Калифорнийская славянка - Грязев Александр Алексеевич (читать книги полностью .TXT) 📗
– Батюшка, – сказал он – дозволь слово молвить.
Отец Никодим глянул на Фёдора несколько удивлённо.
– Да кто же тебе запрещает, брат Фёдор? Говори, с чем пришёл.
– Так это,… – подбирая слова, молвил рудознатец. – Жениться я, батюшка, надумал.
– Ну что же… Дело это богоугодное. Приходи с невестой, когда храм построим… А кто она, невеста? – заинтересовался отец Никодим. – Мы, вроде, наших девок сюда не брали.
– Она из местных… Так что некрещёная невеста-то. Вот она. С собой привёл, Феней звать.
Из-за спины Федора выглянула, а затем вышла индеанка, почти что голая, лишь в одной повязке вокруг тёмнокожих бёдер.
– А-а, – заулыбался отец Никодим. – Как же я сразу не догадался. Конечно, конечно, сперва окреститься ей надобно, потом приодеться, да и под венец. Платье для неё найдем. А она-то согласна ли?
– Согласна, согласна. Мы уже и у вождя ихнего были, и у Ивана Александровича Кускова я разрешения спрашивал. Всё по согласию.
– Тогда завтра и приходите в нашу походную церковь, – кивнул отец Никодим в сторону стоявшей рядом палатки, над которой возвышался православный крест. – Окрестим твою невесту. А храм достроим, тогда и обвенчаем. Согласна ли? – спросил отец Никодим девушку.
И хотя она ни слова не поняла, но заулыбалась и закивала головой.
– Федья мой, Федья мой.
– Да твой я, Феня, твой… Никуда теперь не денешься…
…После многотрудного дня Алёна и Иван сидели, обнявшись, в палатке рудознатцев, у входа которой снаружи устроилась прямо на земле Манефа.
– Я так тебя ждала, Ванечка, так ждала, – говорила Алёна. – Надеялась и молилась.
– А я искал тебя повсюду. У всех мореходов, которые к нам в Ново-Архангельск заходили, спрашивал. И тоже молился, Алёнушка.
– Вот Господь и услышал наши молитвы. Ведь это просто чудо – так нам повстречаться. Такое бывает только по велению Божьему.
– Всё так, Алёнушка, – согласился Иван. – Сказано ведь в Писании, что пути Господни неисповедимы… Теперь нам думать надобно, как вместе быть и больше никогда не разлучаться.
– А я уже придумала, Ваня, – вдруг сказала Алёна.
– Придумала? – удивился Иван. – А ну, сказывай немедля!
– Тятенька мой ушёл с продуктами на «Чирикове» домой в Ново-Архангельск.
– Знаю. Ну и что?
– Иван Александрович Кусков мне сказывал, что тятя сюда опять придёт в августе. Загрузит здесь провизии и пойдёт на Гавайские острова. Тамошний король давно зовёт его через иностранцев компанейских. Много соли обещал дать. А оттуда тятя опять в Ново-Архангельск пойдёт.
– Ну и что же? – всё ещё не понимал Иван.
– Как что, Ваня! Мы с тятей пойдём на те острова, потом на Ситху. Мне охота маменьку повидать, да брата с сестрицей. Я по ним соскучилась, да и тятеньку тут не увидела.
– А как же твои индейцы? Как ты с ними расставаться будешь?
– Я стариков с шаманом соберу и скажу им, что меня отец мой, а для них бог морской, обратно к себе зовёт. И уйду опять в океанские волны. Это для них понятно будет.
– А для нас? Где нам-то быть с отцом твоим?
– Все просто, Ваня… Ты меня где-нибудь за скалой на баркасе ждать будешь и на судно тятино доставишь… Хорошо я придумала?
– Куда как добро. Но что мы с тобой в Ново-Архангельске делать будем?
– Опять сюда придём. Здесь мне больно уж понравилось.
– Мне тоже место сие по душе пришлось. А ежели увидят тебя здесь индейцы твои?
– Тогда у меня будет другая жизнь, Ванечка. С тобой. И у них тоже, с новым вождём. Да и далеко они от нас жить будут. Времени же много пройдёт, и все изменится. Но, главное, что они под защитой наших людей будут. Лучшего я им дать ничего не могу.
– Всё так, Алёна. Только вот как дело-то мое рудознатское? Ты об этом подумала?
– А как же. Конечно подумала. За тебя тут твой помощник Федя останется. Мы о том с Иваном Александровичем договоримся, я думаю.
– А Манефа? Что с ней будет?
– Она тут, в крепости жить останется. Может замуж тут за кого выйдет. Может, на Кадьяк захочет вернуться – дело её. Она свободна.
– Какая ты у меня ладная да рассудительная.
– Потому, что люблю тебя, Ванечка. И не хочу больше с тобой расставаться.
– И я тоже, Алёнушка…А не забыла ли ты, что мы с тобой недовенчались?
– Как такое забыть можно, Ваня. Потому ты завтра к отцу Никодиму пойдёшь, поговоришь о нас.
– Вот скоро церковь достроят, тогда и обвенчаемся. С батюшкой уже и Фёдор говорил. Тоже венчаться хочет с невестой из местных индейцев.
– Вот здорово! Сразу две пары под венец. А, может, и больше будет. Дай-то, Господи, чтобы всё так случилось.
Глава десятая
Двухсаженной высоты стены из заострённых брёвен, плотно прижатых друг к другу, башни с пушками, широкие ворота, и тоже с пушками по обе их стороны, дом правителя, казармы для промысловиков, церковь с колокольней – всё это и есть русская крепость на калифорнийском берегу Великого океана. Строительство новой оседлости велось все летние месяцы восемьсот двенадцатого года, и к последним дням августа она была готова. Да ещё за стенами её был разбит большой огород и распахано такое же большое поле.
В крепости много народа: русские, алеуты, индейцы. Все они веселы и довольны делом рук своих, и все в ожидании главного события сегодняшнего утра – открытия нового форта, у которого пока даже и названия нет.
А в доме Ивана Александровича Кускова собрались в этот час его ближние люди: Сысой Слободчиков, недавно пришедший с острова Ситхи, Тимофей Тараканов, Иван Лихачёв с Алёной, отец Никодим с матушкой Верой и сам Иван Александрович с супругой своей Екатериной Прохоровной.
– Ну что, други мои, – заговорил Кусков. – Начнём вершить дело наше… Благослови, отец Никодим.
– Господь благословит, – ответил батюшка и крестным знамением осенил Кускова.
Тот взял свой картуз, положил в него свернутые в трубочки бумажки, перемешал их рукой и вытряхнул на небольшой столик перед иконой Спасителя.
– На одной бумажке написано мною «Славянск», – сказал при этом Кусков. – На другой – «Росс»… А теперь – помоги, Господи…
Иван Александрович перекрестился и взял одну из бумажных трубочек. Затем развернул её и громко произнёс:
– Росс! Слава тебе, Господи! Крепость наша отныне называется Росс! Форт Росс!
После сего Кусков вместе с бывшими с ним людьми вышел на крыльцо своего дома и прошествовал к середине крепостной площади, где стояла врытая в землю высокая мачта.
Народ окружил Ивана Александровича, и отца Никодима. Батюшка прочитал молитву, потом окропил святой водой русский флаг, закреплённый на шнуре мачты. Затем Кусков обратился к стоявшим вокруг него людям:
– По воле Спасителя крепость наша отныне зовётся Россом. Крепость Росс! Форт Росс! Наша русская оседлость на калифорнийском берегу. Запомним, други мои, и потомкам нашим передадим, что в тридцатый день августа восемьсот двенадцатого года мы подняли здесь русский флаг как знак того, что Отечество наше – мать Россия, утвердилось на сих американских берегах. И трудиться здесь и жить будем мы для пользы Отечества нашего и всех племён и народов, землю сию населяющих. Так что с Богом, братцы!
Кусков подошёл к мачте, потянул за тонкую, но крепкую бечеву, и флаг с двуглавым орлом стал медленно подниматься вверх по шесту. Тут же ухнули пушки, салютуя флагу, зазвенел колокол на колокольне церкви Святой Троицы. Люди стреляли из ружей, кричали «ура!» и обнимались: всеобщее ликование охватило всех.
Когда флаг утвердился на мачте, Кусков вновь поднял руку, прося тишины.
– А теперь я, коммерции советник Кусков, имею честь по воле его императорского величества наградить друзей и соседей наших, вождей здешних племён коренных жителей Америки медалью «Союзные России»… Первому я вручаю медаль сию другу нашему вождю мивока Валенилле!
