Дальняя бомбардировочная... Воспоминания Главного маршала авиации. 1941-1945 - Голованов Александр Евгеньевич (книги без сокращений .TXT) 📗
В соответствии со всеми этими переговорами и состоялся полет нашего наркома в Лондон и Вашингтон.
Встретившись с Рузвельтом, Молотов прямо поставил вопрос об открытии второго фронта в Европе, который мог бы оттянуть с советско-германского фронта хотя бы сорок немецких дивизий. [192] Предложения советской стороны встретили со стороны Рузвельта понимание и согласие. Тогда же было составлено и подписано советско-американское коммюнике, содержавшее соображения о неотложных задачах создания второго фронта в Европе в 1942 году. Кроме того, были решены другие вопросы, в частности, о поставках нам по ленд-лизу как военных, так и других материалов, необходимых для ведения войны.
Вернувшись в Лондон, Молотов возобновил переговоры с Черчиллем об открытии второго фронта. Получив снова отказ, нарком сообщил ему о коммюнике, уже подписанном Рузвельтом.
Разумеется, Черчилль не мог допустить, чтобы коммюнике об открытии второго фронта вышло без его участия! В конце концов он придумал такой ход: коммюнике, в которое был включен вопрос о создании второго фронта в Европе в 1942 году, подписал, но тут же вручил советской стороне закрытое письмо, содержавшее такое число оговорок и поправок к коммюнике, которое фактически сводило его на нет.
Политически Черчилль ничего не выиграл, а лишь проиграл.
Три важных документа, подписанные в Вашингтоне и Лондоне, которые нарком иностранных дел привез в Москву, оказали положительное влияние на ход войны, сторицей окупили все перипетии и опасности, связанные с полетом.
Договор с Англией был утвержден специально созванной сессией Верховного Совета СССР.
Надо сказать, что, ко всем прочим сложностям этого полета, возвращавшийся самолет в районе Калинина был атакован своим истребителем, принявшим наш самолет за вражеский. Очередью был сбит радиокомпас и в нескольких местах пробит самолет. К счастью, пострадавших не оказалось. Попытка найти исполнителя атаки, выражаясь военным языком, успеха не имела.
Апрельская и майская распутица не стала камнем преткновения для боевой работы АДД. Части были сосредоточены на аэродромах, где имелись взлетно-посадочные полосы, и хотя было тесновато, но все мирились с временными неудобствами, зная, насколько велика потребность в нашей авиации. За апрель и май мы сделали 2781 боевой вылет, доставили и сбросили своим войскам на западном и северо-западном направлениях более 600 тонн различного груза, из которых более 300 тонн составляли боеприпасы и более 200 тонн — продовольствие. Кроме того, с наших самолетов было десантировано и высажено около тысячи командиров и бойцов.
Задачи, которые мы получали, часто менялись по направлениям. Сегодня, скажем, мы действовали в интересах Ленинградского фронта, а завтра могла быть поставлена задача действовать с максимальным напряжением в интересах Закавказского фронта. [193] Без маневра, переброски частей и соединений на аэродромы нужного направления выполнить подобные задачи было нельзя, а на перебазирования уходило много времени. Пришлось задуматься над тем, как расположить наши части и соединения, чтобы их можно было максимально выгоднее использовать на любом направлении и любом участке наших фронтов, не тратя на перебазирование время, столь ценное на войне. Над этой проблемой пришлось потрудиться довольно серьезно, но у нас были хорошо сколоченные отделы и служба управления АДД, возглавляемые начальником оперативного отдела полковником Хмелевским и главным штурманом подполковником Петуховым. Эти отделы справились с поставленной задачей, и в июне наша авиация расположилась так, что мы уже могли практически почти всеми частями АДД, как мы тогда говорили, «доставать» противника почти на любом участке советско-германского фронта.
Своевременность и необходимость проведенной перестройки подтвердились в самом скором времени. Развитие АДД и ее боевой деятельности шло стремительно. В июне мы сделали уже 3150 боевых вылетов, появились и некоторые новшества.
При бомбежке аэродромов и железнодорожных узлов мы стали применять взрыватели длительного замедления (от двух до двадцати четырех часов).
Это значило, что бомбы, сброшенные с самолета, после их падения и ухода в землю будут взрываться через два, три, пять, десять и так далее часов — до суток включительно. Мы надеялись, что такой прием поможет на более длительное время вывести из строя аэродром или железнодорожный узел, ибо подходить к месту падения бомб, зная, что они в любой момент могут взорваться, не каждому-то захочется. Во всяком случае, проворной быстрой работы по их обезвреживанию при угрозе взрыва не получится.
Я описываю здесь наиболее интересные и характерные методы нашей работы, не детализируя, а излагая их по ходу применения. Очень многое из той, все время меняющейся в зависимости от противодействия противника, тактики взято из предложений наших боевых экипажей, и я уверен, что именно такая система давала нам возможность быстро реагировать на те хитрости и уловки противника, которых в течение войны было немало.
Налеты на аэродромы и коммуникации влекли за собой ощутимые потери у противника и заставляли его принимать все более серьезные меры противодействия. Так, над объектами, подверженными нашим постоянным ударам, стали непрерывно патрулировать вражеские истребители, а на земле — сосредоточиваться большое количество средств ПВО в виде зенитной артиллерии и прожекторов.
Тогда мы внезапно переносили наш удар в другое место, скажем, на более близкие к фронту коммуникации, и били до тех пор, пока там не сосредоточатся все виды противодействия. [194] Затем наш удар переносился на большую глубину, если, конечно, нужно было наносить удары именно на этом направлении, или по фронту, и били опять до тех пор, пока у врага в этом месте не появятся значительные средства ПВО. Также разносили удары и по разным направлениям, отстоящим далеко друг от друга. Проводя эту тактику, мы точно выполняли поставленные перед нами боевые задачи.
Не будучи в состоянии совершать широкие маневры средствами ПВО, да и не имея этих средств в достатке, чтобы надежно прикрыть каждый аэродром или железнодорожный узел, противник стал применять новую тактику — блокировать наши аэродромы отдельными ночными истребителями.
