оказали бы тебе честь, обратив на тебя внимание, — не служит, как мне думается, признаком разумности сделанного тобой выбора, а выбор, судя по всему, сделан. Кто он, девочка, кому ты столь опрометчиво отдала свое сердце? Боюсь, что именно опрометчиво.
— Это молодой шотландец, лорд Гленварлох, мадам, — произнесла Маргарет тихо и сдержанно, но достаточно твердо.
— Молодой лорд Гленварлох! — повторила с великим изумлением леди. — Милая моя, да ты не в своем уме!
— Я так и знала, что вы это скажете, мадам, — ответила Маргарет. — То же самое я уже слышала от одной особы; вероятно, так скажут все окружающие; я и сама порой говорю это себе. Но посмотрите на меня, мадам: вот я стою теперь прямо перед вами; скажите, есть ли безумие в моем взгляде, путаница в моих словах, когда я повторяю снова, что полюбила этого молодого дворянина?
— Если в твоем взгляде и нет безумия, моя милая, то слова твои исполнены безрассудства, — резко возразила леди Гермиона. — Слышала ли ты когда-либо, чтобы любовь простой девушки к знатному человеку принесла что-нибудь, кроме несчастья? Ищи среди равных себе, Маргарет, избегай неисчислимых опасностей и страданий, сопутствующих страсти к человеку, стоящему выше тебя. Чему ты улыбаешься, моя милая? Что смешного в моих словах?
— Ничего, мадам, — ответила Маргарет, — я просто подумала, как странно устроен мир: хотя происхождение и звание пролагают пропасть между людьми, созданными из той же плоти и крови, мысли простонародья текут по одному направлению с мыслями образованных и благородных. Те и другие только по-разному выражают свои мысли. Миссис Урсли сказала мне совершенно то же самое, что и ваша милость, только вы говорите о безмерных страданиях, а миссис Урсли вспомнила о виселице и о повешенной миссис Тернер.
— В самом деле? — сказала леди Гермиона. — А кто эта миссис Урсли, которую ты наравне со мной весьма мудро выбрала для столь трудного дела, как давать советы глупцу?
— Это жена цирюльника, которая живет по соседству с нами, мадам, — с притворным простодушием ответила Маргарет, в глубине души радуясь тому, что нашла способ косвенным образом уязвить свою наставницу. — Она самая умная женщина после вашей милости.
— Достойная наперсница, — ответила леди, — и выбрана с тонким пониманием того, что подобает тебе и другим! Но что с тобой, моя милая? Куда ты?
— Просить совета у миссис Урсли, — ответила Маргарет, делая вид, что собирается уходить. — Я вижу, ваша милость, что вы сердитесь и не хотите помочь мне, а мое дело не терпит промедления.
— Какое дело, глупенькая? — спросила леди, смягчившись. — Садись и рассказывай. Правда, ты дурочка и вдобавок обидчивая, но ты еще ребенок, милый ребенок, хотя и своевольный и взбалмошный, и мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь тебе. Садись же, я тебе говорю, ты увидишь, что я более надежный и благоразумный советчик, чем какая-то жена цирюльника. Прежде всего скажи мне, с чего ты вообразила, будто навсегда полюбила человека, которого видела, если не ошибаюсь, всего однажды?
— Я видела его больше, — ответила, потупившись, девушка, — но разговаривала только один раз. Этот один раз я могла бы выкинуть из головы, хоть впечатление было столь глубоким, что даже сейчас я могу повторить каждое незначащее слово, сказанное им, но особые обстоятельства запечатлели с тех пор его образ в моем сердце навеки.
— Милая моя, — возразила леди, — слово «навеки» первым срывается с языка в подобных случаях, но именно его следовало бы произносить последним. Все в этом мире — его страсти, его радости и горести — уносится, словно легкий ветерок. Вечно лишь то, что ожидает нас за могилой.
— Совершенно справедливо, мадам, — спокойно сказала Маргарет. — Мне следовало говорить лишь о моем нынешнем душевном состоянии, которое останется неизменным в течение всей моей жизни, а она, бесспорно, будет короткой.
— Что же в нем такого, в этом шотландском лорде, что ты принимаешь так близко к сердцу все, касающееся его судьбы? — спросила леди. — Я признаю, что он привлекательный юноша, я видела его. И я допускаю, что он учтив и любезен. Но какими другими достоинствами, конечно совершенно исключительными, он еще обладает?
— Он несчастлив, мадам, бесконечно несчастлив, его окружили искусно расставленными ловушками, чтобы погубить его репутацию, лишить имущества, а может быть, даже жизни. Козни эти были первоначально задуманы из корысти, но теперь их строят из мстительных побуждений, и вдохновитель их, как мне кажется, само олицетворение беспредельного коварства, ибо лорд Дэлгарно…
— Монна Паула, монна Паула! — вскричала леди Гермиона, прервав свою приятельницу. — Она не слышит меня, — добавила она, вставая и направляясь к двери. — Мне надо видеть ее. Я сейчас же вернусь.
Она действительно очень скоро возвратилась.
— Ты упомянула имя, показавшееся мне знакомым, — сказала она, — но монна Паула исправила мою ошибку. Я не знаю этого лорда. Как ты назвала его?