Княгиня Монако - Дюма Александр (читать книги онлайн бесплатно полные версии .txt) 📗
— Господин граф де Пюигийем мне этого не простил бы.
— Как! — воскликнул он, охваченный яростью. — Я бы вам этого не простил, я, тот, кто жестоко страдает, видя вас в таком окружении?!
— Если бы за мной меньше увивались, то, стало быть, меня считали бы не столь красивой; то, стало быть, никто не оспаривал бы у вас вашей возлюбленной и вы бы меня разлюбили, уверяю вас. Вы были бы весьма недовольны, если бы я вела себя скромно.
— Это рассуждения в духе вашего брата Гиша, бесконечное умничанье, в ловушку которого я не дам себя заманить. Я не желаю, слышите, я не желаю терпеть подобные выходки. Я люблю вас единолично, и ни король, ни принцы не будут владеть тем, что принадлежит только мне.
— Значит, нам следует расстаться с Мадам, не так ли? Оставить эту должность, которую я получила с таким трудом?
— Конечно, что за нужда заставляет вас, госпожа герцогиня, быть служанкой у госпожи Генриетты? Вы достаточно знатная дама, чтобы прислуживали вам, а не вы служили другим.
— В таком случае, соберем вещи и отбудем в Монако — там мне будут прислуживать как следует, а я буду спокойно восседать на троне. Ну уж тогда господин де Пюигийем меня больше не увидит; господин де Пюигийем уже не вправе будет диктовать мне свою волю. Как уверяют, меня там будут окружать весьма любезные знатные люди, и мне не составит труда найти себе развлечение, не считая прогулок по Италии, которые мне предлагают совершить.
Кузен брызгал слюной от злобы и кусал губы, как он это делал обычно в подобных случаях.
— Вы сведете меня с ума.
— Выбирайте сами.
Мы долго препирались таким образом, и этот спор завершился наилучшим образом: последовал один из тех часов, которые граф умел заполнять так, что я забывала обо всем. Нет на свете более приятного и привлекательного мужчины; это отлично известно Мадемуазель, г-же де Монтеспан и многим другим женщинам. Наша связь протекала в том же духе долгие годы, в вечной борьбе между его ревностью, его самодурством и неизбежными обязанностями, сопряженными с именем, которое я ношу, с моей семьей, всем, что меня окружает, и нашей обоюдной любовью. Кузен подавлял меня, несмотря ни на что, и всячески мучил меня. Я тщетно пыталась взбунтоваться, уйти, и, более того, найти на стороне утехи, которые отдалили бы меня от него, — я всегда возвращалась и все ему прощала; я люблю его даже сейчас, когда его жестокость и неблагодарность перешли все границы. Увы! Мне недолго осталось любить графа, и лишь из-за него я сожалею о жизни, с которой мне предстоит расстаться.
После той сцены последовали несколько мирных дней. Внимание двора было всецело поглощено новым поведением короля по отношению к Мадам. Увидев ее вблизи, он понял, насколько был раньше несправедлив, не признавая ее красивейшей женщиной в мире. Он привязывался к г-же Генриетте все сильнее, она была истинной королевой и предавалась всевозможным увеселениям; они устраивались ради нее, и король находил в них удовольствие лишь из-за радости, которую они ей доставляли.
Благодаря своему выгодному положению я видела и знала все, а также во всем принимала участие. Наперекор Пюигийему с его ревностью, король и Месье относились ко мне так, что у меня появились завистники: их было предостаточно. Меня попытались поссорить с Мадам, и принцесса немедленно мне об этом рассказала, заверив, что все это делается напрасно и она никого не желает слушать.
Дело было в середине лета; Мадам купалась каждый день, и мы вместе с ней. Из-за жары мы выезжали на прогулки в карете и довольно долго оставались в воде: принцесса любила освежиться подобным образом. Затем мы возвращались обратно верхом вместе с дамами в щегольских нарядах, со множеством перьев на шляпах, в сопровождении короля и молодых придворных. После ужина мы снова рассаживались по коляскам и, под звуки скрипок, катались часть ночи вокруг канала.
Однажды вечером или, точнее, утром, когда мы вернулись, я имела честь проводить принцессу до ее спальни; когда я уже собиралась уйти, она сделала ко мне два шага и спросила, хочу ли я спать.
— Ничуть, сударыня.
— Что ж! Не желаете ли вы прогуляться по парку вдвоем, чтобы поговорить вдоволь? Сейчас дивная погода, я мечтаю о букете роз, пойдемте рвать цветы!
— Но, сударыня…
— Кто об этом узнает? Все уже заснули, от короля до поваренка, за исключением влюбленных, которые никогда не спят.
— В таком случае, сударыня, король тоже, наверное, бодрствует.
Мадам слегка покраснела и ничего не сказала в ответ. Она позвала свою горничную-англичанку, наиболее посвященную в ее сердечные дела, и велела принести накидку, а также приказала набросить другую накидку на мой наряд, уже слегка измятый после прогулки; указывая на обширный парк и лес, простиравшиеся перед нами, г-жа Генриетта сказала:
— Пойдемте, герцогиня, это будет прелестно. Мэри, — прибавила она, — закройся на ключ и не открывай никому, кроме нас. Если сюда придет Месье, притворись, что ничего не слышишь, пусть он стучит; его терпения хватит ненадолго, и он уйдет. Для всех остальных, даже для королев, я сплю.
Мадам вышла из комнаты, смеясь, словно ребенок; она тщательно закуталась в накидку и полагала, что ее невозможно узнать; в случае неожиданной встречи она собиралась выдать себя за служанку, спешащую на свидание. Наши очень широкие и очень простенькие головные уборы, принадлежавшие Мэри, могли ввести в заблуждение лишь на первый взгляд, и то если не обращать внимания на обувь и шитье на платье. Мы никого не встретили на лестнице, что было истинным подарком судьбы, и добрались до парка без происшествий. Принцесса резвилась как девочка, смеясь от радости. Она хотела заставить меня бегать вместе с ней, но я очень боялась, что нас увидят, и поспешила как можно быстрее увести ее под полог леса. Внезапно она успокоилась.
— Герцогиня, — сказала она, — и все же я пришла сюда не для того, чтобы плясать.
— Я об этом догадываюсь, сударыня, вопреки очевидности. Ведь в этом дивном месте есть чем полюбоваться, и луна сегодня вечером светит так ярко!
— Дивные места и луна нам не помешают, но давайте лучше поговорим.
— Сколько будет угодно вашей светлости.
— Скажите, госпожа де Валантинуа, только откровенно, вы меня любите?
— Я считаю этот вопрос излишним, сударыня. До того как стать госпожой де Валантинуа, я была мадемуазель де Грамон, и принцессе Генриетте Английской было угодно называть меня своей сестрой и подругой.
— С возрастом люди порой меняются.
— Разве я давала вам повод так думать?
— Нет, я не могу этого сказать, но в моем положении всегда следует опасаться обмана.
— Сударыня, я ничего не прошу у ее королевского высочества, она сама изволит…
— В таком случае, я вам верю, и мы сейчас дадим друг другу одно обещание.
— Какое? Я заранее согласна.
— Полное, безусловное доверие. Я скажу вам все, и вы ничего не станете от меня скрывать.
— Я клянусь.
— Мы начнем теперь, прямо сейчас. Для того, чтобы вас ободрить, я расскажу вам то, о чем вы и сами бы мне рассказали, а затем открою вам свое сердце. После этого мы отлично поладим. Признайтесь, что вы любите господина де Пюигийема, госпожа герцогиня.
Я и не думала это скрывать: для меня это было столь естественно, эта истина настолько укоренилась в моей жизни, что я просто ответила:
— Да, сударыня.
— Маршал и господин де Гиш знают об этой любви?
— Маршал, разумеется; что касается моего брата, он никогда мне об этом не говорил, но, должно быть, тоже знает.
— А господин герцог де Валантинуа?
— Упаси Боже, сударыня! Он об этом не догадывается.
— Тем лучше. Теперь скажите еще: господин де Пюигийем честолюбив, хочет ли он понравиться королю?
— Больше всего на свете, сударыня.
— Я беру это на себя. Король полюбит графа, и тот станет фаворитом его величества прежде, чем закончится нынешнее путешествие, — можете передать это от меня вашему кузену. Но пусть он пока об этом ничего не говорит; пусть пройдет какое-то время, не привлекайте внимания завистников.
