Дуэль в Кабуле - Гус Михаил Семенович (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗
Чтобы придать своей точке зрения больше убедительности, Дюгамель в заключение писал: «Как только англичане установят свое влияние постоянного характера в Афганистане, не позволительно ли предположить, что они попытаются распространить его на восточные и южные берега Каспийского моря, на Хиву, Бухару и племена Туркмении, чтобы создать для нас трудности и возбуждать врагов, как они это теперь делают с горцами Кавказа?»
Дюгамель, приехавший в Персию с инструкцией Николая покончить со всем, что предпринимал Симонич, защищал его политику как правильную и необходимую! Ибо, ознакомившись с положением дел на месте, Дюгамель увидел, что не следует поддаваться шантажу Макнила и Пальмерстона.
Не сговариваясь с ним, находясь за тысячи километров от Персии и Афганистана, Поццо ди Борго из Лондона тоже советовал не пугаться лондонских угроз:
«Империя, обнимающая весь известный мир, придирается к всевозможным мелочам. Она нарушает покой слабых и не позволяет им наслаждаться их счастьем; но она останавливается перед сильными или старается им вредить мелочными и темными способами. Ввиду таких жалких приемов делать зло, разум, кажется, советует нам оставаться спокойными, умножать свою силу и укреплять свое положение».
В то же время Бернс писал Макнотену:
«Если наша цель обосноваться в Афганистане и передать Шудже номинальное главенство в Кандагаре и Кабуле, то мы преследуем ошибочный курс: все афганцы недовольны шахом, и все магометане возбуждены и взволнованы тем, что происходит; вождь Кабула — человек способный и достойный, и хотя мы можем легко низложить его в пользу Шуджи при нашем нынешнем способе действий, однако этим мы никогда не выиграем на свою сторону афганский народ».
Таким образом, Бернс со своей английской точки зрения подтверждал то, что высказывал Дюгамель, что говорил Виткевич: позиции Англии в Афганистане слабы.
15
Виткевич вторично прибыл в Кандагар в конце октября. Он увидел, что внезапное отступление шаха из-под Герата произвело на сардаров тяжелое впечатление и поставило их в весьма затруднительное положение. Они опасались, что не успеют взять Герат до того, как Шуджа и англичане появятся у Кандагара.
Виткевич доказывал им, что это не может произойти ранее февраля, а до тех пор можно овладеть Гератом, который не выдержит новой осады. Бернс был того же мнения и очень опасался решительных действий Виткевича в Кандагаре. Но если бы даже англичане подошли к Кандагару, говорил Виткевич, то сардары успели бы вернуться. Слова Виткевича и, конечно, привезенные им деньги убедили сардаров, и в конце октября Кохендиль и Рахендиль ханы с шестью тысячами человек и двенадцатью орудиями выступили из Кандагара. Мехардил-хану было поручено привести в порядок укрепления Кандагара, собрать необходимый провиант и следить за движением Шуджи.
Сообщая об этом в рапорте от 23 октября (4 ноября), Виткевич просил побудить шаха отправить на помощь Кандагару 5 тысяч человек пехоты.
«Зная, — писал Виткевич, — сколь важно овладение Гератом кандагарцев под влиянием России, я употреблю все возможные убеждения для достижения этой цели, и, хотя очень трудно бороться с медлительностью сардаров, происходящей частью от беспечности, частью от слабости власти и ограниченности средств, коими они располагать могут, но видя искренность убеждений сардаров в пользе тесного их сближения с Россией посредством мнимой зависимости от Персии, я Совершенно уверен в успехе предприятия. Если до прихода в Кандагар Шуджи Герат будет в руках Кохендиль-хана, англичане потеряют надолго надежду восстановить здесь свое влияние, в противном случае мы лишимся возможности сбывать произведения наших фабрик в Средней Азии, не говоря о влиянии англичан на северо-восточные границы Империи».
В заключение Виткевич сообщил, что пробудет в Кандагаре еще месяца полтора и будет собирать сведения о движении Шуджи и англичан и о делах Кабула.
Кохендиль-хан двигался вперед, к Себзевару, и в первых стычках с отрядами Камрана одержал верх над гератцами.
Дост Мухаммед послал гонца с бумагами в Тегеран. Разбойники в пути ограбили и отослали бумаги в Герат. А в них эмир писал, что он намерен послать в Россию старшего сына с просьбой принять Кабул «под совершенное распоряжение российского императора».
Виткевич был очень встревожен, так как бумаги эмира, доставленные в Герат, в конечном итоге попали в руки англичан.
По совету Виткевича Кохендиль-хан послал эмирам Синда копию договора с Персией, советуя им отказаться от предложений, которые им делали Бернс, Массон, Поттинджер.
Из Шикарпура Виткевич получил сведения, что зимой англичане не могут предпринять никаких действий против Афганистана.
24 ноября (5 декабря) Виткевич написал Симоничу (он еще не знал о его замене Дюгамелем):
«Сардары Кандагара, овладев Гератом, предполагают отправить через Тегеран к императорскому дворцу младшего из братьев сардара Мехардил-хана, уполномочить его заключить трактат и признать над собой владычество государя императора и просить назначить в Герат и Кандагар российских резидентов».
В середине декабря Виткевич покинул Кандагар и отправился в Феррах к Кохендиль-хану. Там он получил предписание Дюгамеля и вернулся в Тегеран.
Деятельность Виткевича в Кабуле и Кандагаре навлекла злобу и ненависть англичан, через своих агентов знавших о каждом его шаге. И им удалось добиться от Николая полного отказа от оказания помощи Афганистану в борьбе за независимость и единство.
Виткевич был отозван.
Его врагам этого было мало…
16
Макнил с чинами посольства в Лондон направился через Россию. В Петербург он прибыл в конце февраля.
Маркиз Кланрикард познакомил Макнила с нотой Пальмерстона и русским ответом.
— Великолепно! — воскликнул Макнил. — Лорд Пальмерстон писал мне, что мы прижали Россию к стене. Я вижу, что здорово прижали… И жать, жать, жать!
Рассказывая Кланрикарду о событиях в Персии и Афганистане, Макнил упомянул о Виткевиче.
— Этот поляк — опасный и зловредный противник. Симонич — хвастун, а Викович — человек дела. Он переиграл Бернса в Кабуле, и мы еще будем иметь с ним немало хлопот.
— Нессельроде показал мне депешу Дюгамеля об отзыве этого поляка.
— Что ж из того! Не будет его сегодня в Афганистане — завтра появится еще где-нибудь, чтобы пакостить нам. Нет, повторяю, — он опаснейший враг.
Вице-канцлеру Николай приказал обязательно встретиться с Макнилом.
— …Замыслам англичан против нас нет меры, хоть мы и сделали все, чтобы не могли придираться к нам… Этот Макнил, видно, тоже большой задира… Так надобно охладить его пыл, чтобы он в Лондоне не подливал масла в огонь.
Разговор этот происходил после того, как Нессельроде передал царю перевод письма Дост Мухаммеда к Симоничу с просьбой о защите и депешу нового русского посла в Тегеране Дюгамеля, в которой он предупреждал, что Россия потерпит большой ущерб, если оставит Дост Мухаммеда на произвол судьбы и допустит Англию завладеть Афганистаном.
Прочтя эти документы, Николай с досадой отбросил их. Он отлично понимал, что Дюгамель прав… Но что же было делать? Чтобы не уступить на берегах Босфора, пришлось уступить в Афганистане.
И он приказал Нессельроде обласкать Макнила.
Вице-канцлер принял британского дипломата с утонченной вежливостью, познакомил его со своими депешами в Лондон, заверяя, что недоразумения — а это только недоразумения, не больше! — окончились, выразил убеждение, что мир и согласие между Россией и Англией выгодны обеим державам.
Макнил на это сказал, что у Англии достаточно средств, чтобы самой отстоять свои интересы.
— Мы как щепку отбросим со своего пути этого жалкого кабульского эмира! Силы Великобритании безграничны, и не Дост Мухаммедам с нею тягаться…
Вице-канцлер выразил надежду, что британское правительство освободит остров Карак и восстановит дипломатические отношения с Персией, поскольку шах отступил от Герата.
