Государев наместник - Полотнянко Николай Алексеевич (прочитать книгу .TXT, .FB2) 📗
Другие заботы занимали окольничего, в мыслях он был уже на Москве, до открытия Земского собора оставались считаные дни, и, прибыв в Синбирск, Хитрово немедля собрался и в сопровождении Васятки отправился в столицу. Дьяк Кунаков, оставленный синбирским воеводой на время, провожал окольничего до речки Сельдь. Дальнейший путь Хитрово лежал через Ардатов на Владимир и Москву.
После участия в Земском соборе, известном тем, что на нём было принято Уложение, ряд статей которого окончательно закрепили крепостное право в России, Хитрово испросил у государя длительный отпуск и несколько месяцев посвятил устройству своих вотчин, число которых постоянно росло: жаловал окольничего царь, и он сам вёл куплю-продажу своих сел и деревень, с неизменным прибытком своей казны. В июле 1649 года Богдан Матвеевич был поставлен во главе Челобитного приказа, затем в июле 1651 года ему был доверен один из важнейших приказов – Земский, ведавший делами стольного града, ещё не конца успокоенного после кровавых событий Соляного бунта.
В Земском приказе, размещавшемся возле Московского кремля в громадной избе, где рядом с крыльцом и на земляной крыше стояли по две всегда готовые к бою пушки, решались самые важные вопросы городской жизни: надзор за мерами веса и объёма товаров, продаваемых на бесчисленных московских торгах, уплата с них пошлин, запись всех домов и земельных участков, какие в Москве продаются и покупаются, сбор налогов на жильё, воротные, мостовые, крепостные деньги, надзор за общественным порядком на улицах.
С именем Хитрово связано устройство Новой Немецкой слободы. Иностранцы проживали в Москве издавна. При Василии III они были поселены отдельно от русских в Замоскворечье, где им, в отличие от москвичей, разрешалось пить вино, поэтому это место называлось Налевки. В Смуту иностранцы расселились по всему городу. «Московиты относятся терпимо и ведут сношения с представителями всех наций и религий, как-то: с лютеранами, кальвинистами, армянами, персиянами и турками», – отмечал Олеарий в своём «Путешествии в Московию». Добавим, что русские нетерпимо относились к иудеям и католикам. Наиболее благожелательными были отношения с лютеранами и кальвинистами, те имели в Белом городе две церкви, но в начале 1640-х годов произошло несколько событий, которые вызвали недовольство государя и патриарха.
Лютеране потеряли церковь из-за ссоры и драки женщин, споривших о первенстве. Немецкие офицеры женились на купеческих служанках, а те, став жёнами капитанов и поручиков, уже не хотели сидеть ниже своих барынь, которым уступать своим бывшим служанкам показалось постыдным. Началась ссора, переросшая в драку. На беду мимо церкви проезжал патриарх. Он приказал сломать лютеранскую кирху, и какое-то время у лютеран церкви не было. Кальвинисты начали строить свой храм, но действовали без разрешения, и его сломали тоже.
Многие иностранцы, прижившись в Москве, стали носить русскую одежду, из чего произошла неприятность. Патриарх, благословляя народ, вышел из собора. Все православные стали на колени, однако несколько человек остались стоять, поскольку они иностранцы. Сразу же вышел запрет иностранцам одеваться в русские платья. После этого немцам запретили носить русскую одежду.
Со временем начали поступать челобитные, что немцы, живущие в городе, купили самые лучшие и большие площади из приходских земель и лишили-де попов их доходов. Царь, чтобы не обострять положения с иностранцами, издал строгий приказ: «Кто из немцев хочет перекреститься по русскому обряду, тот пусть останется жить в городе, но кто отказывается поступить так, тот обязан в течение короткого времени вместе с жилищем своим выбраться из города за Покровские ворота, в Кокуй…» Это место нарекли Новой Немецкой слободой. Здесь каждому по его личному состоянию выделялась земля. Ответственным за возведение новой слободы был назначен окольничий Богдан Хитрово, видимо государь учёл его предыдущую службу на строительстве Синбирска.
Земли для иноземцев, примерно на четыреста дворов, были отведены на берегу Яузы. Участки раздавались бесплатно. Во время этой работы Богдан Хитрово близко познакомился с иностранными специалистами, которые стали жить на Кокуе: оружейниками, мастерами пушечного дела, ювелирами, врачами. Он присматривался к обустроенному быту иноземцев, к их способности сообща решать важные вопросы жизни общины.
Царь Алексей Михайлович легко сходился с людьми верующими, а если они ещё имели высокий духовный сан, то к их мнению он прислушивался с сугубым вниманием. Взойдя на царство, государь познакомился с игуменом Кожеозёрской пустыни Никоном (Никитой). Вскоре Никон становится настоятелем Ново-Спасского монастыря в Москве, где была родовая усыпальница Романовых. Царь и Никон стали часто встречаться, потому что Алексей Михайлович был из породы таких сердечных людей, которые не могут жить без дружбы, всей душой привязываются к людям, если они нравятся им по своему складу, – вот он и приказал новоиспечённому архимандриту Никону приезжать для беседы каждую пятницу во дворец. За короткое время Никон сделал стремительную карьеру: в 1652 году царь и окружающие его со слезами стали упрашивать Никона, уже Новгородского митрополита, не отказываться от патриаршего престола. Никон согласился, но с условием, если царь, бояре, священный собор и все православные будут слушаться Никона «яко начальника, пастыря и отца краснейшего». Требуемая клятва была дана.
Это было трудное для русского православия время. В 1649 году Иерусалимский патриарх, присмотревшись к нашим богослужебным обрядам, указал царю и патриарху на многие «новшества». Нужно было немедленно приводить всё в канонические рамки, и тут-то и пошли разногласия, которые в конце концов привели к расколу. Никон, став патриархом, начал именовать себя «великим государем» и «собинным» другом царя. Это позволило ему провести церковную реформу быстро и решительно. Уверовав в свою силу, Никон почёл себя ровней царя, и часто любил порассуждать о преимуществах церковных государей над земными владыками.
Тем временем царь Алексей Михайлович повзрослел, возмужал, и его чувства к «собинному» другу начали тускнеть, хотя тот возносился всё выше и выше. Он стал крупнейшим феодалом в стране, имел свой особый патриарший двор, мало-помалу Никон встал в центре не только церковного, но и государственного управления. Бояре в деловых отношениях с патриархом именовали себя перед ним, как перед царём, полуименем (например, в грамоте: «Великому государю святейшему Никону патриарху… Мишка Пронский с товарищами челом бьют…»). Сам Никон величал себя «великим государем», в грамотах писал своё имя рядом с царским.
Бывший мордовский крестьянин забыл, что всё его влияние основывается не на законе и не на обычае, а на единственно благоволении к нему Алексея Михайловича. Царь в силу своего тишайшего характера неизвестно сколько терпел бы его выходки, но помог случай.
Приезд иноземных послов, тем более государей, а Теймураз был царём Кахетии, вызвал в Москве оживление, как среди простого люда, так и среди знати. Власти не препятствовали этому, показывая многолюдство государства. На случай приёма гостей все те, кто находились в ближайшем от них окружении, получали дорогую одежду, драгоценные украшения из государевой казны. Каждому придворному было определено его место во время дипломатического приёма. За этим следил специально назначенный думский чин. Окольничий Богдан Матвеевич Хитрово очищал путь царевичу; он это делал по известному обычаю, наделяя палочными ударами тех, кто слишком высовывался из толпы; случилось, что попался ему под палку патриарший дворянин князь Мещерский. «Не дерись, Богдан Матвеевич! – закричал дворянин. – Ведь я не просто сюда пришёл, а с делом». «Ты кто такой?» – спросил окольничий. «Патриарший человек, с делом посланный», – отвечал дворянин. «Не чванься!» – закричал Хитрово и с этими словами ударил его в другой раз по лбу.
Дворянин побежал жаловаться к патриарху, и тот своею рукой написал царю, прося разыскать дело и наказать Хитрово. Алексей Михайлович ответил также собственноручной запиской, что велит сыскать и сам повидается с патриархом. Но события развивались по другому пути. Через несколько дней к патриарху пришёл князь Юрий Ромадановский и от имени царя запретил ему называться «великим государем».
