Флэшмен в Большой игре - Фрейзер Джордж Макдональд (читать хорошую книгу .txt) 📗
А потом он заблудился.
— Это чертовски напоминает Кайзер-баг, — сказал мой поводырь и провалился в сточную канаву.
Я вытащил его, он побрел было куда-то в темноте и вдруг, к моему ужасу, остановил какого-то старика, интересуясь у него, где мы находимся. Тот ответил: «Джангли Гандж», — и заторопился прочь, подозрительно оглядываясь на нас. Каваноу остановился, почесал затылок и сказал, что этого не может быть.
— Если это Джангли Гандж, — пробормотал он, — тогда где же, к дьяволу, Мирза Кера, скажите на милость? Вот что я скажу тебе, Флэшмен, просто этот старый клоун абсолютно не знает, где находится — не знает и все.
После этого мы снова двинулись в темноту — два дерзких и отчаявшихся человека, выполняющих жизненно важную и секретную миссию, как вдруг Каваноу громко расхохотался и сказал, что все в порядке, что он наконец знает, где мы находимся: это должно быть сады Мулви Дженаб, так что сейчас нам следует принять влево.
Мы так и сделали, уткнувшись вскоре в Хайдар-канал — по крайней мере, Каваноу сказал, что это место так называется — а он хорошо это знает, так как побывал здесь уже дважды — и тут он свалился в воду, проклиная все на свете. Когда он наконец выбрался, то буквально кипел и пенился, ругая инженеров за то, что они всучили ему негодную карту Лакноу, но что мы все равно должны были перебраться через канал, а после забирать влево, пока не упремся в дорогу на Канпур. «Эта чертова дорога должна быть где-то здесь!» — кричал он и выглядел таким уверенным в этом, что я немного подавил в себе зародившуюся было тревогу, и мы пошли дальше. Каваноу то и дело спотыкался и через каждые два шага останавливался, чтобы уставиться во тьму, вопрошая: «Как думаешь, этот сад может быть Чар-багом? Нет, нет и нет! И все же может быть. А? Как думаешь, Флэши?»
Полагаю, вы догадываетесь, что было дальше; нам пришлось так бродить несколько часов и в конце концов стало ясно — мы снова оказались перед губернаторской резиденцией. Каваноу то и дело терял свои шлепанцы, и всякий раз мы должны были останавливаться и обшаривать каждый дюйм, пока он не находил их. Его ноги были разбиты и он давно бросил свой щит, но все же был непоколебимо уверен в том, что все наши блуждания — из-за ошибки старика, у которого он спрашивал дорогу. Потом ирландец подумал, что нам нужно повернуть направо, мы так и сделали и вскоре обнаружили, что блуждаем по Дилкуша-парку, набитому артиллерией панди.Тут даже я догадался, что мы сбились с пути и Каваноу наконец был вынужден признаться, что он таки допустил ошибку, но подобные недоразумения случаются достаточно часто. Нам нужно было двигаться на юг, что мы и попытались сделать, и я спросил крестьянина, сидящего у своих грядок, не проводит ли он нас к Алам-багу. Он ответил, что слишком стар и слаб для этого, на что Каваноу уже не выдержал и заорал на него. Старик-крестьянин, испуганно вскрикнув, бросился бежать, залаяли собаки и нам тоже пришлось спешно ретироваться. При этом Каваноу умудрился со всего маху влететь в терновый куст. (Это так же, как он отметил, было одним из «Деяний, спасших империю» — так написано во всех книгах.)
Этот парень просто без конца притягивал к себе неприятности. Выбирая путь, он избрал именно тот, что привел нас прямым ходом в лапы патруля панди,и мне пришлось объясняться, сказав, что мы бедные люди и идем к нашему другу Умруле, сказать, что британцы убили его брата. Когда мы вошли в деревню, то стоило мне только отвернуться, как он забрел в хижину и, нащупывая путь в темноте, схватил за бедро спящую женщину. К счастью, она была слишком испугана, чтобы кричать, и нам удалось убраться. А потом он вдруг завопил:
— Это Джафирабад, я уверен в этом. А это Салехнагар, да это он. — Затем последовала пауза и: — Ну, я так думаю.
А кульминацией всего действа стало то, что мы увязли в болоте и около часа барахтались в грязи, причем Каваноу опять было прекрасно слышно. Мы снова и снова погружались в жидкое месиво, прежде чем нам удалось выбраться на твердую землю. Тут я заметил неподалеку дом, в верхнем окне которого горел огонек, и настоял на том, чтобы Каваноу отдохнул, пока я попытаюсь разобраться, где мы находимся. Он согласился, сыпля богохульствами, поскольку остатки своего благочестия, по-видимому, окончательно растерял в болоте.
Я подошел к дому и кто же сидел у окна? Милейшая смуглая девушка, которая сказала, что мы находимся неподалеку от Алам-бага, но что сюда идут британцы, так что все люди убежали. Я поблагодарил ее, скрывая радость и она лукаво глянула на меня поверх подоконника:
— Ты очень промок, Большой человек. Почему бы тебе не пройти в дом, не обсохнуть и отдохнуть, пока я высушу твою одежду? Всего пять рупий.
«Клянусь святым Георгом, — подумал я, — а почему бы и нет?» Я устал, чувствовал себя разбитым и так долго мучился — сперва из-за осады и холеры, а теперь — с этим проклятым ирландцем, заставившим меня искупаться в болоте. Именно это мне сейчас и было нужно, так что я вошел в дом, и тут спустилась она — вся такая круглолицая, смуглая, сияющая, хихикая в свой чарпойи колыхая грудью перед самым моим носом. Я схватил девчонку в объятия, почти крича от обрушившегося на меня урагана желания, и в мгновение ока проволочил ее по комнате, в стиле конной артиллерии, а она в это время визжала и приговаривала, что за пять рупий я не должен быть таким нетерпеливым. Но я был именно таким и успел закончить это приятное дело как раз, когда продрогнувший Каваноу появился под окном, пытаясь на своем ужасном урду узнать, где я и чем вызвана такая задержка?
Я высунулся наружу и взял у него пять рупий, объяснив, что это плата больному старику, у которого я расспрашивал дорогу. Он проглотил это, так что я вернулся в комнату, натянул свои мокрые лохмотья, поцеловал на прощание мою хихикающую Далилу [175]и, пожелав ей доброй ночи, вышел из дома, снова готовым к любым испытаниям.
Дальнейшая дорога заняла у нас еще около двух часов, так как Каваноу устал до полусмерти, и к тому же нам приходилось то и дело прятаться в тени деревьев, избегая попадаться на глаза крестьянам, которые двигались к Лакноу. Я уже начал беспокоиться. Так как взошла луна и было ясно, что до рассвета уже недалеко; если придется двигаться дальше при дневном свете, с бледным, как призрак Каваноу, то нам конец. Я проклинал себя за то, что потратил столько времени, кувыркаясь с девчонкой, когда нам нужно было двигаться дальше, — о чем я только тогда думал? И знаете, я вдруг понял, что во время моих похождений с Каваноу, пока мы блуждали в поисках нужной дороги, пока его то и дело приходилось выуживать из луж, каналов и болот, — за всем этим я и забыл о серьезности всего предприятия. Очевидно это случилось от того, что я еще не вполне пришел в себя после болезни, но мне даже удалось забыть о своих страхах. Зато теперь они вернулись с новой силой; я был изможден почти так же, как мой спутник, в голове у меня все плыло, а последнюю милю я, должно быть, проковылял, словно в полусне, поскольку следующее, что я помню, были бородатые лица, преградившие нам путь и солдаты в голубых мундирах и белых пуггари. «Девятый уланский…» — подумал я.
Затем какой-то офицер схватил меня за плечи и, к моему удивлению, это оказался Гауг. Которому я в свое время подносил бренди и сигары на веранде в Мируте. Он не узнал меня, но сразу вцепился в нас и доставил в лагерь, где пели горны, разъезжали кавалерийские пикеты, перед штабом поднимали флаг, и все это выглядело так живо, упорядоченно и безопасно, что хотелось просто плакать от облегчения. Однако весь этот замечательный вид сразу померк в моих глазах на фоне костистой фигуры, стоящей перед штабной палаткой и сурового морщинистого лица под помятым шлемом. До этого я не видел Кэмпбелла вблизи со времен Балаклавы. Это был уродливый старый дьявол, обладающий чертовски острым языком и чувством юмора могильщика, но я никогда еще не видал человека, чье присутствие заставляло бы почувствовать себя в большей безопасности.
